Выше ноги от земли

5 причин купить

1. Вне жанров. Роман «Выше ноги от земли» сочетает в себе элементы многих жанров: психологического романа, детектива, мистического триллера. Это текст, который пугает, развлекает, озадачивает — и неизменно увлекает.
2. Большая проза. Книга Михаила Турбина — медленное чтение для любителей классического романа. Безукоризненный язык, точно найденные слова, мастерски выстроенный сюжет и внимание к деталям делают писателя продолжателем традиций как Тургенева и Чехова, так и Ремарка и Хемингуэя.
3. Реализм и мистика. В романе есть место мистике: неожиданные явления, озарения, встречи героя показывают, что граница между миром познанного и непознаваемого легко проницаема.
4. Книга о главном. Семья, любовь, самореализация — роман Турбина затрагивает главные для любого человека сферы жизни, не показывая преимущество одних над другими. Это книга о том, что счастье и душевный покой достижимы, даже если порой кажется, что это не так.
5. Экранизация. Динамичный сюжетный роман с яркими героями лег в основу сериала, который в скором времени появится на экранах. Права на экранизацию были проданы еще до публикации книги.

Пресса об авторе

«Невероятная, тонкая, психологическая драма, которая срывается то в детектив, то в триллер, оставаясь при этом абсолютно в русле классического русского романа».

Марина Степнова

«Это крепкий, хорошо написанный роман, исполненный чуткого краткого слога. У Михаила Турбина есть поразительное чувство слова. Притом — единственного. Текст лаконичен, поджар, выверен, а в строго нужных местах он расцветает верно подобранным словом».

Антон Осанов

Цитаты

«А Руднев, он молча глядит на ребенка. Следует за ним по пятам. И все дальше влечет Илью в теплый сон. Нет гадкого запаха анестетика, нет многоглазой операционной лампы, вместо нее — низкое солнце. И мальчик с удочкой на плече весело идет под тем солнцем. Вдалеке, над полем растекается озеро. Вода слепит, и малыш морщится. Он оборачивается. В пушистом контуре горящих волос Руднев видит радостный детский лик. „Туи‑туи, папа. Туи‑туи!“ — говорит мальчик».

«Саша встала перед диваном на колени и поцеловала его запястье. Эта нежность была ярка, как вспышка фотоаппарата. И линия плеча, исчезающая в тени тяжелых прядей, и непрочная цепь позвонков — весь ее печальный образ навсегда остался с ним, как нетленный снимок. Когда Илья вновь открыл глаза, Саши уже не было рядом. Музыка доиграла, из динамиков напряженно шипел ток».

«Когда‑то Илье мечталось поджечь проклятый дом и посмотреть, какой высоты будет пламя! Теперь, спустя годы, и в особенности последний год его жизни, он был готов прийти на пепелище, потушить тлеющие угли, законопатить двери и больше не выходить в мир, не слышать никаких других звуков, кроме тех, что звучат внутри него. Вдруг дом сделался для Руднева тихой и единственной обителью. Он скучал по вновь обретенной тишине, наполненной не мыслями о сыне и жене, а давно потерянными воспоминаниями. Ночами Руднев все же слышал в комнатах детские шаги и спрашивал себя, хочет ли он, чтоб они принадлежали Ване».

«Руднева накрыло ощущение незавершенности жизни. Той самой жизни во всём её непостижимом многообразии, в прелести и мерзости, справедливости и подлости, в гневе, любви, свете, радости, горе, во всех её формах и цветах, звуках и молчании, движении и покое — вдруг эта жизни, от которой он отрёкся, вернулась, затопила сердце и полилась из глаз».

«В город он заехал с первой звездой. Тополя с белыми крашеными животами — ф! ф! ф! — мелькали по сторонам и приятно шепелявили. Шепелявили, как Костин голосок. Город тусклый, город жалкий, готовился к зимней спячке. Выпадет снег, завернут морозы, город уснет и проснется через полгода. А до того — терпи всяк в нем! Жди весны, если можешь дождаться».