Редакция Елены Шубиной на «non/fictioNвесна»

Международная Ярмарка интеллектуальной литературы «Non/fiction Весна» проходила с 6 по 9 апреля в «Гостином дворе» в Москве. «Редакция Елены Шубиной» приняла участие в событии и подготовила специальную программу творческих встреч, дискуссий и презентаций новых книг к 15-летию издательства. Читайте репортаж об участии авторов РЕШ в ярмарке Non/fiction.

Презентация книги Шамиля Идиатуллина «До февраля». Модератор — Полина Бояркина

Шамиль Идиатуллин — дважды лауреат премии «Большая книга», прозаик и журналист, мастер самых разных жанров: автор реалистических романов «Город Брежнев» и «Бывшая Ленина», мистического триллера «Убыр», этнофэнтези «Последнее время», романа «Возвращение „Пионера“» и сборника «Всё как у людей» (последние два — просто фантастика).

Модератором презентации новой книги Шамиля Идиатуллина «До февраля» выступила Полина Бояркина — литературовед, главный редактор журнала «Прочтение».

Россия, провинция, осень 2021 года. Местной власти потребовалось срочно возродить литературный журнал «Пламя». Первокурснице Ане поручают изучить архив журнала — и там, среди графоманских залежей, юный редактор находит рукопись захватывающего триллера, написанного от лица серийного убийцы. А вскоре выясняется, что описанные в тексте убийства вовсе не выдуманы.

Шамиль Идиатуллин:

Книга выросла из сценария, а сценарий — из сценарной заявки, состоявшей из двух строк. «1980 год, Москва, журнал „Юность“. Молодая девушка-стажер работает в журнале и натыкается на архивные материалы дел об убийствах». Я перенес действие в настоящее и с удовольствием начал писать. Получился исторический роман про 2021 год.

Если я начал писать рукопись и не закончил, я не смею зваться профессионалом. Писать нужно до финальной точки.

Всегда есть четкий план книги, но по ходу написания он меняется. Первая глава всегда такая, как я её заранее придумал. Последняя глава всегда абсолютно не такая, как я придумал. А ключевая сцена просто не влезла.

Я пишу, потому что мне интересно, как же закончится история, которая посетила меня как идея.

Книга — это вещь в себе, которая не имеет смысла, пока нет читателя. Из всех читателей я лучше всего знаю себя, поэтому пишу в первую очередь так, чтобы было интересно мне. А остальные становятся невольными жертвами этого процесса.

Автор должен свой текст раз 8-9 перечитывать, редактировать, и к концу проекта писатель уже устает от своей книги. Я перечитываю свои книги только, когда книга переиздается. И тогда даже удивляюсь, как же хорошо написано! Есть у меня в той или иной степени синдром самозванца.

Читатель всегда прав. Но главное, чтобы он честно дочитал книгу и сделал собственный вывод.

Странно писать книгу, которая тебя никак не касается. Большая часть героев «До февраля» списана с людей из моего ближайшего окружения: друзей, коллег, семьи. Но с кого именно списан персонаж маньяка, я не скажу.

Ты знаешь только себя, но даже и себя, как оказывается, ты знаешь не до конца. И целенаправленно влиять своими книгами на других людей глупо, потому что других людей ты тем более не знаешь. В какую точку надавить? Чем? Как? Результат непредсказуем. Но опосредованно книги, безусловно, влияют, и зачастую мы не понимаем, что именно нас зацепило и как именно мы изменились после прочтения.

Я не люблю ничего навязывать людям. Если читатели извлекут полезные и важные мысли из моих книг, я буду рад. Ведь писатели, как и все люди, несут ответственность перед обществом.

Любая книга должна быть интересной историей, которая эмоционально тебя вовлекает, заставляет читать быстро-быстро, а в конце позволяет прочувствовать яркую эмоцию. Прекрасная книга затем еще заставляет тебя недели две терзаться вопросами и снова и снова возвращаться мыслями к прочитанному. А идеальная книга вдобавок заставляет тебя страдать и морально терзаться новыми мыслями и идеями, а в конце еще и вынуждает перечитать себя.

Когда я пишу, мне приходится отказываться от простых решений и постоянно хватать себя за руку, потому что пишу я очень быстро. Чтобы на выходе была проза, которую я уважаю и сам люблю читать.

Когда я пишу, я не читаю любимых авторов, чтобы случайно не начать подсознательно надевать на себя их маску. То есть, когда я пишу, я не читаю то, что мне нравится. Но документальные материалы для исследования темы моей текущей книги мне читать, конечно же, приходится.

Ася Володина, Михаил Турбин. Дискуссия «Сюжеты нового поколения». Модератор — Ольга Брейнингер

О чем пишут современные молодые авторы? Писатели Ася Володина и Михаил Турбин обсудили, какие сюжеты волнуют начинающих прозаиков и их читателей. Модератором встречи выступила Ольга Брейнингер — phD, писатель, переводчик, литературный антрополог. Автор романа «В Советском Союзе не было аддерола» (финал премии «НОС»).

Ася Володина — прозаик, филолог, преподаватель, переводчик, финалиста премии «Лицей». «Протагонист» Аси Володиной — классический «университетский роман», академическая трагедия, где мощный психологический пласт вплетён в нелийнейный сюжет и экспериментальную форму нарратива.

Михаил Турбин — прозаик, лауреат премии журнала «Знамя» и премии для молодых писателей «Лицей‑2022». Герой дебютного романа Михаила Турбина «Выше ноги от земли» — талантливый врач детской реанимации. Он упорно бьется за хрупкие жизни. Это не просто работа — со смертью у Руднева личные счеты. Год назад в один день он потерял жену и сына.

Ася Володина:

Пока ты не достиг 36 лет, ты считаешься молодым автором, так что пока что я еще являюсь представителем нового поколения авторов.

У нас очень любят читать не русскоязычную, а иноязычную прозу. Другие традиции, локации, колорит — это привлекает читателей. Отчасти поэтому нам интересно читать истории о глубинке России, потому что для москвичей и питерцев создается впечатление, что они читают про другой мир.

Уже первая глава «Протагониста» пошагово демонстрирует мой путь на работу. В каждом из моих персонажей есть что-то выдуманное, что-то невыдуманное. А сюжет включает в себя ветки альтернативной истории жизни, если бы я приняла другие решения.

Я осторожно отношусь к жанру автофикшн. Мне всегда не хватает в таких книгах композиции, оформленности. Я все-таки тяготею к классицизму, чтобы все было по полочкам, чтобы у каждого героя была своя арка, чтобы всё оказалось закрыто к финалу. И часто я не нахожу этой завершенности в книгах жанра автофикшн.

Меня зацепила античная эстетика. А еще захотелось задвоить образно маски ковидные и маски психологические — все мы носим в жизни маски. Так постепенно складывалась академическая тема романа.

Античные трагедии универсальны. Они легко переносятся в любую эпоху. И мне было интересно проработать античную трагедию в реалиях 2020 года.

Полифонический рассказчик — это уже тенденция. Я думаю, будет развиваться мифо-проза, потому что молодые автор будут пытаться рассказать о том, что их волнует, но при этом не говорить слишком явно по каким-то своим личным причинам.

Я наблюдаю тренд роста интереса к русскоязычной прозе.

Михаил Турбин:

Авторов можно объединить по тематике книг, которые они пишут. Например, 30-летних объединяет интерес к семье, наследию 90-х. Лично я не пытался быть актуальным, но чем-то зацепил читателей.

«Протагонист», по моему мнению, это не только университетский роман, но и семейная драма. Тем непонимания, любви — в этой точке мы точно пересеклись с Асей.

Возвращение к малой родине в своих произведениях мне очень импонирует. Я писал о своем родном городе.

В литературе есть тенденция к честности. Когда авторы хотят рассказать о том, что сами пережили — о детстве в своем в родном городе, взрослении. Это толкает к честным и откровенным текстам.

Я начинал писать роман в мастерской Марины Степновой. Написал две главы, потом забросил на три года. Потом я прочитал по просьбе Марины «Безбожный переулок», что-то переосмыслил, но в целом задумка осталась такая же.

Писал я роман без плана. Каждую неделю писал новую главу и проверял ее на своих читателях.

Если бы не было персонажа мальчика, то читатели бы ничего не узнали о Рудневе. А только благодаря встрече с мальчиком, Руднев окунается в свое трагичное прошлое, перерабатывает его, пропускает через себя и меняется.

Между литературой и медициной практически нет границ. Это две науки, занимающиеся изучением человека. Филология — это наука о слове, а вот литература — все-таки наука о человеке, как и медицина.

Я считаю, в литературе будут популярны истории ненависти, эмпатии, противостояния социуму. Я советую писателям не бояться, писать, и даже если не опубликуют, ваш текст когда-нибудь пригодится.

Сейчас читателю хочется побольше эскапизма. Он скорее выберет сказку, чем автофикшн.

Я наблюдаю, что молодые авторы сейчас работают в своих направлениях, и все их тексты получаются разные.

Я пытаюсь писать добрые истории о человеке, которого его собственные моральные принципы выводят на какой-то непростой, но важный жизненный путь.

Ольга Брейнингер:

«Протагонист» не зря сравнивают с «Тайной историей» Донны Тартт, так как оба произведения написаны в жанре перевернутого детектива, когда мы изначально знаем, кто убит.

Книга Михаила во многом посвящена ощущению потерянности, когда из-под ног выбита земля, и чувствуешь беззащитность и пустоту, необходимость найти точку опоры.

Существует много структурированного автофикшена, написанного не в потоке сознания. И мне лично очень понравилась завершенность и стройность книги Аси.

Ася — писатель-архитектор, а Михаил — писатель-садовник.

Дискуссия «Искусство и литература» с участием Евгении Некрасовой и Ульяны Подкорытовой в арт-пространстве LOBBY

Как соотносятся искусство и литература, какие есть возможности (и препятствия) для диалога между ними? Обсудили писательница Евгения Некрасова и художница Ульяна Подкорытова. Беседа была приурочена к выходу книги «Золотинка». Сборник открыл серию «Новые сказки Евгении Некрасовой», в оформлении которой использованы работы художницы Ульяны Подкорытовой.

Евгения Некрасова — писательница, одна из основательниц Школы литературных практик. Лауреатка литературных премий «Странник/НОС» и «Лицей», финалистка премий «Большая книга», «Национальный бестселлер» и «НОС».

Ульяна Подкорытова — междисциплинарная художница из Москвы. Обращаясь к личной мифологии и псевдофольклору и используя видео, перформанс и живопись, Ульяна исследует потерю идентичности в условиях глобализации.

Встреча прошла в рамках параллельной программы Международной ярмарки интеллектуальной литературы Non/fiction в честь 15-летия издательства «Редакция Елены Шубиной».

Татьяна Толстая. Презентация книги «Истребление персиян». Модератор — Наталья Ломыкина

Татьяна Толстая — прозаик, публицист, телеведущая («Школа злословия»), лауреат премии «Триумф» и Премии им. Белкина («Легкие миры»). Автор романа «Кысь», сборников рассказов «На золотом крыльце сидели...», «День», «Ночь», «Изюм», «Легкие миры», «Невидимая дева», «Девушка в цвету», «Войлочный век» и других.

«Истребление персиян» — книга памяти ушедшего в 2020 году публициста и кинокритика Александра Тимофеевского, собранная Татьяной Толстой. Это коллекция тонкой прозы, квинтэссенция остроумной и печальной мудрости, присущей Шуре, как его все называли, — человеку, стоявшему у истоков современной российской интеллектуальной публицистики, непревзойденному мастеру сauserie, уходящего стиля ироничных и интеллектуальных колонок.

Модератором презентации выступила Наталья Ломыкина — литературный критик, книжный обозреватель Forbes Russia, кандидат филологических наук, преподаватель журфака МГУ.

Татьяна Толстая:

Когда пишешь, всегда искрит. И в нашей работе не было ничего устного, все было письменное, всё искрило.

Ничего в готовом тексте не должно быть сырым — даже если оно выдает себя за сырое, оно тщательно проработано.

Писать о близком человеке очень трудно. Это тяжелый для души труд. Поэтому многие друзья Александра не согласились помочь мне и написать тексты-воспоминания. Но многие согласились, и вместе мы создали эту книгу.

Очень трудно сказать, кто же такой Александр Тимофеевский, не прочитав эту книгу. Он был одновременно всем и никем конкретно. Он воспитывал многих журналистов и вообще людей. Он не выставлял напоказ свои регалии. Не любил выступать. Он не хотел превращаться в свои тексты и выглядеть книгой. Он был Леонардо да Винчи наших дней.

Как именно Александр писал, понять нельзя. Текст у него всегда получался восхитительный. У него было уникальное умение впитывать культуру вокруг себя. Казалось, что он знает все.

Мы брали с Александром тему, затем вели диалог об этой теме, и из этого постепенно складывался текст. Ты начинаешь разговор, и из него тянутся ветки.

Текст стилистически отражает человека — его ум, начитанность, образованность — но не сводится к сути человека.

Шура не мог писать повести, рассказы и романы. Он мог только писать эссе — тексты, которые в чем-то лучше, чем художественная литература. Он хорошо понимал ее, но не хотел и не умел писать. Это другая часть мозга, аналитическая. Шура умел документальные тексты наполнить художественной яркостью. И получались небывалые тропические цветы. Эта книга — наш с Шурой диалог. Это наша совместная с ним книга. И я хочу подчеркнуть, что это совершенно уникальная книга.

Очень мало людей хранят культуру и понимают её, а главное, не ленятся понимать и изучать её.

Шура много занимался редактированием чужих текстов, занимался таким образом образованием авторов-журналистов.

Наталья Ломыкина:

В книге много Александра Тимофеевского. А Татьяне Толстой удалось создать удивительно легко перетекающую, легко читающуюся прозу.

В личности Александра легко считывается поразительная эрудиция.

Писать о близких людях, особенно ушедших, тяжело. И во второй части книги видно обилие эмоций, которых просто невозможно облечь в слова.

Евгений Водолазкин, Леонид Юзефович. Дискуссия «Роман с историей». Модератор — Наталья Ломыкина

Серию «Неисторический роман» «Редакции Елены Шубиной» составляют книги, действие которых происходит в обозначенный исторический период, но к подлинной истории имеющие весьма условное отношение. Писатели Евгений Водолазкин и Леонид Юзефович вместе с модератором встречи Натальей Ломыкиной обсудили соотношение исторической достоверности и художественного вымысла в современной прозе.

Евгений Водолазкин — лауреат премий «Большая книга», «Ясная Поляна» и «Книга года», автор романов «Чагин», «Оправдание Острова», «Лавр», «Авиатор», «Соловьёв и Ларионов».

Леонид Юзефович — известный писатель, историк, автор романов «Филэллин», «Журавли и карлики», сборника рассказов «Маяк на Хийумаа», биографии барона Унгерна «Самодержец пустыни», а также сценария фильма «Гибель империи».

Евгений Водолазкин:

Исторический роман — это жанровый роман о том, как было на самом деле, но в формате диалогов, действий. И такой жанр меня не увлекает в художественном стиле. Если мне интересна историческая эпоха, я буду читать исследовательские материалы. В художественных книгах меня интересует человек, его душа, его психология.

Я не хочу, чтобы меня ловили на том, что у меня с исторической точки зрения кто-то не туда пошел, не то сказал. Меня стесняют исторические события и лица в прозе.

Композиция романа, его стиль и сама реальность часто вступают в противоречие.

Правда чудеснее вымысла. И с правдой можно работать не менее увлекательно, чем с художественным вымыслом. Однако меня неминуемо тянет в своих книгах в вымысел.

Реальность меня интересует в первую очередь с точки зрения описания человека.

«Лавр» — это исторический роман с точки зрения материала. Но у меня была необычная задача для работы над этим романом. Мне нужно было хоть частично забыть все свои знания, выйти на такую точку восприятия Древней Руси, чтобы понять, как эту эпоху видит неосведомлённый о её быте и истории человек.

Можно писать о событиях, произошедших десятки лет назад, а можно быть хроникёром и ловить события в момент их происшествия.

У Достоевского нет исторических романов. У него есть только Present Continuous —длящееся настоящее. И это некая модель вечности. Потому что прошлое ограничено, а будущее — это наша фантазия, которая в конечном итоге приходит в виде настоящего и совсем не таким, как мы это будущее себе представляли.

Исторические тексты — это зеркало, в котором мы хотим увидеть свою реальность.

Мой роман не столько о памяти, сколько о вымысле. Все, что существует в нашем сознании, это миф. Даже зрение двух людей по-разному воспринимает вещи, потому что это феномен не оптический, а нейрофизиологический. Человеческий опыт заставляет одного человека видеть одно, а другого — совершенно иное. И с этой точки зрения история — это всегда миф. Даже когда историю пишут современники, она уже в этот момент мифологична. А история, написанная потомками на основе свидетельств, — тем более миф. И об этом парадоксе всегда нужно помнить.

Леонид Юзефович:

События, которые меня волнуют, выливаются в документальный роман. Мысли и литературные опыты, которые меня забавляют, я обращаю в художественную прозу.

В моих документальных книгах меня нет. Там есть только люди, о которых я пишу.

Мне кажется, строгой границы между документальными и художественными текстами нет.

Я пишу свои документальные книги по неопубликованным источникам. Это всегда историческое исследование, которому предшествует длительная работа с архивами, дневниками, газетами.

Настоящий поэт всегда точен в своих деталях. Он не придумывает их, а видит. И точно так же в документальной прозе. Я всегда точен в том, что пишу.

Я считаю, что исторические романы полезны для чтения только до 16 лет. Такие книги пробуждают интерес к истории. Как литература редкий исторический роман может быть интересен.

В англоязычном мире существует разделение на романы о прошлом и на исторические романы. Лично для меня эта грань проходит на отметке в 30 лет назад. Все, что до этой отметки — это исторический роман.

Самые важные книги — это те, что пишутся о происходящем здесь и сейчас.

Фундамент нашей культуры — это история древности и средневековья. И даже если человек много знает о современности, это не делает его умнее. Ведь чем ближе к современности, тем больше манипуляций и искажений.

Юрий Буйда, Алексей Колмогоров. Дискуссия «Исторические факты и вымысел автора. Как создавать увлекательный сюжет?»

Свободен ли автор от фактов истории, или они могут диктовать ему свои условия? Как создаются увлекательные повороты в сюжете, и откуда берутся идеи испытания и приключения в жизни героев? Эти и другие вопросы обсудили писатели Юрий Буйда и Алексей Колмогоров.

Юрий Буйда — автор романов «Пятое царство», «Вор, шпион и убийца» (премия «Большая книга»), «Прусская невеста» (шорт-лист премии «Русский Букер»). Главный герой его нового романа «Дар речи» в 16 лет обретает Семью: старый московский клан советской аристократии. У каждого здесь, помимо общих грехов, есть личный набор скелетов из прошлого, — и некоторые тайны ведут в тридцатые и даже дореволюционные годы.

Алексей Колмогоров — режиссер и сценарист. «ОТМА. Спасение Романовых» — дебютный роман Колмогорова, первый роман: полнокровный, динамичный, живой — настоящее эпическое приключение родом из начала прошлого века. Вымышленные герои действуют наравне с реальными историческими персонажами.

Алексей Колмогоров:

Мой роман, конечно, неисторический, потому что это роман в жанре альтернативной истории, то есть с определённого момента события, происходящие в данном случае с семьёй Романовых, сворачивают в колею, которой не было, история идёт по другому пути. В основе лежит предположение, что было бы, если Романовых спасли.

Для начала надо понимать, что ты хочешь сказать. Нужно как минимум иметь начало и финал истории. А дальше уже происходит саморазвитие, невозможно придумать полный план всей истории и предугадать изначально, как развернутся события. Это двоякий процесс: надо понимать, что ты хочешь, а в процессе история сама во многом развивается.

Что касается соотношения с историей реальной и той, которую придумывает автор, в моём случае события уходят на другие рельсы в ту самую ночь расстрела царской семьи в Ипатьевском доме. Но при этом я старался, чтобы все исторические лица и реалии Гражданской войны были реальными, максимально похожими на людей, действующих тогда. В этом смысле мой роман — никакой не вымышленный мир. Просто в события, происходящие в реальности Гражданской войны, мы добавляем семью Романовых, которой там не могло быть, и ведём их через всю страну как бы к спасению.

История Романовых — трагедия нашей страны, и она не так далеко от нас отстоит по времени. А я взял и придумал какие-то приключения, перипетии, слова Николаю и его семье. Но всё же я думаю, что я, как человек, имею право написать о любом другом человеке, который когда-либо жил. И потом, меня оправдывает то, что, что бы я ни придумывал в своей выдуманной истории, то, что сделали с ними на самом деле, невыразимо страшнее. Поэтому я думаю, что не сделал ничего такого, в чём мог бы стыдиться перед Романовыми.

Юрий Буйда:

Первое моё околоисторическое обращение произошло в книге «Пятое царство», где действие развивается в 1620-м году и где, как мне кажется, удалось очень скрупулёзно восстановить то, что было. Все действующие лица действуют так, как они должны были действовать в 1620-м году в тех должностях, с тем кругом полномочий. Но хотя среди действующих лиц драконы, всякие чудо-змеи, летающие люди, превращающиеся в птиц и т.д., это, в общем-то, тоже история, поскольку в те годы люди знали о демонах больше, чем о китайцах. Существуют эти китайцы или нет, где они живут? А демон являлся каждый день.

История ведёт всё-таки профессионального историка, а у писателя по-другому. Александр Дюма, который прекрасно разбирался в истории Франции, мог бы написать реальную историю д’Артаньяна, который не имел отношения ни к каким подвескам королевы и госпоже Бонасье, а был лихим служакой кардинала. Да и кардинал, который у Дюма — чудовище, на самом деле, одна из самых ярких ренессансных личностей в Европе.

История сама даёт почву для домыслов. Есть вымысел, а есть домысел. Домыслить можно вполне. Например, были планы у некоторых офицеров спасти царскую семью, но они никак не воплотились или разрушились в самом начале. Но они были, и из этого вполне может вырасти интересная история. Читателю ведь интересно читать историю того д’Артаньяна, которого придумал Александр Дюма, а не того, который зафиксирован в списках мушкетёрского полка.

В другом моём околоисторическом романе «Сады Виверны» действие разворачивается в Италии начала 17 века, во Франции эпохи Великой революции, и в России и Франции уже 20 века. Все исторические детали там на месте. Люди говорят и чувствуют себя примерно так же, как они должны были чувствовать себя тогда. Другое дело, события, в которые они были вовлечены. Но кто, например, в феврале 1917 года мог понять, что происходит? Когда читаешь документы — дневники, письма, мемуары — понимаешь, что только мемуаристы смогли задним числом осмыслить более или менее, что тогда произошло. А тогда они все варились в этом котле. Ну что чувствует картошка в кипящем супе? Да ничего. Её варят: вот и все её ощущения.

Вера Богданова, Илья Техликиди, Юлия Идлис. Дискуссия «В будущее возьмут не всех: утопия и антиутопия в русской прозе». Модератор — Анастасия Шевченко

Участники дискуссии обсудили особенности жанра антиутопии в современной русской прозе. Как и в мировом контексте, любая антиутопия переносит читателя в тоталитарное будущее и ставит острые вопросы о возможности человеческой свободы. Однако у русских антиутопий есть свои характерные особенности.

Вера Богданова — писатель, литературный обозреватель, переводчик. Роман-антиутопия «Павел Чжан и прочие речные твари» вошел в Длинные списки премий «Большая книга» и «Ясная Поляна» и стал финалистом премии «Национальный бестселлер».

Илья Техликиди — креативный продюсер, музыкант и писатель. В дебютном романе «Антонов Коллайдер» (длинный список «АБС-премии») исследует темы взаимодействия новых медиа, технологий, политики и социума.

Юлия Идлис — сценарист, писатель. Пишет сценарии для кино, телесериалов и компьютерных игр. Автор романа «Гарторикс. Перенос» — первой части фантастической трилогии.

Модератором выступила Анастасия Шевченко — писатель, редактор, литературный обозреватель.

Вера Богданова:

Я не считаю роман «Павел Чжан и прочие речные твари» антиутопией. Это в первую очередь психологическая проза, рассказ о человеческой драме. Хотя действие происходит в 2049 году, и это мир, в котором все страхи нашего общества сбылись.

Я считаю, что мы читаем антиутопию, чтобы взглянуть на страшный вариант, которого, как нам кажется, никогда не будет. Посмотреть на него, испугаться, а потом подумать — «ну, так точно никогда не будет» — и успокоиться.

С «Павлом Чжаном» меня поразила история школы-интерната, которая произошла в начале 2018 года. Думаю, многие слышали. На протяжении нескольких лет с согласия воспитателей мальчиков насиловали, один мужчина. Сначала в эту историю не верили, отговаривались, что дети это всё выдумывают. Потом всё-таки этот человек был найден, и случаев оказалось даже больше, чем говорили изначально. И меня тогда поразил сам факт, что пытались это замолчать. Я подумала: а если бы его не нашли, как ребёнок, переживший такое отношение, будет ощущать себя во взрослом возрасте? И дальше уже пошла история Павла Чжана.

Юлия Идлис:

«Гарторикс» — книга о любви, и весь этот антураж, который можно посчитать антиутопическим, был нужен, чтобы подсветить тему любви. Показать, что люди при любых обстоятельствах и даже в таком фантастическом антураже остаются людьми. Ну и ещё, конечно, конструируя мир будущего, я брала тренды, которые вижу сейчас, и предполагала, как они разовьются дальше. Там есть смешной момент, например, с цветом кожи. Я описываю мир, в котором цвет кожи перестал быть различимым в социальном смысле, color blind, люди смотрят на людей и не замечают цвета его кожи, но я пишу для людей, которые ещё не color blind.

Фантастическая история тоже требует большого ресëрча. Я, когда писала, консультировалась с отцом, который в прошлом был физиком об устройстве звёздных систем, пришлось много чего узнать.

Что вдохновило: я работала в играх (писала сценарии для игр), а так как в игры я пришла из кино, мне многое было в новинку. В частности, меня привлекло само пространство игры, где ты играешь персонажем и в этого персонажа вживаешься. Оказывается, дизайнеры игр называют персонажей «тушка». И я поняла, что мне очень интересна эта тема. А с другой стороны, у меня была проблема со здоровьем, и я подумала: как было бы хорошо иметь другое тело.

Илья Техликиди:

Я бы, пожалуй, хотел, чтобы критики меня причислили к авторам антиутопии новой волны. Но изначально написать антиутопию задачи не было. Я ловил себя на мысли, что то, что у меня получается, похоже на канон киберпанка, но в российских реалиях. Кажется, современному российскому писателю сложно не написать антиутопию, если он не занимается эскапизмом, а размышляет об окружающей реальности. Я писал о человеке в большом городе — мегаполисе — государстве — системе. Но задачи потягаться с Замятиным, Сорокиным и Оруэллом у меня не стояло.

«Антонов Коллайдер» — история из жизни московского курьера, действие происходит в середине XXI века. Один день из его жизни. Откуда взял идею: буквально, когда ложился спать, появилась метафора в голове: курьер в Москве так много и усердно работал и крутился по Москве, что как частица в адронном коллайдере, раскрутил огромную воронку, весь мир и Москва вместе с ним ушли в Чëрную дыру. И я понял, что это должна быть книга.

Меня вдохновлял мой путь и то, где я работал. Я работал в медиа, много работал с технологиями, работал в маркетинге. Получился микс из того, что меня вдохновляет, волнует, пугает.

Роман Сенчин, Дмитрий Захаров. Дискуссия «Сибирь в русской литературе». Модератор — Анастасия Шевченко

Сибирь — планета на планете. У нее своя гравитация, свои законы и свой президент по имени Природа. О том, как представлена Сибирь в русской литературе, поговорили писатели Роман Сенчин и Дмитрий Захаров.

Роман Сенчин — прозаик, автор романов «Елтышевы», «Дождь в Париже» и других, сборников короткой прозы и публицистики «Остановка», «Петля», «Нулевые», «Русская зима». Лауреат премий «Большая книга», «Ясная Поляна», финалист «Русского Букера» и «Национального бестселлера».

Дмитрий Захаров — писатель, журналист, редактор, автор социально-политических антиутопий «Комитет охраны мостов», «Средняя Эдда» и «Кластер», финалист премии «Новые горизонты».

Модератором дискуссии выступила Анастасия Шевченко — писатель, редактор, литературный обозреватель.

Роман Сенчин:

На большое полотно замахиваться мне было страшно, да и неустроенность душевная в последнее время была. Поэтому у меня получился такой сборник коротких рассказов и зарисовок о Сибири.

Я начал читать книгу Дмитрия Захарова «Комитет охраны мостов», и мне все было понятно — и локации, и смыслы. Я надеюсь, что людям, незнакомым с Сибирью, все будет понятно и из моей книги.

Сибирской повести, на мой взгляд, нет, этот термин придумали во времена Шишкова. И придумали этот термин скорее люди, приехавшие работать в Сибирь. А сейчас нельзя сказать, что есть узкая сибирская проза.

Дмитрий Захаров:

Я полемизирую в своих книгах. Нельзя сказать, что «Комитет охраны мостов» — книга полемики. Это была не моя главная задача. Я хотел обратить внимание на определенные процессы, происходящие в обществе, хотел заставить читателя поразмышлять и почувствовать.

Я считаю, что текст всегда умнее автора. Читатель может взять книгу, прочитать её и самостоятельно что-то понять. Либо не понять — тогда это будет авторское фиаско.

Самая главная группа героев романа для меня — родители осужденных. В своем отчаянии они доходят до специфических идей.

На мой взгляд, роман «Комитет охраны мостов» — прямой как палка текст, и превратно понять в нём ничего нельзя. Эта книга будет прочитана так, как было задумано мною, однако автор никогда не может гарантировать этого наверняка.

Если в книге у героев все хорошо, то автору нет смысла писать книгу. И я надеюсь, что всё, что ранит и волнует меня, всё, что передано в романе, оно в той же степени будет воздействовать и на моего читателя. Трудно придумать в антиутопии что-то такое страшное, что уже не проросло корнями в нашу реальность. Поэтому написать настоящую антиутопию трудно.

Сибирь — это огромный по размерам континент, который трудно объединить в один вид литературы. И не нужно это делать — вся красота в сибирской мозаичности.

Анастасия Шевченко:

Чтобы прочувствовать всю действительность Сибири, книги Романа и Дмитрия нужно читать в тандеме. Одна дополняет другую.

Алексей Сальников, Руслан Козлов, Даниэль Бергер. Дискуссия «Добро и зло в необычных обстоятельствах. Фантастические допущения в русской прозе». Модератор — Татьяна Стоянова

Противостояние добра и зла — одна из вечных тем мировой культуры. Участники дискуссии обсудили, как эта тема представлена в современной русской литературе, написанной на стыке реального и фантастического.

Даниэль Бергер — режиссер документального и игрового кино, продюсер. Автор дебютной книги «О нечисти и не только».

Алексей Сальников — автор романов «Оккульттрегер», «Петровы в гриппе и вокруг него», «Отдел» и «Опосредованно», а также нескольких поэтических сборников.

Руслан Козлов — писатель, сотрудник благотворительного фонда. Автор романа о милосердии «Stabat Mater».

Даниэль Бергер (онлайн):

Когда я размышляю, я вижу картинки — они и становятся визуальными источниками вдохновения для моих будущих историй. Иногда такие картинки есть наследие сказок или плод лично моей фантазии. Моя книга построена на истории России и некоторых других стран на протяжении последнего века. Зло исходит от людей, и зло приходит в жизнь человека, когда государство приходит в частную жизнь человека, навязывает ему свои условия.

Мне для моих произведений параллельные миры не нужны. Я считаю, что всё, что создано вокруг нас, создала человеческая мысль за многие тысячелетия. Это мы и наблюдаем в мировом наследии, мировой культуре. Мне нравится ощущение встречи с фантастическим. И я несу это прекрасное ощущение через всю свою жизнь и передаю в своем творчестве.

Алексей Сальников:

Фантастические допущения из моих книг просто приходят мне в голову. Это такой плод моей фантазии.

Фантастические миры моих книг не пересекаются. Бывают соприкосновения, но они редкие и написаны шутки ради.

Даже в классическом представлении ангелы редко приходят к людям с подарком. Обычно они приносят послание. В моем случае ангелы получились такими правдорубами.

Всегда интересно рассматривать конфликт, когда хороший человек начинает творить нечто непонятное и к тому же становится плохим. Книги Достоевского тем и прекрасны, что его герои подчас похожи на безумных марионеток.

Фантастические элементы необходимы, потому что иногда логически объяснить наблюдаемые в мире процессы и события невозможно.

Зло порой заключается в исключительной самоуверенности людей.

Человек — существо разнообразное, как и социум. Человек и общество могут поворачиваться к нам разными сторонами. Под силой впечатлений от наблюдений этих сторон я и пишу свои книги.

Руслан Козлов:

Фантастические допущения в книгах, тем более написанных о нашем времени, предполагают некую суровость повествования. Появляются и конструируются мои фантастические допущения из темы, которую я хочу раскрыть. То есть, эти элементы у меня всегда выполняют конкретную функцию.

Способность на жертвенность — это высшая степень эмпатии к другому человеку.

«Stabat Mater» — это книга о страдающих детях, нуждающихся в помощи. Ангел в моей книге является к болеющему мальчику во сне, и приносит облегчение боли. И на протяжении всей книги мальчик пытается понять, как же общаться с ангелом.

Люди тысячи лет пытались установить взаимосвязь с тонкими мирами. Но установить эту связь трудно, и перенести эту связь в литературу еще сложнее, ведь в качестве инструментария у автора лишь слово. Точность, ответственность и креативность необходимы, чтобы выразить непонимаемое тонкого мира в понятно написанное нашего мира.

Я человек системный, и пока не налажу какую-то систему философских понятий, к работе над книгой не подхожу.

На взаимодействии, взаимопроникновении и взаимоотторжении добра и зла строится вся мировая культура.

Совесть — инструмент различения добра и зла. Это наш некий вестибулярный аппарат. Любой человек инстинктивно чувствует, где добро, а где зло.

Александр Ливергант, Вячеслав Недошивин, Нина Агишева. Дискуссия «Русский взгляд на английскую литературу»

Английская литература широко представлена в российском литературоведении. Участники дискуссии обсудили, как творчество английских классиков отражается в русском зеркале.

Александр Ливергант — литературовед, переводчик, главный редактор журнала «Иностранная литература», профессор РГГУ. Его новая книга «Агата Кристи: свидетель обвинения» посвящена биографии королевы детектива.

Вячеслав Недошивин — писатель, долгие годы занимался творчеством Оруэлла и переводами его произведений. Итогом этой работы стала биография «Джордж Оруэлл. Неприступная душа».

Нина Агишева — писательница, журналистка, театральный критик. Автор книги «Франкенштейн и его женщины. Пять англичанок в поисках счастья».

Александр Ливергант:

К фигуре Агаты Кристи меня привлёк азарт написать биографию столь популярной писательницы, хотя, до начала работы над книгой, я почти никаких детективов Агаты Кристи не читал и фильмов по мотивам её книг не смотрел.

Все мои биографии английских авторов вдохновлены стремлением разобраться в пласте наследия английской литературы.

Мне проще писать о писателях прошлых эпох, чем настоящего. На расстоянии смотреть на биографии сподручнее и очевиднее.

Моя биография об Агате Кристи — это что угодно, но не научная книга. Это литературная, беллетристическая биография. Там нет сносок и отсылок к источникам, хотя в работе над книгой я, безусловно, имел их в виду, держал в уме. Существует много замечательных научных изданий об Агате Кристи, но моя книга для более лёгкого чтения.

Достоевский с большим скепсисом относился к Европе, особенно к Германии и Франции. Но англичан он знал хуже и относился к ним иначе — с осторожностью, уважением. Вирджиния Вулф боготворила русскую литературу, а английскую литературу своей эпохи терпеть не могла. Поэтому отношение русского к англичанину, и англичанина к русскому — это вещи несопоставимые.

Вячеслав Недошивин:

У меня никогда не было никаких отношений с английской литературой. Но в конце 60-70х годов мне попалась машинописная рукопись «1984», и эта книга тогда страшно потрясла меня. Как сильно она была похожа на нашу реальность, эти сумасшедшие лозунги романа. И мне захотелось написать диссертацию про антиутопии, хоть в то время на подобные темы никто не писал. Позже я окончательно заболел Джорджем Оруэллом, и вскоре меня попросили написать его биографию.

Таких людей, как Оруэлл, в жизни не встречают, на них натыкаются с разбегу. Он был человеком логических противоречий и эмоциональных мнений. Это была фигура необычная, неожиданная и трагическая. Он всегда был третьим в споре.

Оруэлл был утробным социалистом, но ни с одной стороны баррикад его не признавали. Он оказался между двумя огромными глыбами.

Для Оруэлла в социализме главным элементом была справедливость, за неё он и боролся в своих книгах, и в своей жизни.

Моя книга — это первая попытка рассказать об английском классике со всех сторон. А в фокусе повествования у меня его отношение к России. Как говорили современники, ни дня не проходило, чтобы Оруэлл не говорил о России и СССР.

Нина Агишева (онлайн):

У меня была страстная любовь с детства к английской литературе, особенно к Шарлотте Бронте. И к тому же знание английского языка позволяет мне читать эти книги в оригинале, а это особое удовольствие.

Я поняла, что не могу не написать об этой эпохе, об этих женщинах. Хотелось рассказать все новое, что теперь известно о Мэри Шелли, Байроне и других женщинах, которые были рядом с ними.

Отчасти мы занимаемся эскапизмом, читая английскую литературу. Чтобы хоть на время скрыться от родных пенатов.

Михаил Визель, Павел Басинский, Владислав Отрошенко, Алексей Варламов. Дискуссия «Документ и вымысел. Как рождается миф о герое?»

Где проходит граница между художественной и документальной литературой? Как отделить авторский вымысел от биографических фактов? Участники дискуссии предложили свои ответы на эти вопросы.

Павел Басинский — писатель, журналист, литературовед. Новое издание книги «Лев в тени Льва» продолжает серию «Толстой: новый взгляд», начатую книгой «Подлинная история Анны Карениной».

Владислав Отрошенко — прозаик, автор книг «Драма снежной ночи: Роман-расследование о судьбе и уголовном деле Сухово-Кобылина», «Гоголиана», «Приложение к фотоальбому», «Персона вне достоверности».

Алексей Варламов — прозаик, филолог, автор нескольких биографий писателей, среди которых книга «Алексей Толстой: играть самого себя».

Михаил Визель — автор книги «Создатель. Жизнь и приключения Антона Носика, отца Рунета, трикстера, блогера и первопроходца, с описанием трёх эпох Интернета в России», переводчик, журналист, шеф‑редактор портала «Год литературы».

Павел Басинский:

Можно утонуть в биографии Толстого, потому что это очень сложная фигура. Толстой поглощает людей без остатка, но это приятное поглощение.

Сейчас я пишу биографию Константина Левина. Вот такой сериал у меня получается — вслед за книгой «Подлинная история Анны Карениной». В биографиях есть один запрет — нельзя ничего выдумывать.

Любому писателю будет полезно написать чью-то биографию. У жанра нон-фикшн не меньше возможностей, чем в художественной литературе. Там много путей и приемов, просто бесконечное множество. Роман великий можно ведь и не написать, а вот у нон-фикшн книг всегда есть, по крайней мере, утилитарная ценность.

Владислав Отрошенко:

Совместимы ли гений и злодейство? В моей книге я поставил задачу распутать уголовное следствие и показать весь объем событий со стороны следствия, чиновников, крестьян, обвиняемых в убийстве других крепостных. Именно в судьбе Кобылина и решается этот пушкинский вопрос.

В чем отличие биографий, написанных писателем, и научных биографий? Писатели могут включить в текст элементы художественной организации материала, но при этом придумывать в жанре нон-фикшн, конечно же, ничего нельзя.

Когда пишешь биографию, ты начинаешь проникать в психологию личности, о которой пишешь. Внутренняя связь с героем неизбежна, потому что ты пишешь биографию не как учёный, препарирующий жизнь, а как сопереживающий писатель. Ты неизбежно попадаешь в резонанс с героем.

Алексей Варламов:

Биография Мольера — классический пример сфальсифицированной биографии. Через Мольера Булгаков описал собственную судьбу, страхи и стремления. И некоторые эпизоды булгаковской биографии Мольера просто абсурдны и ложны. Но что можно Юпитеру, нельзя быку...

Автор не должен мешать читателю, не должен лезть на сцену, а обязан быть за сценой и не заслонять героя своей книги.

Я считаю, что холодная ученая биография всегда ценнее писательской. Лично я больше всего ценю первичный материал, то, как было на самом деле — сами факты.

Наша писательская задача и задача издательства — вытаскивать из небытия истории по-настоящему интересных личностей, которые просто потерялись на фоне более известных фигур.

Михаил Визель:

Я написал биографию Антона Носика, потому что обещал ему лично, причем еще в 2001 году. Мы тогда посмеялись, но Антон умер в 2017 году, и я понял, что нужно выполнить обещание и написать биографию.

Когда я писал биографию Носика, я начал замечать, что действительно начинаю перенимать некие его черты.

В биографиях хорошо то, что всегда известно, чем всё закончилось — ничего придумывать не требуется.

Сергей Беляков, Дмитрий Николаев, Елена Трубилова. Дискуссия «Русский Париж и парижанин в России». Презентация документальной серии РЕШ «Чужестранцы». Модератор — Елена Шубина

Каким изображен Париж в эмигрантской прозе первой послереволюционной волны? И какой увидели Москву русские парижане, вернувшиеся в Россию? Составители сборника Надежды Тэффи «Кусочек жизни» Дмитрий Николаев и Елена Трубилова и автор книги «Парижские мальчики в сталинской Москве» Сергей Беляков обсудили эти и другие вопросы.

Книга Сергея Белякова «Парижские мальчики в сталинской Москве» — документальный роман о расцвете сталинской эпохи, написанный с позиции русских парижан — подростков Мура (сына Марины Цветаевой Георгия Эфрона) и Мити Сеземана.

«Кусочек жизни» — сборник эмигрантской прозы Надежды Тэффи. В книгу вошли рассказы и мемуары о современниках, населявших русский Париж, а также воспоминания писателя Бориса Пантелеймонова о самой Тэффи. Обе книги, представленные на выставке, вышли в серии «Чужестранцы» «Редакции Елены Шубиной».

Елена Шубина:

«Чужестранцы» — это мемуары и биографии о первой волне эмиграции писателей. Это книги о людях, которые уехали, уже будучи состоявшимися писателями, а также об их детях.

Принцип серии таков, что мы не просто переиздаем известные книги, мы находим что-то уникальное, в том числе из архивов, с помощью специалистов.

Именно в Париже собрался конгломерат русской прозы эмигрантов. Рассказы Тэффи — это удивительный чувственный мир со множеством эмоций, что-то просто удивительное и визуально богатое для любого читателя.

Книга Сергея Белякова «Парижские мальчики» уникальна тем, что в ней запечатлено страшное для семьи Цветаевой время. Но юному Георгию все равно было очень интересно увидеть это новое для него место, полное открытий. И жизнь на какое-то время побеждает.

Мур очень выделялся из московской публики, которая тяготела в тот период к простоте.

Сергей Беляков:

Георгий Эфрон принадлежал к совершенно другому поколению. Но все ему говорили, что он русский человек, и родители стремились так его воспитать. Но со стороны парижской среды было совершенно другое воспитание. При этом Георгий думал, что он, безусловно, человек русский. Однако в его дневниках очевидно, что он настоящий парижанин, что никакой он не русский в Париже, а чистый парижанин в Москве. Поживи он подольше, он точно вернулся бы в Париж.

Девушки-ровесницы считали Георгия—Мура привлекательным, в него влюблялись. Он вполне мог стать роковым мужчиной. Но другие считали его надменным, самовлюбленным эгоистом, и такое мнение тоже обосновано.

Люди сложны, они все многоцветны. Многоцветен и Мур. Когда читаешь его письма, видишь, что он личность вовсе не банальная.

Мур выглядел совсем не как все: он носил красивый костюм, вел себя надменно, а по его манерам все окружающие считали, что Мур — сын крупного начальника, а не осужденного врага народа. Мур свысока относился почти ко всем людям, которых встречал, а больше остальных Мур ругал своего близкого друга Митю.

Дмитрий Николаев:

Париж стал безусловным центром русских писателей в эмиграции. И Тэффи стала одной из первых, эмигрировавших в Париж. Она возрождала салоны, которые были у нее в Петербурге, и притягивала людей.

На протяжении тридцати с лишним лет Тэффи печаталась в парижских газетах. Люди, жившие в Париже, каждую неделю читали рассказы и фельетоны Тэффи. Никакой другой русский писатель в эмиграции так успешно не печатался, как она.

Всех, конечно же, потрясло возвращение Алексея Толстого. Вообще, возвращение в СССР для всей русской эмиграции было делом личным. Если Сергея Эфрона можно было призвать к ответственности за былую связь с монархистами, то Цветаеву было не в чем упрекнуть, нечего было ей прощать.

Елена Трубилова:

Все парижские дома и квартиры, где жила Тэффи, на удивление сохранились и их можно посетить сегодня.

Тэффи — настолько разноплановый человек, что каждый найдет в её творчестве что-то свое. Именно её произведения нужно брать на необитаемый остров, от них не устаёшь, их по-новому открываешь вновь и вновь.

Блестящий юмор Тэффи заслонял её серьёзные тексты и мысли.

Евгений Чижов, Дмитрий Данилов. Дискуссия «Литература и театр»

Литература и театр всегда находят точки пересечения. Писатели Дмитрий Данилов и Евгений Чижов поговорили о том, как традиции литературы влияют на театральные решения, и как тема театра отражается в русской прозе.

Дмитрий Данилов — драматург («Человек из Подольска», «Серёжа очень тупой»), прозаик («Саша, привет!», «Есть вещи поважнее футбола», «Горизонтальное положение»), поэт. Лауреат многих премий. За кажущейся простотой его текстов прячется философия тонко чувствующего и всё подмечающего человека, а в описаниях повседневной жизни — абсурд нашей действительности.

Евгений Чижов — прозаик, автор книг «Темное прошлое человека будущего», «Персонаж без роли», «Перевод с подстрочника», «Собиратель рая». Финалист премии «Большая книга», лауреат «Ясная Поляна», лауреат премии «Венец» Союза писателей Москвы.

Дмитрий Данилов:

До того, как я написал свою первую пьесу в 2016 году, я был совершенно нетеатральным человеком. Не ходил в театр десятилетия, наверное. Но мне захотелось творческого разнообразия, захотелось освоить новую территорию, и вот решил написать пьесу. Я долго её придумывал, и мне очень повезло с первым постановщиком.

Мой вход в мир театра произошел благодаря фактору удачи. Я до сих пор не могу назвать себя театральным человеком, и не могу сказать, что хорошо разбираюсь в театре. Но я безмерно благодарен, что мир театра меня принял. Это удивительный искрящийся мир и прекрасные люди, совершенно не угрюмые, как часто бывает в мире литературы.

Режиссер и писатель — это разные профессии. Писатель имеет дело с выдуманными персонажами, имеет власть над ними. Герои всегда идут за писателем. Режиссер — это человек, работающий с живыми людьми, его задача увлечь актеров и повести за собой. Эта профессия требует лидерских качеств, харизмы, чего не требуется для писателя.

Мне иногда кажется, что драматургия проще, чем проза. Я просто сравниваю свои личные усилия для написания пьесы и романа. Одну свою пьесу я за две ночи написал. Пьеса — это некое говорение, и сама речь ведет тебя. Герои говорят, автор записывает эту речь, и получается пьеса. А роман строится автором как здание, здесь автор — архитектор.

Драматургия тревоги, ужаса, отчаяния, бессмысленности — это я встречал. А вот интеллектуальной драматургии действительно не встречал, мне было бы любопытно взглянуть на такую реализацию.

В моей книге «Саша, привет!» безусловно считывается реализм, это наша с вами реальность, но с некоторыми изменениями. Это никакой не выдуманный мир, это наша жизнь, в которой произошли некоторые законодательные изменения.

То, что я пишу, иногда буквальное воспроизведение реальности. А если и есть в моих книгах вымысел, все равно события происходят в условиях, приближенных к реальности.

Трудно говорить, как влияет на умы людей то, что пишется и ставится в театре сейчас. Вот через тридцать лет уже можно судить.

На своем опыте узнал, что литературный и театральный миры слабо пересекаются.

Евгений Чижов:

Для чего существует театр в моем романе? Оперный театр — это антибытовая, антиреалистическая вещь, которая прекрасно подходит для воплощения вечных, мифологических сюжетов. А также столкновения мифа с реальностью на сцене романа. И в этом конфликте раскрывается противостояние вечных сюжетов и нашей текущей реальности. Кто же окажется сильнее?

Театр — это возможность материализации слова. Ты пишешь текст, и реальные люди из театра начинают проживать твой текст. Люди живут ту жизнь, что ты придумал.

Я часто мечтал что-то написать для театра, но для этого нужно войти в театральную среду, погрузиться в этот мир.

Я всегда любил театр, но знаю, почему никогда не написал пьесу. В театр я хожу как за лекарством, когда быт и жизнь начинают заедать — чтобы посетить мир игры и искр. В драматургии театра автор практически не вмешивается в разговор персонажей — они говорят своими голосами. Для меня же в прозе всегда важны детали и описания.

Поход в театр — это отдых и развлечение, по крайней мере у нас. Хотя существуют иностранные пьесы, заставляющие интеллектуально напрячься. Мне как раз этого не хватает в театре, поэтому я и хожу туда редко. Хотелось бы, чтобы театр был умнее.

В моем романе несколько эпизодов окрашены в сюрреалистические цвета. Главный герой порой будто живет в некоем сне.

Встреча с автором Тотального диктанта 2023. Презентация книги Василия Авченко «Красное небо. Невыдуманные истории о земле, огне и человеке летающем»

Василий Авченко — прозаик и журналист, лауреат общероссийской литературной премии «Дальний Восток» имени В. К. Арсеньева «За вклад в развитие современной культуры Дальнего Востока», финалист премий «Большая книга», «Национальный бестселлер» и «НОС». Автор Тотального диктанта — 2023.

Новая книга Василия Авченко «Красное небо. Невыдуманные истории о земле, огне и человеке летающем» рассказывает о неизвестных страницах истории России, о малоизученных территориях, о канувших в небытие изобретениях и о не снискавших славы поэтах и летчиках. Увлекательный рассказ Авченко заполняет пробелы и возвращает память.

Василий Авченко:

Если «Красное небо» и роман, то документальный. Мне приходилось искать факты, сопоставлять их, а в центре книги реальная личность — военный летчик Лев Колесников, который не относился к числу звезд, но при этом принял участие в известных отечественных и мировых событиях.

Лев Колесников вырос во Владивостоке, был одним из внуков Николая Матвеева — летописца Дальнего Востока. В книге мне удалось запечатлеть революционные времена, Гражданскую войну и то, как семья Льва жила в тот период.

Это история отечественной авиации начала 20-го века. Но при этом это и история человеческая — история человеческих переживаний, испытаний. Документальный роман пишется со всем инструментарием хорошей художественной прозы.

Мне хотелось бы, чтобы любой читатель моего романа что-то новое для себя открыл.

Лучше оставить название моего романа без разъяснений, пусть многозначность и поэтичность названия остается. Я бы не хотел никакую ассоциацию отбрасывать у читателей.

Есть закон общественной памяти. Мы не можем помнить всех. Причем особенно ярко нам чаще всего запоминаются трагично ушедшие, а не дожившие до преклонных лет. Отменить или опровергнуть этот закон нельзя, но мне захотелось хотя бы рассказать о третьих, четвертых и десятых, а не только, как принято, о первых людях отечественной авиации.

Судьба Льва Колесникова так сложилась, что в ней столкнулось и переплелось множество исторических событий. Он имел личный боевой опыт Корейской войны, но не мог об этом рассказывать, потому что официально СССР в этой войне не участвовал. Прямая связь судьбы Льва Колесникова есть в том числе и с космической гонкой СССР и Соединенных Штатов. Но спойлерить много не буду, как говорится, прочтете в романе.

Презентация книги Марины Москвиной «Золотой воскресник»

Марина Москвина — финалист премии «Ясная Поляна», лауреат Международного Почетного диплома Андерсена. Автор романов «Крио», «Роман с Луной», «Гений безответной любви», «Моя собака любит джаз», «Три стороны камня», «Вальсирующая» и других книг для взрослых и детей, переведенных на множество языков мира.

Новая книга Марины Москвиной «Золотой воскресник» — сборник смешных и грустных случаев и разговоров, где люди-легенды Юрий Никулин, Рина Зеленная, Георгий Бурков, Юрий Лотман, Резо Габриадзе, Слава Полунин, Юрий Коваль, Андрей Битов, Дина Рубина, Эдуард Успенский и многие другие — пируют, размышляют, беседуют и пишут письма, философствуют и хулиганят. О каждом у Москвиной целый ворох увлекательных историй. Это светлая книга, наполненная легкостью и мудростью, которая всем нам сегодня так нужна.

Марина Москвина:

Я очень люблю слушать людей. Каждый однажды может сказать что-нибудь гениальное.

Сейчас проблема писателей: боты пишут за нас, и кажется, что они однажды нас вытеснят. Но какие-то вещи ботам ещё недоступны. Это то, что по-настоящему пережито.

Ведь что такое анекдот? Это когда что-то с тобой случилось, ты вляпался, но можешь посмотреть на это словно со стороны и рассказать об этом. Я всегда жду, когда смогу так посмотреть. Иногда приходится ждать очень долго.

Многих из этих людей [о которых написана книга] уже нет в живых, но вот они в моей книге. И здесь они живые, они разговаривают, смеются, танцуют чарльстон. Они уже навсегда теперь в этой книге и в своих произведениях.