Средняя Эдда

Отзывы на книгу

«Тот самый роман „про здесь и сейчас“, которого нам так не хватало, — одновременно камерный и глобальный; эмоциональная история про живых людей, захватывающий триллер и остросоциальная драма».

Галина Юзефович

«Политический детектив, арт‑антиутопия, русский Догвилль, сага о битве скандинавских божеств... Но главное — внимательный и безжалостный диагноз всему поколению русских двухтысячных, диагноз равно болезненный и своевременный.

Как и положено роману‑пророчеству, „Средняя Эдда“ уже сбывается и входит в каждый дом».

Александр Гаврилов

«Жизнь умелых высокооплачиваемых специалистов идет своим чередом: чиновники пилят заносы, политтехнологи готовят к выборам живые трупы, полицейские лениво следят, как гопота на договоре пинает шибко дерзкую молодежь. Привычная картина в привычных рамках — и вдруг рамки с треском ломаются и расползаются под напором совсем непривычных и равнодушно беспощадных рисуночков, сюжеты которых сбываются самым страшным для начальства способом.

В „Средней Эдде“ сквозь оскаленную злободневность выпирают мрачные контуры древних саг, а самые завиральные повороты сюжета оказываются документированной правдой. „Не мы такие, жизнь такая“ — и роман такой. Поколенческая книга, отходная эпохе и просто актуальный роман — горький, злой и дарящий надежду».

Шамиль Идиатуллин

Цитаты из книги

«Они сильно перетрусили. Асу казалось, что раньше восьмой‑девятой не начнется. Но вертикаль стала гнуться еще до удара, на одном предчувствии.

Никакой ложки нет, говорили в „Матрице“. Вот именно. Если бы наша оппозиция знала, с какой субстанцией имеет дело, думал Ас, она бы просто пришла на Тверскую и потребовала освободить кабинеты. А кабинеты, кстати, и так уже наполовину пусты. По „коридорам власти“ течет полноводный поток внезапных отпускников — срочно проведать маму, повидать дочь, подлечиться врачи советуют. Теперь на всё — „принесите оригинал приказа“ и „без визы министра не принимаем“. Даже если это какое‑нибудь дурацкое согласование на рекламный плакат, которое раньше всегда было устным.

Теперь всё опасность, всё ненужный документальный след».

«В жужу играют так. Нужно лечь на пол у дальней от двери стены камеры и, закусив зубами какую‑нибудь мелкую дрянь, беспрерывно жужжать. Ноги и руки — от земли, как только опустил — штрафной по животу. Перестал жужжать — по зубам. Задача — переползти на брюхе камеру и ткнуться носом в решетку.

Что после этого — неизвестно. Илья не доползал еще и до середины. За каждый проигранный матч — один зуб. У Ильи уже три. Из дырки на месте второго никак не прекращает идти кровь. Он все время чувствует, как ее вкус растекается по небу, а оттуда пробирается в нос. Илье кажется, что кровь внутри него пробила новые русла, и теперь течет, создавая запруды, прорывая плотины, меняя очертания органов. Я не тело, думает Илья, у меня его почти уже нет. Я — арт‑объект».

«— Если вы думаете, что я потащу людей к цензорам, то это смешно, — сказал я. — Не говоря о том, с чего бы они меня послушали.

— Знаешь, а ты это опиши себе иначе: вы вместе с лучшими людьми города выйдите против прогнившего оккупационного режима и дадите ему смертельный бой. Пора уже показать, кто здесь власть! Титушки нас не остановят!

— Вы издеваетесь?

— Разве? — удивился Ас. — А мне казалось, я уловил стиль ваших рукопожатных разговоров. Ну, если нет, извини. Вы же каждый раз именно так врете перед тем, как друг друга сдать?»

«— Я всегда думал, — сказал Георгий, прохаживаясь, — как там советское политбюро вообще копошилось? Они же были совершенно выжившие из ума дряхлые зомби. Они подтираться‑то с трудом могли, не то, что рулить миром. С нашим титаном та же фигня — он же совсем развалина. Гриб, проросший на овоще!

— Да ничего подобного, — отмахнулся Слава, — какой он — вообще без разницы. Можно подумать, вице‑спикеры что‑то решают. Можно подумать, Дума что‑то решает. Откуда эти фантазии в твои годы? Мы провожаем заслуженного пенсионера в страну вечной охоты. Он там еще чуть‑чуть постреляет в бумажного тигра и баиньки — в колумбарий.

А за то время, что он под ружьем, родственники настреляют себе чего‑нибудь пригодного в хозяйстве. А может, и нам тоже».

«Круглая крышка палехской шкатулки во всю стену — обложка пушкинского „Лукоморья“. По цепи вокруг дуба идет на четвереньках праймтаймовый телеаналитик, из одежды — только очки. В ветвях — русалка со смутно знакомым лицом играет гимнастической лентой. Лента спеленала мужика в костюме. Из барашков морских волн один за другим выходят утопленники в черной форме подводников. В небе над ними человек в маске Гая Фокса рубит бороду световым мечом не то председателю центризбиркома, не то популярному патриотическому блогеру. В центре — огромная голова витязя‑нефтяного барона — с крестиками вместо глаз, раздувшаяся и густо утыканная копьями, как лицо персонажей фильма „Восставший из ада“. Вокруг головы водят хороводы сказочные существа: лешие, кикиморы, Баба Яга и Кощей. Вроде бы тоже с какими‑то неслучайными лицами. В углу — солнечные часы с тенью на семи. Седьмая, значит».