Алексей Толстой: играть самого себя

5 причин купить книгу:

1. Биография «красного графа». Как писатель, наследующий родам Толстых и Тургеневых, дебютировавший среди поэтов Серебряного века и в эмиграции, стал одним из столпов советской литературы? Жизнь Алексея Толстого полна парадоксов — в них разбирается Алексей Варламов.
2. «Третий Толстой» смог не только не померкнуть на фоне известных однофамильцев, но и создать уникальную репутацию и неповторимый стиль. О том, как повлияло на это происхождение писателя и почему его долгие годы отказывались считать графом, — в книге Варламова.
3. «Хождение по мукам». Судьба Толстого вобрала в себя все трагические и сложные обстоятельства ХХ века: тяжелое принятие революции, эмиграцию, возвращение, включение в советскую политику, войну. Жизнеописание литератора показывает не только становление уникальной фигуры, но и путь обычного человека в истории.
4. Калейдоскоп фактов. В книге собрано множество документов эпохи: мемуары, письма, воспоминания, дневниковые записи. О Толстом рассказывают самые разные люди, что помогает глубже понять эту противоречивую личность.
5. Внимание к творчеству. Варламов, филолог, кандидат наук, вчитывается в произведения Толстого и пытается посмотреть на его жизнь через призму текстов.

Пресса об авторе

«Алексей Варламов, написавший книгу о „третьем Толстом“ в серии „ЖЗЛ“, очень точно схватил суть главной жизненной драмы Алексея Николаевича Толстого, автора изумительного „Детства Никиты“, волшебного „Золотого ключика“, почти гениального „Петра Первого“, сложносоставных „Хождений по мукам“, сомнительной „Аэлиты“ и безобразного „Хлеба“. Суть этой жизненной драмы вовсе не в метании Толстого от „белых“ к „красным“, не в служении писателя, дружившего с Буниным, Сталину. Метания и служба „красному деспоту“ вчерашних эстетов и анархистов для первой половины ХХ века — дело привычное. Главная драма Алексея Толстого формулируется просто: граф или нет?»

Павел Басинский

Избранные цитаты

«...если Алексей Николаевич Толстой был графом и сыном Николая Александровича Толстого, то он не был дитя любви, но дитя ненависти и раздора, и именно это странным образом определило жизнь литературного баловня, советского Гаргантюа, эгоистического младенца, каким звал его Горький, национал‑большевика, космополита, великого писателя и труженика, что признавал и взыскательный Бунин, гедониста и эпикурейца, сидящего перед заставленным яствами столом, каким изобразил художник Кончаловский».

«Дуэль состоялась на Черной речке („Стрелялись... если не той самой парой пистолетов, которой стрелялся Пушкин, то, во всяком случае, современной ему“, — вспоминал Волошин). Гумилев настаивал на самых жестких условиях, и секундантам едва удалось его отговорить. „Он не шутил. Для него, конечно, изо всей этой путаницы, мистификации и лжи не было иного выхода, кроме смерти“. А они шутили и толком ничего не умели — ни зарядить старинные пистолеты, ни развести противников на нужное расстояние, ни грамотно себя вести. Пушкин или Лермонтов, увидя такое, только плюнули бы. Поэты в начале ХХ века были хорошие, но дуэлянты из них — никакие».

«Позднее все это отразится в его прозе. Один из самых лучших дореволюционных рассказов Алексея Толстого называется „Для чего идет снег“ — в нем история, немного похожая на ту, что была в жизни: замужняя женщина, которая не любит своего мужа, мужчина, который в нее влюблен, зима, Москва, инфлюэнца — все, как было у них. Только разное окончание: героиня рассказа едет к мужу в Харьков с намерением остаться у него навсегда, а Крандиевская отправилась в Петербург, чтобы объясниться с мужем и от него уйти».

«В судьбе Алексея Толстого революция стала точкой отсчета: лишь тогда он окончательно обрел, прочувствовал, пропустил сквозь душу, сердце, кожу и нервы свою тему — тему русского пути; и все, что впоследствии создавал, — и его шедевры, и неудачи, и подхалимаж, и откровенная халтура — верстовые столбы на этой дороге. Как писатель он пережил вместе со своей страной самые трагические страницы ее истории, о многом рассказал честно, о еще большем умолчал, часто лгал и изворачивался...»