Цитаты
«Когда она была уже в дверях, Корольков добавил:
— И вот еще что. Как говорят мои друзья‑виноделы, чтобы ягода вышла хорошей, лоза должна страдать. Может, и выйдет из тебя толк».
«Шахматная партия для нее была драмой, непредсказуемой и интригующей своим исходом. Лена любила делать глупые, зато неожиданные ходы. А холодный расчет убивал всю романтику на корню. Очень скоро она начала проигрывать даже средненьким игрокам. Тогда Лена выбрала другую тактику. Она поступила, как сборная России по лапте. Если не можешь выигрывать в чужие игры, придумай свою».
«Под одной крышей расположились кабинет главы района, совет депутатов, ЗАГС, отделение полиции и суд. Вахтер в очках на пол‑лица читал брошюру „Группы крови, типы тела, наша судьба“. Похожие очки носил Влад Листьев. Лена хорошо помнила, как по телевизору показывали его похороны. Она тогда спросила мать, почему дяденька с цветами лежит в очках, ведь глаза
— Красиво, правда? — Ванёк как будто невзначай приобнял ее за плечи.
— Красиво, — Лена сделала от него шаг в сторону, — только я волны больше люблю, чем штиль.
— Да кто ж их не любит? У нас полгорода ходит смотреть на волны с пятиэтажный дом. В ноябре бывают знаешь какие! Каждый год кого‑нибудь смывает.
— И что, все равно продолжают ходить?
— Ну, конечно. На что тут еще смотреть. Скучно, кинотеатра же нету.
— Что‑то я начинаю волноваться, Вань, — Лена всегда побаивалась выступать, а тут чувствовала, что ее начинает бить крупная дрожь, — вдруг меня помидорами закидают?
— Какие помидоры? Ты цены‑то на них видела? Тебя скорее крабами закидают».
«Вышла на улицу с видом понято́го, которого сейчас потащат на место пьяной драки. Хотелось бы отказаться, но ведь „гражданский долг“.
Лестничные площадки в хрущевках планировали так, чтобы можно было пронести гроб, но отцовский, пока его поднимали, все время ударялся о стены. Лена сидела в комнате, ощущая сквозняк от входной двери и слушая выкрики неловких „грузчиков“: „Выше, выше, еще чуть‑чуть, так, хорошо прошел, теперь левее“. Посреди комнаты уже стояли два заготовленных табурета».
«— Ну, что, Ванёк все решил. Собирайся. Завтра поедешь за своими работниками. Тридцать три человека, все как на подбор.
— Ой, Вань, спасибо. Ты просто чудо. А куда ехать‑то?
— В ближайшую колонию. Километров пятьдесят».
«— Чего я еще о тебе не знаю, Антон? — План держать себя в руках потерпел фиаско. — Может, ты на Донбассе воевал? Или у тебя офшоры в Панаме?
— Ну, было бы неплохо.
— Почему ты мне ничего не сказал про ребенка?
— А что бы это поменяло? Ты — часть моей жизни. И они — часть моей жизни. Я ведь не стул, вокруг которого все бегают, но сесть может только один».
«Если бы я был рекламщиком, я рекламировал бы тебя. И мы выиграли бы „Каннских львов“. А если нет, то я все равно украл бы их для тебя. Потому что ты лучше всех, Лена»«.
«— А что, если нам провести городской праздник?
— О! А вот это, Елена Фёдоровна, очень хорошая идея. Я праздники люблю. Занималась раньше танцами живота, так нас везде звали выступать. И на день милиции, и на день налоговика. Мы танцевали очень хорошо. — В доказательство Марина поднялась со стула, расправила грудь четвертого, а то и пятого размера, и пустила по телу волну. Практически, цунами.
— Только нам ведь нужен какой‑то важный повод.
— Да, бросьте. — Ирина потянула ящик рабочего стола, доверху заваленный печеньем. — Повод всегда найдется. У нас даже в честь открытия публичного туалета торжество устроили. Шариками его обвесили, ленточку разрезали. Депутат выступал, этот, как его... Еще журналисты приехали, интервью брали на выходе. Что, как, какие впечатления».
«Они снова лежали рядом. Но в Крюкове ей было достаточно протянуть руку — и они становились одним целым. А сейчас нужно скатиться на пол, обогнуть землю и, может быть, тогда она доберется, дотянется до него — человека, лежащего с той стороны кровати».