Глазами ребенка. Антология русского рассказа второй половины ХХ века с пояснениями Олега Лекманова и Михаила Свердлова

Пять причин купить новинку

1. Вошедшие в антологию рассказы не похожи: лиричные и краткие, радостные и отчаянно грустные, безысходные и со светом надежды, со слезами примирения и печалями утрат, о детях разных возрастов, о школе и друзьях, семье и дружбе, красоте природы и глубине человеческой души — все они разные, и каждый из них отражает особенное восприятие ребёнком окружающего мира.
2. Книга построена по принципу загадка — разгадка: каждый рассказ сопровождают комментарии литературоведов, в результате чего чтение превращается в увлекательное исследование. На пути к пониманию скрытых смыслов читатель попробует разобраться в сюжете, литературном и историческом контексте, незаметных деталях, а затем может перечитать рассказ и отыскать в нём своё решение загадки.
3. Обращаясь к теме детского восприятия действительности, авторы затрагивают вечные вопросы бытия. Нетипичность детского взгляда оказывается будто увеличительным стеклом для многослойности философских проблем.
4. Рассказы, вошедшие в антологию, написаны классиками русской литературы второй половины двадцатого века, и потому неизбежно опираются на сложный историко‑культурный контекст. Каким может быть детство в сложные времена, когда непомерно трудно даже взрослым? — об этом стоит задуматься каждому.
5. Сборник — это прекрасная возможность насладиться красотой и поэтичностью русского рассказа. Где‑то на страницах книги притаились и восхитительная синева высокого неба, и такая малина, что пахнет будто сад, и действительно сад, зимний, бескрайне‑белый, по которому идут три чёрные фигуры школьников, и даже тонущая в каше масляная Атлантида. А отдельное эстетическое удовольствие читателю доставят портреты авторов, специально подготовленные для издания.

Цитаты из рассказов

«Потом из будущего я возвращался в настоящее и опять с тоской думал, что ты мудрее меня, что ты знаешь нечто такое, что и я знал когда-то, а теперь забыл, забыл... Что и всё-то на свете сотворено затем только, чтобы на него взглянули глаза ребёнка!»

Юрий Казаков «Во сне ты горько плакал».

«Он раньше жил себе просто: стругал палочки, копался в песке, читал книжки с приключениями; лёжа в кровати, слушал, как ноют, беспокоятся за окном ночные деревья, и думал, что чудеса — на далёких островах, в попугайных джунглях, или в маленькой, суживающейся книзу Южной Америке, с пластмассовыми индейцами и резиновыми крокодилами. А мир, оказывается, весь пропитан таинственным, грустным, волшебным, шумящим в ветвях, колеблющимся в тёмной воде».

Татьяна Толстая «Свидание с птицей»

«Я сказал:

— Я ещё одну только горсточку съем, и вы завязывайте свою малину.

Но он придержал решето у меня на коленях:

— Не в том дело. Возьми себе.

Он положил мне руку на голую спину, и я почувствовал, какая тяжёлая и твёрдая у него рука, сухая, горячая и шершавая, а он прижал меня крепко к своей голубой рубашке, и он был весь тёплый, и от него пахло хлебом и табаком, и было слышно, как он дышит медленно и шумно. (Виктор Драгунский „Поют колёса — тра-та-та“)

В школе нам каждый день выдавали завтраки — липкие булочки из пеклеванной муки. Староста нёс их наверх в большом блюде, а мы стояли на верхней площадке и смотрели, как к нам плывёт из школьных недр, из горестных глубин плывёт это чудесное блюдо».

Василий Аксёнов «Завтраки сорок третьего года»

Цитаты из комментариев составителей

«В рассказе нет той инстанции, которая может объявить: вот оно — „событие бытия“; читатель сам должен угадать его в смысловом мерцании, в ускользающих намёках текста».

«...параллель с платоновским мифом о пещере провоцирует читателя увидеть в рассказе Виктора Голявкина аллегорию мучительного пути в метафизической тьме, на ощупь, к поставленной цели, причём в процессе пути эта цель утрачивает бо́льшую часть своей привлекательности».

«Эта ошибка как бы приглашает нас перечитать рассказ ещё раз и, возможно, совершенно по-новому оценить поведение двух главных персонажей, вступающих в конфликт не в детстве».

«Легко заметить, что глубокое раскрытие характера мальчика в итоге подменяется у Нагибина ловкой иллюзией такого раскрытия».

«В итоге же — преображается сам юный герой: наказание французским языком оборачивается для него удовольствием; в нём самом под творческим воздействием ангарской феи просыпается волшебный дар...»