Жизнь переходит в память. Художник о художниках

Пять причин прочитать:

1. Жизнь художника, рассказанная им самим: воспоминания Бориса Мессерера о друзьях складываются в полноценную творческую автобиографию.
2. Групповой портрет на фоне эпохи: яркие образы главных художников советского периода — в одной книге.
3. Путеводитель по миру артистической богемы: десятилетия творческой свободы глазами участника и очевидца.
4. Продолжение книги мемуаров Бориса Мессерера «Промельк Беллы» и серии «Великие шестидесятники».
5. Книга иллюстрирована фотографиями из личного архива автора.

Об авторе

Борис Мессерер — художник‑живописец, график, сценограф, автор обширных мемуаров «Промельк Беллы», президент ассоциации художников театра, кино и телевидения Москвы, академик Российской академии художеств, народный художник России, лауреат двух Государственных премий РФ, автор сценографии более 150 оперных, балетных и драматических спектаклей. Работал в «Современнике», Большом театре, Театре Моссовета, Московском театре сатиры, был главным художником МХАТа имени А. П. Чехова (1990–1997 гг.). Является автором нескольких персональных выставок живописи и графики.

Цитаты

«Тышлер всегда устраивал для гостей застолье — широкое и „правильное“, с точки зрения человека, робеющего при общении с мастером. Сам он держался предельно скромно, а его супруга Флора Яковлевна была очень гостеприимна. Даже если кто‑то из гостей поначалу смущался, то вскоре расслаблялся под действием „тышлеровки“, специальной водки на травах, изготовленной по рецепту Тышлера и налитой в прозрачную бутылку с трубочистом внутри — черного дерева, с лесенкой и шваброй. Когда трубочист постепенно освобождался из водочного плена, от смущения гостей не оставалось следа. Для сравнения можно было попросить рюмку „флоровки“, что способствовало всеобщему настроению».

«Лучше всех позировала Майя Плисецкая. Будучи натурой высоко творческой, в это, казалось бы, пустячное дело она погружалась со страстью: принимала различные позы, характерные для той или иной роли, охотно меняла костюмы и примеряла головные уборы, доставая их из привезенного с собой большого чемодана. Она относилась к позированию как к творческому акту. Это приносило плоды: ее портреты получались лучше всех других. Видимо, художнику нужна такая самоотдача позирующего. А Майя, которая в данной ситуации была всего лишь объектом творчества, буквально стимулировала творцов на художественные подвиги. Ее жизнь была полностью посвящена искусству, в этом была она вся!»

«Фальк — человек довольно высокого роста, но несколько сутулящийся — стал показывать свои работы парижского периода. Это были среднего размера холсты на подрамниках. После ярких, наполненных светом картин Артура Владимировича мне было непривычно видеть городские пейзажи Парижа Роберта Рафаиловича, как бы подернутые дымкой. Но, несомненно, они представляли собой художественное явление высокого порядка. Когда же перед нами предстал московский пейзаж с густо‑серой толпой демонстрантов на фоне серого города, лишь где‑то перебиваемой темно‑красными мазками лозунгов, кто‑то из гостей сказал, что картина первомайской демонстрации производит довольно мрачное впечатление, Роберт Рафаилович тоже достаточно мрачно ответил: „Для меня та мрачная живопись, которая плохая“».