Новая книга Александра Архангельского вышла в продажу

Герои серии «Счастливая жизнь» — люди двадцатого века. Все они — не просто свидетели гигантских событий ушедшего столетия, а их прямые участники. Это без преувеличения люди Большой Истории. Пройдя сквозь все испытания, они сумели остаться счастливыми и сохранить себя вопреки обстоятельствам.

«Слежка чувствовалась повсеместно. Но, как всегда, в России нужно делать поправку на невероятный хаос, которым разрушается любой контроль, в том числе идеологический. На всю жизнь я запомнил мужчин, которые чокались втроем под огромной афишей: „Пейте томатный сок“. Я их сфотографировал, они спросили, кто я, откуда, завязался разговор, никакой власти они не боялись. Словом, это страна контрастов. Во всем, включая нравы пожилых людей».

В «Редакции Елены Шубиной» вышла в продажу вторая книга серии Александра Архангельского «Счастливая жизнь» — «Русофил. История жизни Жоржа Нива, рассказанная им самим».

Напомним, что первая книга серии — «Несогласный Теодор» об основателе Московской школы социальных и экономических наук Теодоре Шанине была издана в конце 2019 года.

«Русофил» — это история жизни знаменитого французского слависта Жоржа Нива, написанная от первого лица. Рассказ появился благодаря беседам автора (Александра Архангельского) с героем (Жоржем Нива) на протяжении многих лет, с конца 1980-х годов.

Жорж Нива родился в 1935 году, в мае 2020‑го ему исполняется 85 лет. Его детство совпало со Второй мировой. В 1950‑е случилась учеба по обмену, он приехал в СССР. Московский университет в послевоенное время. Русская невеста — Ирина Емельянова, дочь возлюбленной Бориса Пастернака Ольги Ивинской. Знакомство с мэтром. «Доктор Живаго» в рукописи. Высылка из СССР накануне свадьбы. А дальше — война в Алжире, студенческие демонстрации 1968 года, кафедра славистики Женевского университета, диссиденты, Солженицын и снова Россия...

«Мало кто сделал столько, сколько он, для наведения мостов между условными „нами“ и еще более условными „ними“; для признания русской культуры — „там“ и для сохранения русской свободы — „здесь“. Переводами, книгами, выставками, поддержкой тех, кто попадал в беду. По его многотомной „Истории русской литературы“ французы (и отчасти итальянцы) изучают нашу словесность. В его переводах читают „Раковый корпус“ и „Август Четырнадцатого“ Солженицына, „Петербург“ и „Котика Летаева“ Андрея Белого...»

— пишет Александр Архангельский.

Жорж Нива прожил жизнь, полную приключений, так что рассказ о случившемся с ним — увлекательнее любого вымысла. Его биография полна таких эпизодов, которые не выдумать и самым продвинутым беллетристам. Недаром она легла в основу сценария фильма Андрея Смирнова «Француз».

Первые уроки русского языка Нива получил от белоэмигранта и переплетчика Георгия Никитина, который читал ему «детские» рассказы Толстого. Позже, в Сорбонне, его преподавателем был Пьер (Петр Карлович) Паскаль, французский коммунист, высланный из СССР за неверную расстановку приоритетов. На праздновании дня рождения Паскаля в маленькой квартирке на окраине Парижа Нива слушал рассказы участников русской революции 1917 года — Бориса Суварина (одного из бывших главарей Третьего Интернационала и основателя Французской компартии), Николая Лазаревича, Марселя Боди...

В 1956‑м году, после XX съезда КПСС, в числе первых иностранных студентов Нива оказался на филологическом факультете МГУ. Под руководством профессора Николая Гудзия он изучал «Петербург» Андрея Белого, что в то время было, конечно, против всех правил.

Спустя несколько десятилетий Нива рассказал о том, что так поразило его в оттепельной Москве:

«Люди откровенно показывали пальцем на негров или мужчин, носивших бороду („Смотри, Иисус!“), но не замечали безногих инвалидов войны, передвигавшихся по городу на деревянных досках с прикрученными к ним колесиками».

В свой первый приезд в Москву Жорж Нива познакомился с семьей Ольги Ивинской, позже влюбился в ее дочь Ирину Емельянову. Молодые люди собирались пожениться, даже подали заявление в загс, но Жоржа внезапно выслали в Хельсинки, без объяснения причин и без копейки денег в кармане. Но и это не смогло повлиять на его любовь к России и всему русскому.

Тщательный отбор фактов биографии слависта и русофила и сохранение интонации рассказчика позволили сделать книгу «Русофил» такой, какая она есть: динамичной и увлекательной.

История Жоржа Нива выходит сразу в нескольких форматах. Помимо печатной книги, электронной книги и её звукозаписи, будет аудиосериал, озвученный самим Жоржем, и биографический фильм Александра Архангельского и Татьяны Сорокиной. Электронная версия и аудиокнига доступны для скачивания на ЛитРес, аудиосериал планируется на радио Arzamas, а фильм выйдет на одном из российских каналов, после чего будет находиться в открытом доступе на YouTube. Вводите в поисковую строку “Жорж Нива. Русофил” — и читайте, слушайте, смотрите.

Цитаты:

«Внизу, на скамеечке, всегда были какие‑то бабушки бдительные, и мне казалось, что они следят, когда я вхожу, ухожу. Особенно строго и осуждающе они смотрели на новых, в первый раз входивших в дом молодых людей и женщин: хорошо ли, пристойно ли они одеты, или — кофточка обтягивающая, брюки узкие — как не стыдно, нельзя же так! Бабушки были частью общей системы советской бдительности».

«Слежка чувствовалась повсеместно. Но, как всегда, в России нужно делать поправку на невероятный хаос, которым разрушается любой контроль, в том числе идеологический. На всю жизнь я запомнил мужчин, которые чокались втроем под огромной афишей: „Пейте томатный сок“. Я их сфотографировал, они спросили, кто я, откуда, завязался разговор, никакой власти они не боялись. Словом, это страна контрастов. Во всем, включая нравы пожилых людей».

«Уже в первый свой приезд я полюбил бывать у Ольги Всеволодовны, наслаждался общением со всем этим прекрасным семейством. И время от времени сталкивался там с „классиком“, как все они его называли. То есть с Борисом Леонидовичем Пастернаком, удивительно добрым, простым, юношески пылким. Я ни разу не видел его грустным — только щедро смеющимся. На фотографиях он иногда выглядит романтически задумчивым, но, по‑моему, он просто позировал».

«На какое‑то время я стал учеником Исайи Берлина, сэра Айса, того самого великого историка европейских идей, от эпохи Просвещения и до Плеханова, который сразу после войны стал вторым секретарем британского посольства и встречался с Ахматовой <...>. Он рассказывал о ночных беседах с Ахматовой; таинственно недоговаривал, намекая на то, что время для полного рассказа еще не пришло...»

«Иногда я оставался с ним (с Пастернаком) один на один, и мы вели длинные и откровенные беседы. В том числе — о его отношениях с Ольгой Всеволодовной, о том, как он страдает, как его преследует чувство вины за то двойственное положение, в которое он поставил Ивинскую и себя. И что он должен был бы после ее возвращения из лагеря покинуть официальную семью и уйти к Ольге Всеволодовне. Я, честно сказать, испытывал некую неловкость — великий поэт исповедовался передо мной, юным стажером».

«Потом я получил все‑таки путевку в Ленинград, жил в общежитии на Петроградской стороне, в комнате на одиннадцать человек. В коридоре был один кран с водой на всех, так что очереди были значительные. И я ходил в баню, которая располагалась неподалеку. Лет через двадцать— тридцать я снова оказался в Ленинграде, опять жил на Петроградской стороне, правда, уже в отдельной квартире у моих друзей. Там лопнула труба, все замерзло. Пришлось опять идти в ту же баню. Зашел внутрь — ничего не изменилось. То есть ровным счетом ничего».