30 глав АСТ: интервью с Павлом Санаевым

«30 глав АСТ» продолжаются. Это серия встреч со знаковыми авторами издательства, приуроченная к 30-летнему юбилею АСТ. И сегодня у нас в гостях — писатель, сценарист и режиссер Павел Санаев.

— Давно не было новых книг, полнометражных фильмов. Последний фильм был в 2015 году, книжка — в 2013-м. Поэтому ключевой вопрос, который волнует всех: где Павел Санаев? Что он делает? И когда будет новая книга?

— Павел Санаев начал в 2014 году заниматься предпринимательством, поскольку снизилось количество книжных точек, и книжка, даже если она бестселлер, не может обеспечить 2–3 года жизни, пока ты будешь писать следующую.

Соответственно, заканчивая «Хроники Раздолбая» («Похороните меня за плинтусом — 2»), я понимал, что мне надо будет что-то делать. Тот гонорар, который мог за нее прийти, не мог покрыть работу над следующей книгой. Я несколько лет выстраивал бизнес, связанный с аудиотехникой. Мы устанавливаем людям всякие крутые домашние музыкальные системы: проигрыватели, колонки, усилители. 

— Это как домашние кинотеатры?

— Нет, не кинотеатры. Хотя они тоже есть! Это High End аппаратура для воспроизведения музыки в самом хорошем качестве, которое только может быть. Года четыре это все развивалось, и только потом появилась отдача. Это позволяет мне теперь работать над следующей книгой. Это первый момент. А второй (воспользуюсь таким приглашением — открою тайну), был один сценарий, над которым я работал. Три раза его переписывал. Это фантастический фильм. Но сегодня становится понятно, что наш бюджет этот фильм не потянет.

Видеоверсия интервью. Наш гость Павел Санаев.

И потом, вся эта история высокобюджетного кино в России — это государственные деньги. То есть, как правило, это только патриотическое кино. Моя история в значительной степени патриотическая, но в общечеловеческом плане. Поэтому вряд ли какие-то государственные деньги нам светят. 

Соответственно, я решил эту историю сделать в виде книги. Но есть нюансы. Это нечто совершенно непохожее на «Похороните меня за плинтусом» и «Хроники Раздолбая». При этом в голове у читателей есть такое неосознанное деление на беллетристику и литературу. Литература исследует реальную жизнь, характеры, столкновения, драмы и внутренние вопросы. Хорошо, если это описывается уникальным языком, свойственным автору. Мы сразу понимаем, что книга ценна не только историей, но и языком, которым она рассказана.

А есть беллетристика, то есть выдуманная история, которая может происходить в других мирах. Вот ее необязательно писать уникальным языком. Посмотрим даже на слог самых топовых вещей. Возьмем Дэна Брауна или Яна Флеминга, который написал «Агента 007». Там очень простой язык: просто описание действий. Могут быть какие-то литературные украшательства вполне приличные, но нет необходимости в поиске индивидуального языка. 

Это две совершенно разные вещи. Неправильно их делить на высокое и низкое. Но все-таки в сознании массового читателя есть понимание, что литература — это литература, и книжка, состоявшаяся в этой сфере, считается большей удачей, чем даже бестселлер, но беллетристский. Соответственно, если я пишу фантастическую книгу, в этом есть большой риск, даже если получится хорошо. Она адресована совершенно другому читателю, не тому, который ищет литературу о жизни. Хотя эти две группы могут пересекаться...

Знаете, самая простая аналогия с музыкой. Допустим, успешная группа в стиле хеви-метал делает отличный альбом в стиле кантри или поп-музыки. То есть их постоянный слушатель в шоке: мы ждали от них «тяжеляк», а тут какие-то «ла-ла-ла». А новые слушатели, которым могла понравиться их музыка, думают: «А что это они из другой сферы на нашу территорию лезут?» Здесь такая же ситуация.

Думаю, если я буду издавать эту книгу, то, скорее всего, под псевдонимом. Чтобы это был отдельный бренд. Почему я сейчас эту тайну приоткрываю? Очень сложно какой-то псевдоним запускать с нуля. Хотя есть пример хороший — Акунин и Брусникин: только через некоторое время стало понятно, что это один и тот же автор..

— У Джоан Роулинг сейчас тоже есть псевдоним.

— Наверное, в этом есть логика. Мы не прячемся, а сразу даем понять, что это другой бренд. Это правильно и в музыке. И были такие случаи, когда музыканты из одной группы, известной в одном направлении, создают другую группу, где они играют другую музыку, и находят новых поклонников. Поэтому я сейчас думаю о псевдониме. Возможно, он будет даже англоязычным, потому что место действия книги не Россия.

— В будущем происходит действие?

— Нет-нет, это происходит в наше время. Знаете, все корни произрастают из наших детских мечтаний и желаний. У меня еще со времен, когда я переводил фильмы, есть мечта сделать такой большой супербоевик уровня Джеймса Кэмерона.

Для того чтобы это сделать, нужна сама история. Соответственно, первым шагом в этом направлении был фильм «На игре». Когда у меня был выбор, снимать «Похороните меня за плинтусом» или «На игре» (там совпало два запуска), я выбрал «На игре», не жалея ни секунды. Потому что это более широкое поле для получения режиссерского опыта: масштабный проект, много графики, трюков, большое количество съемочных дней, техники.

А камерная история не могла бы дать такого результата. И с творческой стороны в тех производственных условиях я не мог бы сделать ее так, как видел. Мне пришлось бы ее самому уродовать. И тогда одним из ваших первых вопросов был бы: «Павел, вы написали хорошую книжку „Похороните меня за плинтусом“, зачем вы ее потом сами же испортили собственной экранизацией?» А так это сделали другие люди, с них и спрос. Кому-то нравится, кому-то не очень, но это не имеет отношения ко мне. А книга есть и живет своей жизнью.

Новая фантастическая история будет примерно в том же направлении, что «На игре», но более осмысленная. «На игре» ведь тоже была экранизацией. Корни шли от книги «Игры в жизнь» Александра Чубарьяна, которую купил продюсер для экранизации. Мне предложили сначала стать соавтором сценария, потом автором, потом уже ее снимать. Но в этой книге была одна проблема. В ней не было выхода на какую-то идею: собственно, о чем все, ради чего? Была классная предпосылка: а что, если ребята вдруг в жизни получат возможности, которые есть у них в игре? Хорошо, это повод рассказать о чем-то важном, но о чем?

В книге не было этой идеи изначально. И мы столкнулись с тем, что у нас герои, которые просто убивают людей. Значит, они уже антигерои. Ну и мы натянули такую сову на глобус совместными усилиями: сделали так, точно это история о том, что будет, если человеку дать супервозможности. Как он ими воспользуется? Для собственного обогащения или на благо других? В общем, не получилось у нас эту идею развить в этой формуле. Получился кайфовый драйвовый фильм, но без идеи.

— И очень кассовый, по-моему?

— Он был кассовым, но в зарубежном прокате. Соответственно, следующий шаг — пойти дальше и сначала придумать идею. Я этот сценарий сначала писал с расчетом на российские реалии. Поэтому где-то прижимался, думая, сколько денег дадут на съемки. Ты можешь написать, как эскадрилья вертолетов расстреливает динозавров на Красной площади, но снимать это дорого. Поэтому я себя немного сдерживал. 

Но, когда стало понятно, что не складывается с бюджетом, я подумал: «Если я буду писать книгу, то могу себя не сдерживать». Это будет абсолютно глобальная история. Соответственно, место действия — это не какие-то уголки России, а Дубай, и Нью-Йорк, и Колорадо, и горы, что хочешь. И могу вертолетами атаковать!

Это абсолютно приключенческая фантастическая история, через которую я хочу рассказать о важных для себя вещах. Она, возможно, даже раньше выйдет, чем «Хроники Раздолбая — 2», потому что я работал над ними одновременно. А фантастические истории в написании легче, потому что нет такой большой ответственности перед текстом.

Почему эти две книги так долго пишутся? Простая, по сути, вещь: Раздолбай встал, открыл глаза, пошел на кухню. Но я не могу просто так написать. Нужно найти такой способ передачи этого простого смысла, облечь в такие слова, чтобы это было увлекательно читать, чтобы каждая фраза звучала как музыка, имела ритм.

Еще одну тайну открою: я часто получаю комплименты, что книги легко читаются. А я каждое предложение проговариваю много раз внутри. И если даже одно слово кончается на согласную, а другое начинается с согласной (например, представьте фразу «пост здоровья»), я никогда ее не напишу, потому что ее проговорить очень сложно. Даже когда мысленно ее читаете, ваш мозг спотыкается об эти конструкции. Задача в том, чтобы все слова так сочетались друг с другом, чтобы текст лился как жидкость, чтобы ваш мозг не напрягался при усвоении этого текста. На это уходят время и силы.

У моей фантастической книжки такой высокой ответственности перед текстом нет, хотя «пост здоровья» я там точно не напишу. Поэтому, возможно, я сделаю бросок, добью фантастику и потом вернусь к «Хроникам».

— К «Хроникам» мы еще вернемся. Вопрос о фантастической истории: вы когда пишете, сразу представляете ее как режиссер? Или у вас работают два полушария: одно просто пишет, второе думает, как это связать в кино?

— Нет, там другая технология. Чем кино отличается от сериала и от книги? Тем, что это законченное произведение, хронометраж которого — два часа с копейками. Соответственно, это 120–130 страниц сценария. Поэтому нужен поэпизодник — набор действий, который должен раскладываться так, чтобы он четко вписывался в этот размер. Потом есть определенные блоки: завязка, усложнение, переворот, еще одно усложнение, выход в финальную часть. То есть свои правила драматургии.

Второй важный момент: если это кино, очень важно зрелище. Любая сцена, толкающая историю вперед, не только должна быть драматургически обоснована: злодей сделал ход против героя, а герой его отбросил. Помимо этого, ее должно быть интересно смотреть. Может быть так, что герой вошел в комнату, злодей набросился на него с молотком, герой ударил его стулом и убежал. Но это малобюджетный артхаус. А для большого бюджета: герой летел на самолетике, злодей атаковал его на сверхзвуковом бомбардировщике, а потом герой, уходя от погони, загнал врага в кроны деревьев. Сейчас мы договорились с очень хорошим художником, что он нарисует картинки, как в графическом романе, и можно будет представить себе это визуально.

Еще хотел привести такой пример. У меня второй фильм назывался «Нулевой километр». И там была сцена свадьбы. Драматургически это для меня было как уравнение. Была поставлена задача: в сцене герой сближается с героиней, плюс мы понимаем, что она достойный человек, а ее бывший ухажер, видя их, ревнует. Раз это свадьба, хотелось переполоха. Естественно, первая мысль была: «Драка!» Но я подумал: «С чего драка?» Нужно было придумать нечто, чтобы было интересно визуально и в рамках нашего среднего бюджета.

В какой-то момент я вспомнил о такой штуке, как зорб. Это шар, в котором люди катаются. И возникла идея: молодоженам подарили зорб, и жених стал кататься на нем за катером. Катер воткнулся в зорб, молодой человек стал тонуть, герой бросился его спасать, а героиня бежит спасать его. Они выныривают вместе, свидетелем чего становится ее бывший ухажер и ревнует ее.

Это дало нам красивую картинку, съемки были в том числе под водой. И эта сцена была той, с которой зрители реально начали смотреть картину. Потому что я в зале всегда присутствую и смотрю на реакцию. У всех на лицах были улыбки. Когда фильм уже был готов, продюсеры захотели, чтобы вышла и книга. Была тогда такая мода: смотрим фильм, читаем книгу. Я говорю: «Пацаны, я не могу, у меня нет времени». «Мы найдем тебе автора, — говорят, — а ты потом поправишь». Нашли, она написала новеллизацию, а потом я недели три правил ее, чтобы сделать похожей на свой текст. Достаточно простой текст получился, безо всяких изысков. Но я потом таких помидоров получил за эту книжку! «Мы, парень, уже привыкли, что у тебя определенный уровень, мы от тебя ждали „Плинтус“, а ты нам что преподнес?» При этом фильм смотрели достаточно хорошо, и книжку те, кто не читал мои предыдущие работы, нормально приняли. Сказать, что это совсем дрянь, нельзя. Но и не скажешь, что это выдающееся произведение.

— Так вас в итоге правильно называть автором трех книг или двух?

— Двух, конечно. Та книга — это продукт в поддержку фильма. Фильм — да, мой абсолютно. Я вижу в нем огрехи. Это как раз тот случай, когда я за все положительные и отрицательные стороны несу ответственность. Книга — это просьба ребят, которым нужно было отбивать бюджет. И, что греха таить, была и у них, и у меня идея о том, что имя известное, ее выпустят и купят. Но все деньги шли им в кассу. Им нужно было отбивать затраты. Но ничего не получили в итоге — только помидоры. Поэтому я понимаю, что в ситуации с фантастической книгой есть тот же риск, только с одной большой разницей: это будет не новеллизация, а серьезный подход к истории. И плюс мне история нравится. Но, думаю, правильно сделать это под отдельным брендом.

— Еще вопрос о фантастике. Вы говорили, в «На игре» у ребят были сверхспособности. Вы бы какую выбрали?

— Жить вечно.

— Зачем?

— Мне интересно.

— Так все же умрут.

— А мне интересно. Я бы хотел посмотреть, что будет дальше.

— Хорошо. Неожиданно.

— Вот, к слову, о фантастике. Вы смотрели «Звездный путь», например?

— Ну да.

— Вот одна из моих мыслей... Не знаю, будет ли она в книге. Понимаете, мы такое количество энергии тратим на фигню, реально полную фигню. На какие-то склоки... Даже на высоком уровне. Посмотрите одно из моих любимых последних произведений, сериал «Миллиарды». Там люди очень высокого полета. Генеральный прокурор, миллиардеры, глава фонда и все остальные все время заняты интригами, получением каких-то преференций, большего виляния. Если бы человечество доразвилось до того состояния, чтобы направить совместные усилия на какую-то общую цель, то через 200 лет то, что мы видим в «Звездном пути», могло бы стать реальностью. Но вместо этого мы смотрим котиков в «Инстаграме», идиотские видео в «ТикТоке». Где «ТикТок» и где «Звездный путь»? В реальности все может быть сделано. Смысл организмов в расселении, завоевании пространства. Это же здорово.

— Идем ко второй части «Хроник Раздолбая». Сколько уже написано?

— Четыре главы.

— Первая же книга на самом деле толстенькая. Там около 500 страниц.

— Да, вопрос даже в том, будет ли в «Хрониках Раздолбая — 2» одна книга или две. Потому что в отличие от сценария, где вы понимаете, что у вас 125 страниц, а надо 120, и вы ужимаете, в книжке немного по-другому. Вы развиваете историю, и, сколько страниц получится, неважно. Отчего зависит объем? В литературе, не в беллетристике, все время всплывают подыстории. Герой что-то увидел, вспомнил — и теперь нужен экскурс в его детство. Получается история внутри истории, и все это нанизывается и нанизывается.

У меня есть ощущение, что в итоге «Раздолбай» растянется на три книги. Но пока у меня четыре главы. В пятой будут события 1993 года, когда герой попадает в замес. А всего глав ориентировочно восемнадцать. У меня в «Инстаграме» часто спрашивают: «Когда?» и «Почему так долго?» Я сразу говорю: «Простите». Для меня эта книжка как «Жан-Кристоф» Ромена Роллана. Она задумывалась примерно так же. У него четырехтомник о жизни музыканта, практически всей.

У меня тоже жизнь нескольких героев на протяжении 30–40 лет. Книга захватывает конец Советского Союза и следует почти к нашему времени. И, кстати, не удивлюсь, если она закончится как раз ковидными делами. Это долго. Наверное, было бы правильно вообще не выпускать вторую книгу сейчас, а писать-писать, пока всю бы историю не закончил. Никто бы тогда не ждал, с одной стороны. Но, с другой, она читается как самостоятельная книга. Более того, когда я ее задумывал, где-то в 1994-м... 

— Первую часть имеете в виду?

— Нет, вот эту. Где-то в 1994–1995 годах были первые наброски. Я рассчитывал выпустить ее где-то в 1998-м. Тогда было написано где-то 400 страниц на машинке. Из них в новую книгу войдет процентов пять.

— Почему так мало?

— Ну, ужас. Не найден был язык. Пять процентов — это материал даже, не текст. Тот роман, который задумывался, он заканчивался примерно на том же месте, где я и собираюсь завершить книгу. При желании я мог бы сделать чуть-чуть другой финал, без захлеста вперед, и поставить точку. Были бы «Хроники Раздолбая — 2» безо всякого продолжения.

Но к началу работы над ней выяснилось, что она может быть гораздо глобальнее, она может стать историей не одного персонажа, а целой эпохи. Ведь все герои проходят через очень интересные трансформации уклада жизни. Поэтому может получиться срез огромного исторического куска. А это самое ценное, что есть в литературе вообще, потому что вы по книгам понимаете, чем люди жили до вас.

Это первый момент, почему мне это показалось важным. Второй момент — это зарубежные книги, которые произвели на меня большое впечатление в студенчестве. «Отец Горио» Оноре де Бальзака, «Блеск и нищета куртизанок», «Гобсек» — весь этот цикл «Человеческой комедии», а также «Американская трагедия» Драйзера. Это истории о социальной пирамиде и попытке человека попасть со дна наверх. Они совершенно органичны для общества, живущего по принципам феодальной и капиталистической экономик. Французская литература пораньше, поэтому поближе к феодализму, а Драйзер ближе к капитализму.

Меня в какой-то момент осенило, что у нас в литературе ничего подобного не было. Во времена царя писали о другом. Достоевский искал духовные мотивы: совесть, прощение. У него все герои и так были на дне. Царизм и не предполагал каких-то вариантов выбраться. Потом было социалистическое общество равных возможностей, как мы это любили называть. Литература была совершенно другая. А потом, в 1991-м году, к нам пришло то, о чем писал Драйзер в «Американской трагедии» еще за 80 лет до этого. Так вот Раздолбай — это и есть персонаж из «Трагедии» или Растиньяк (главный герой «Отца Горио»), но постсоветский. Мне показалось, что это здорово, потому что моя книга созвучна той литературе, которая мне когда-то была интересна и важна.

— А для вас 90-е — это время больших возможностей или трагедий?

— Это и то, и другое. Те, кто всю жизнь до зенита трудился на определенном поприще и добился какого-то признания, вдруг узнали, что их успех улетел в канаву. Вот у нас сосед был известным химиком, лауреатом с открытиями, работал в химическом институте. Он создавал ценные вещи и для военных, и для промышленности. Институт закрыли, всех распустили, и он развозил газеты. Это, конечно, трагедия. С другой стороны, какие-то люди, наоборот, нашли себя. Даже не буду говорить...

— Без имен, что называется?

— Нет-нет, не в этом дело. Как раз с именами. Представьте, что я эти книги написал бы в Советском Союзе. Они были бы запрещены 100%. Это я себе не льщу. Потому что это «Похороните меня за плинтусом» было бы точно очернением советской жизни.

А «Раздолбай» — мракобесием. Внутренние голоса, Бог — что это такое?

Вы комсомолец или кто? Не было бы фильма «На игре», никакой аудиоаппаратуры тоже. Чем бы я занимался тогда? Наверное, работал бы в кино. Снимал бы какие-то истории одобренные.

— По госзаказам.

— Ну, в Советском Союзе были прекрасные фильмы. Правда, в основном о войне и какие-то лирические комедии. Ну, может, я снял бы что-то хорошее о войне. Не думаю, что я прямо бы пропал. Но занимался чем-то другим. Снимал бы что-то идеологически выдержанное, но не кондовое лизоблюдство.

— Опять вопрос о 90-х... Я вот, если честно, с удивлением узнал, что «Похороните меня за плинтусом» была написана в 1994 году, а опубликована в 1996-м. А для меня это 2000-е. Оказалось, что она получила премию, потом ее переиздали, и только в 2007-м она выстрелила, и вся страна ее читала.

— А это вот реверанс нашему издательству. Мы с Юрием Декайло говорили, и он очень интересную вещь на эту тему сказал о том, что в 90-е был совершенно другой читатель. Публика, которую называют интеллигентной, разборчивой, в то время занималась выживанием. А читали охранники и водители. То есть пацаны решали вопросы, а водители ждали их в машине. Делать было нечего — телевизора не было, мобильника тоже — поэтому читали. А что? Ну не «Плинтус» же о бабушке. Они читали «Месть бешенного», «Война паленого» — вот это вот все.

Моя книга была на тот момент никому не нужна. Я ее закончил на самом деле в 95 году, а в 96-м ее издали в журнале «Октябрь». Я получил премию этого журнала. Это было очень важное событие, спасибо «Октябрю» за это. Пока ты нигде не напечатан, никакой ты не писатель, хоть тресни. Они издали, и номер этого журнала долгое время лежал на выкладке в библиотеках. Его реально зачитывали до потрепанного состояния. В таком виде книга просуществовала несколько лет. Я пытался ее нескольким издательствам показать. По-моему, знакомые относили ее в «Вагриус». Они сказали, что им неинтересно.

В 2003 году мне позвонил писатель и издатель Игорь Клех. Человек, который тоже сыграл значительную роль. Он сказал: «Павел, я сейчас занимаюсь издательским проектом. Это будет серия „Современная библиотека для чтения“ в издательстве „МК-Периодика“. Мне понравилась ваша книга, хочу ее включить. Там будут и стихи, и новеллы, и очерки».

У меня, как у молодого самонадеянного человека, в начале была такая реакция: «Меня? В какой-то сборник?» Надо отдать должное такту и мудрости этого издателя, потому что с такими юнцами нужно осторожно обращаться. Ведь они могут глупости наделать себе же во вред. Он тактично и мягко объяснил мне, что меня никто не знает и, если я просто выложу эту книгу, она канет, как поплавок со слишком большим грузом, в пучину. В серии же она будет более заметная, потому что будет единое оформление. В первом издании будет 12 книжек, и это привлечет к себе больше внимания. 2003-й был годом издания этого сборника, и он долгое время переиздавался. Дальше, в 2007-м, со мной связался Юрий Дейкало и предложил выпустить книгу в АСТ. Это был мучительный выбор, потому что ко мне в «МК-Периодике» очень хорошо относились и хотели книгу оставить. Я думал, переходить или не переходить. Но понимал, что для книги это важнее, потому что возможностей у АСТ было больше.

— И тираж больше.

— Ну, тираж ведь определяется возможностями его распространения. Ведь «МК-Периодика» было издательством, которое не занималось серьезно художественной литературой. Они в основном занимались, если ничего не путаю, словарями, учебниками. Художественная литература была для них экспериментом. Они делали какую-то выкладку в магазинах, но тираж всегда был меньше, чем спрос. Книжка появлялась и почти сразу пропадала. В каких-то магазинах была, в каких-то — нет. Было непростое решение, потому что я привязываюсь к людям. Но решение было принято в пользу АСТ, и в 2007-м книгу выпустили. С тех пор я ни о чем не жалею.

Вообще, оглядываясь назад, я вижу несколько важных решений, которые принял. Первое — в 1994 году вернуться из США в Россию. Я тогда уехал туда на несколько месяцев учить язык и предполагал, что осмотрюсь и, если понравится, останусь. Второе — перейти в АСТ. Третье — снимать фильм «На игре». Четвертое — жениться на моей супруге.

— У меня еще несколько вопросов. Следующая часть «Хроник» будет называться «Спор на балу Воланда». Она будет о добре и зле? Там будет отсылка к Булгакову? 

— Отсылка к Булгакову есть уже в прошлой книге, где происходит финальный спор. И это не отсылка к Булгакову моя личная, а реальный антураж тех лет. Это 1992 год, по-моему. Точно не помню. Во времена нашего нового НЭПа братки и коммерсанты хотели развлекаться, и были люди, которые жили тем, что их развлекали. И они придумали тогда в саду «Эрмитаж» устроить бал Воланда — абсолютно таким, каким он и был описан.

Когда вы подъезжаете туда, все заставлено «мерседесами», вокруг ходят Кот, Коровьев. Там предполагалось шоу магии с разоблачением, отрубали голову, был иллюзионист. А в конце должны были лететь с потолка червонцы, которые потом превращались в этикетки от «Абрау-Дюрсо». Реальная история. Устроители бала заказывали эти этикетки-десятирублевки. Но оказалось, что себестоимость превращающейся этикетки — 25 рублей. И они сказали: «Нафиг, бросайте настоящие червонцы!» Там депозит самого дорогого столика в ресторане стоил 100 тысяч рублей. Вдумайтесь! Это как сейчас отдать 50 тысяч долларов за стол. Там сидели люди от «МММ» и всякие шишки... И, когда вы вносили депозит, вам выдавали корочку с вашей фотографией, мол, вы член Массолита.

Была ванная с коньяком, шампанским. Куклачева пригласили, чтобы черный кот прыгал в одну из ванн. Вход на мероприятие стоил 2 тысячи рублей. Но за 500 специальный человек проводил вас туда через дыру в заборе. Мы за 500 рублей зашли, чтобы посмотреть, хотя для нас это тоже было большими деньгами. И в конце, уже под утро, заглянули в дверцу. Все закончилось там, как в 92-м и заканчивались подобные мероприятия: скучающие дамы сидели в накуренном помещении, их молодые люди лицом в салат дремали за столами. Куклачев не понимал, что ему делать со своими котами. По саду разъезжал устроитель мероприятия в таком блестящем костюме на открытом «Руссо-Балте» и махал всем ручкой. А за ним бежали Коровьев и Бегемот. Это была полная дичь. Поэтому спор у героев обставлен в таком антураже.

— Два серьезных вопроса в конце. Один традиционный: что прочитали за последнее время?

— Я не читаю сейчас художественные книжки.

— А из нехудожественного?

— Я вам после передачи скажу — вы упадете в обморок.

— Хорошо! И еще один вопрос — серьезный, с учетом вашей книги. У вас есть дочь. Как вы ее воспитываете? В строгости или мягко?

— Мы воспитываем ее достаточно мягко. Я сейчас думаю: правильно ли это? Что значит мягко? Мне всегда казалось, что на детей действует убеждение. Если ты логически объяснил, она не идиотка же, должна понять. Когда у меня еще не было дочки, я был в гостях у друга, у которого четверо детей. Он заорал на одного из них и тапкой в него швырнул. И я воскликнул: «Но что это, зачем ты так делаешь? Да надо же объяснить». А он говорит: «Да не понимают они, не понимают!» 

Сейчас я понимаю, что он был прав. До какого-то момента убеждение действует. Но в какой-то момент ребенок думает: «А что будет, если я нарушу правило?» Ну и приходится поорать иногда, оставить без мультфильмов. Но, с другой стороны, чем дальше, тем больше процент смещается в пользу убеждения. Потому что разум все-таки формируется. И она начинает понимать.

Я ей с самого начала объясняю, что когда мы ей что-то запрещаем или как-то ругаем ее, то делаем это потому-то и потому-то, а не для того, чтобы запретить. И я вижу, что она это понимает, даже сама проговаривает.

— И традиционное окончание разговора. АСТ исполнилось 30 лет — ваше пожелание юбиляру.

— Новых прекрасных авторов, больше хороших книг. Стать издательством номер... Ну, оно и так, наверное, номер один... Еще более «номеродинистее»! Бестселлеров каждый год, и мой в том числе!