«Рождение книги»: интервью с Надей Алексеевой о книге «Белград»

Надя Алексеева — прозаик, драматург. Ее дебютный роман «Полунощница», действие которого происходит на Валааме, вошел в финал премий «Большая книга», «Ясная Поляна», «Лицей» и премии МХТ.


Во втором романе — переплетены современный Белград и уютная старая Ялта начала ХХ века, усадьба Мелихово и жаркий Цейлон...

Молодая писательница Аня вынужденно, вслед за мужем, эмигрирует в Белград — холодный, пустой, бесприютный, — пытается освоиться в чужом городе, разобраться в своем браке и тоскует по русскому снегу. Незадолго до отъезда она завершила роман о любви и не‑любви Чехова и Ольги Книппер — и неожиданно чеховские сюжеты начинают перекликаться с ее собственной биографией...


— Как родилась идея вашей книги, что служило отправной точкой или импульсом к ее написанию?

Отправной точкой стало то, что я сама отправилась в путь. Переехала в Белград вслед за мужем в декабре 2022. И там вычитывала свою дебют, «Полунощницу», чтобы отправить на «Лицей». Ну и принялась записывать впечатления от сербской столицы. Как ездила в «Икею» за обстановкой (в Европе квартиры часто сдают без всего), пыталась найти чай (сербы его не пьют), не понимала, о чем толкуют вокруг, и чуть сама не разучилась говорить — за весь день произносила лишь «трэба кэсу» или «нэ трэба кэсу» (нужен/не нужен пакет).

Перечитывая свои наметки, поняла, что так же бродила Анна Сергеевна, дама с собачкой. Только в Ялте и сто лет назад. Подумала, а что если ее перенести в мой Белград? Чтобы не потерять русский язык, ринулась перечитывать всего Антона Палыча. Добралась до мемуаров, переписок — поняла, что и Чехову переезд нелегко достался. Он перебрался в Ялту, гонимый туберкулезом, там построил дом, написал главные пьесы, да еще и женился. И времена у него были неспокойные — накануне Русско‑японской войны... В общем, так появились две эпохи, два брака, эмигрантка Аня с мужем и великий Чехов с Книппер, начинающая писательница и ее текст о гении — линии моего романа.

— Что было сложнее: начать писать книгу — или продолжать?

Сложнее — редактировать. Я интроверт и одиночка (а с виду не скажешь). Люблю работать сама, в тишине, под лампой, молча. Когда к процессу подключился редактор, Алексей Портнов, я не сразу поняла, как ему близок этот роман, мы много и долго спорили о мелочах.

— Насколько отличается первоначальный замысел от финального текста?

Когда примерялась к Чехову, я спросила совета у Ольги Александровны Славниковой, мастера, у которой училась на курсе в школе CWS. Мол, как дерзнуть? Неужели писать от имени Антона Палыча! Знаете, что ответила? «Не робей, воробей». Я посмеялась, но удивилась, как бодро пошла у меня ялтинская часть. В ней 1899 по 1904 годы. Эпоха прибытий пароходов, которые встречали с оркестром, гастролей МХТ, конных прогулок на Ай‑Петри. Старые открытки, вполне современные нравы.

А замысел не отличается, но то, как он раскрылся, куда завел героев и самого Чехова, — поразительно. Перефразируя классика: какую штуку удрал мой Антон Палыч!

— Какой этап работы над книгой был самым интересным для вас?

Как жизнь переплавляется в литературу и наоборот. Когда Аня пишет роман о Чехове, ей попадается фразочка А.П. «Ялта надоела, хуже редиски», — и тут же самой Ане эту редиску подают в салате. Чехов, уходя, вдруг оборачивается на веранду своего дома: там мать, сестра и незваная гостья Книппер пьют чай, но каждая по-своему не удовлетворена жизнью — и у драматурга прорастает где‑то замысел «Трех сестер». Автор, Надя Алексеева, едет в «Икею» (а думает о Чехове) — и что же? Ее подвозит серб, который сдает прямо чеховский домик в старинном районе Земун. Окна домика заклеены газетами, как на стройке у Антона Палыча «Ведомостями» законопачивали дверь.

Для меня «Белград» — текст о создании текста. Метафизика, жуткая и увлекательная.

— Как был организован процесс вашей литературной работы? Есть ли у вас особые «писательские ритуалы»?

Я пишу утром (ну, точнее, как проснусь, а я — сова), едва напившись кофею, как писал мой герой. Строго на трезвую голову. Ложусь с ноутбуком, затыкаю уши, занавешиваю виды, смотрю на серую стену. Для меня это внутренняя работа, брожу внутри себя и не отвлекаюсь. Ну, разве что кот придет, уляжется в ногах. Соавтор, ничего не попишешь.

— Кто стал первым читателем вашей книги?

По традиции — Ольга Александровна Славникова. Потом мой редактор Алексей Портнов и Елена Даниловна Шубина. Их тройная похвала меня очень поддержала. Также роман с сокращениями взяли в «Новым мир». Спасибо Ольге Ильиничне Новиковой.

А еще у меня было два бета-ридера. Писатель Рома Декабрев, он в свое время читал и дал дельные советы по «Полунощнице» (видимо, третий роман придется посвятить ему). И редактор, книжный критик Даша Колганова: для «Белграда» мне потребовался женский взгляд и чисто интуитивно захотелось довериться Даше.

— Читали ли вы книги других авторов, когда работали над своей? Если да, то какие?

Я читала Чехова и вокруг. Рассказы, все пьесы, воспоминания о нем Бунина, Куприна, сестры Марии Павловны, переписку с Книппер, заметки Толстого. Рекомендую книгу «Чехов в Ялте» А. В. Ханило — особенно главы о том, как строилась Белая дача, автор лично знала сестру и жену Чехова. Я изучала, как работал МХТ, смотрела записи пьес (есть даже видео с Книппер — погуглите), фильмы, экранизации «Дамы с собачкой».

Важно! Я жила в Ялте месяцами, исходила там все окрестности, засунула нос куда можно и куда нельзя. В романе есть такие главы, вы поймете. И все-таки, подчеркну, «Белград» — фантазия, художественная проза, размышления писателя о писателе, а не биография Антона Палыча или Ольги Книппер. Я не чеховед.

Еще я исследовала материалы по Белграду и конфликту в Косово, Балканским войнам и бомбежке в марте 1999,слушала интервью очевидцев. В тексте есть подробность про мобильный телефон, за которым в день трагедии поехали в Белград родители одного подростка. Такое не придумаешь. Подспорьем стали и книги Милорада Павича, особенно «Пейзаж, нарисованный чаем» и «Мост на Дрине» Иво Андрича. Мне нужно было понять сербов, хотя я в их стране и не прижилась. Эти книги смело рекомендую.

У меня, как всегда, материалов на три романа. Автор должен знать больше того, что высказал. Возможно, стоит составить библиографию к «Белграду», но это мне скучно.

— Как складывалось взаимодействие с редактором книги?

Это была наша первая работа с Алексеем Портновым. Надеюсь, не последняя. Он очень талантливый редактор — из тех, кто погружается в текст почти на авторском уровне. Так, без остранения, сложнее работать, но результат того стоил.

— Какую из редакторских правок вам было сложнее всего принять?

Сюжетную. Моя героиня героиня дважды идет в казино и там... не буду спойлерить. Я выстраивала сюжет, и мне было важно, чтобы в метафизическом мрачном Белграде случилось и то, чего не может быть. Ну а еще редактору не нравилось название романа. В любом случае, спасибо Алексею, что уступил мне по обоим пунктам.

— Как придумывалась обложка для книги? Долго ли ее выбирали?

Сложно. Спасибо нашей художнице Лизе Корсаковой. Образ женщины и города родился не сразу, мы думали про газетность, старую Ялту, афиши, муралы Белграда, про Чехова, которого хотелось обозначить визуально. Разумеется, мы спорили из‑за шрифта. И из-за монохрома. Я принципиально хотела цветную, яркую обложку. Это актуальный роман. И женщина, нервная, будто раскаленная изнутри, на фоне замерзшего города — находка.

— Что вы чувствуете теперь, когда книга уже вышла и ждет своего читателя?

Честно? Чувствую, что самым сложным для меня романом будет третий. «Белград» уже снискал одобрение критиков, его раскупили на нонфике, недавно похвалил сам Леонид Абрамович Юзефович. Конечно, я жду, когда текст прочтут по всей России и буду рада выслушать мнения книжных клубов. Но я отдала роман читателям, теперь «Белград» — их дело. А моя задача — работать дальше, не стараться превзойти саму себя и что‑то доказать, а вот так закрыться в тишине и сотворить новую историю.