1. Роман «Всё поправимо» стал событием после первой публикации в 2006 году: одни ее восторженно приветствовали, другие — осуждали. Сегодня эта книга не потеряла актуальность, и читатель сможет решить, на чьей он стороне. Роман удостоен премий «Большая книга» и Премии имени Аполлона Григорьева.

2. Жизнь целого поколения на фоне полувековой истории. Герой романа, Михаил Салтыков, — современник автора. Он родился в конце 1940-х годов, был «стилягой» в 1960-е и перспективным советским служащим в 1980-е, в перестройку открыл для себя новую жизнь и возможности.

3. Детали эпохи. Александр Кабаков увлеченно рассказывает об эпохе на языке вещей: покрой пальто, детали гардероба и обстановки, мельчайшие предметы — в его мире значимо все. Всё достоверно и описано с удивительной точностью.

4. Вечные поиски. Роман «Всё поправимо» рассказывает об осмыслении прожитой жизни, попытке собрать прошедшее из осколков и понять — можно ли было всё исправить. Это книга о вечных вопросах, которыми задается каждый из нас.

5. Предельная откровенность. Кабаков рассказывает о своем герое предельно открыто, показывая, что в жизни человека есть место всему, даже неприглядным подробностям, подлостям, обманам. «Всё поправимо» рисует жизнь такой, как она есть, ничего не утаивая и не скрывая. В этом обаяние и подкупающая искренность книги.

Он снова прожил в романе «Всё поправимо» жизнь, от сталинских воронков до сегодняшних разочарований, когда мечты воплотились, а поместить их некуда и разделить не с кем, поскольку жизнь перестала быть общей, как некогда, а стала у каждого — своя, и «свои» стали чужими, и ты им чужой. По жизни, которой жил in corpore, теперь его провёл язык и сама композиция, которая прежде не была видна, поскольку в ней не было завершения.

Татьяна Щербина

Полное издание романа. Самое интересное — точный портрет 1960-х глазами «продвинутой» молодежи: скажи мне, во что ты одет, и я скажу, кто ты; что ты думаешь и чувствуешь — неинтересно. Поражение идеологической основы общества всегда созвучно бытовому гедонизму и эстетизму, а если материальная база государства к этому не располагает — политые угрозами и запретами, расцветают цветы-мутанты: фарцовка, стиляги, «вещизм».

Анна Кузнецова

Сочный и мучительный роман о раздрызганной судьбе удачливого фарцовщика, его слепой матери, несчастной жене и несчастной любовнице. О неглупом человеке, добровольно выбравшем скольжение, сознающем это и не хотящем (не могущем) что-то переменить и остановиться. Здесь же родная ГБ и бегство от нее в армию. Жалко всех. Его, правда, в последнюю очередь.

Павел Крючков

…Я могу со стопроцентной точностью представить себе этого человека, который гуляет по столице за много лет до моего рождения.

Станислав Секретов

Такие натюрморты обеспечивают роману Александра Кабакова жизнь практически бесконечную — по крайней мере, доколь в подлунном мире жив будет хоть один человек, интересующийся бытом социализма.

С. Гедройц

...все уже произошло и будет идти дальше, как идет, и ничто не остановит эту колесницу, пока не изотрется ось, и не разлетится все к чертовой матери, и не рухнет вон с дороги в овраг, и не пронесется мимо новый экипаж, — теперь я пытаюсь понять, как же мы жили тогда, как доживаем теперь.

Я же хочу увидеть нас там, на скрывшемся в пыли старте, в бешенстве соперничества, на последних кругах, разглядеть очертания исчезнувшего навсегда и понять, на каком повороте вырывается вперед и уходит, увеличивая отрыв, будущий победитель — и когда переворачивается и, разбрасывая колеса, летит кверху тормашками в огне и грохоте.

Надо терпеть, подумал он, мгновенно представил, сколько еще всего придется вытерпеть, подавил ужас и повторил про себя «надо терпеть, надо терпеть», и вдруг понял, что терпеть он не будет, а будет сопротивляться этому кошмару, будет сопротивляться всю жизнь, сопротивление и будет жизнью, он не сдастся, зря Нина боится — он выживет, и все...

От скуки он начал снова бродить по комиссионкам, выискивая интересные тряпки себе и Нине, — другого применения деньгам найти не мог, копить на «запорожец» почему-то расхотелось. Поиски были удачными, летом «комки» переживали мертвый сезон, а зимой всегда начиналось оживление. На Герцена наскочил на новенькое американское пальто, мягкая бежевая верблюжья шерсть, разрез сзади на пуговичку застегивается, под воротником петелька, рукава спереди реглан, а сзади вшитые — в общем, настоящее «айви лиг».

За несколько дней, прошедших после заседания комитета, он — сам удивлялся, как быстро, — очень изменился. Тот человек, который еще недавно жил энергичной, не очень осмысленной, но зато имевшей конкретные повседневные цели жизнью Михаила Салтыкова, исчез, а вместо него появилось вялое существо, ни о чем подолгу не думающее, не способное ни огорчаться сильно, ни радоваться, находящееся все время как бы в полусне.