Угловая комната

5 причин прочитать

1. Роман Тимура Валитова — это «роман поколения», роман для тех и про тех, кто родился в начале 1990-х гг. и долго не имел своего голоса в литературе. Исследуя внутренний мир молодого горожанина, автор стремится увидеть за внешними сдержанностью и равнодушием современных людей подлинную человеческую трагедию. Описанная им история будет близка многим.
2. Тимур Валитов — умелый рассказчик. Романное повествование динамично и захватывает читателя, постоянно заставляя удивляться и испытывать сильные эмоции: сочувствие, удивление, отвращение.
3. Роман «Угловая комната» придется по вкусу любителям и знатокам мировой классической литературы. Герой-филолог в романе не только пишет эссе по одному из стихотворений Марины Цветаевой, но и вставляет в свою речь цитаты и аллюзии на классические произведения. Тем самым формируется метатекстуальный слой, который будет интересно разгадывать искушенному читателю.
4. Тимур Валитов владеет разными стилями, мастерски сплетая их в своем романе. Лаконичная сюжетная проза перемежается неторопливым изысканным повествованием, динамичными диалогами, горячечным бредом, потоком сознания и многим другим. Под одной обложкой словно скрыто несколько совершенно разных книг.
5. Говоря о сложных и болезненных вещах, автор не впадает в ненужную сентиментальность или пафос. Смерть в «Угловой комнате» — лишь одно из событий реальности, которое герою необходимо пережить и пропустить сквозь себя. Это роман о том, что происходит каждый день и в итоге составляет человеческую жизнь.

Цитаты

«Смерть — решение стольких проблем; смерть — идеал; мы по‑настоящему начинаем жить, лишь пройдя через опыт смерти — чьей‑нибудь, неважно чьей. Тогда почему, стоит лишь вспомнить о ней, мы всякий раз так беспомощны, почему теряем способность дышать, почему жизнь на секунду кажется непривлекательной и напрасной?»

«Я люблю тебя, Марсьенн, но повторяю эти слова так часто, что они теряют всякий смысл, или же меж букв вклиниваются неровные запятые проулков за Северным вокзалом и крошащиеся кавычки черепичных крыш. Я даю тебе слово, я останусь с тобой: я отрекусь от цветных отсветов по стенам и грохота в шесть утра, откажусь от отсутствия, что зовется воспоминаниями, я навеки привяжу себя к сегодняшнему дню, по которому твой взгляд скользит, подобный мухе. Я буду здесь, буду с тобой, Марсьенн, смирившись с безотчетным волнением в этом горьком воздухе: я отучусь доверять кричащей синеве, нависшей над нами, пусть даже за окном весна, — лишь бы все мои мечты отцвели и сдохли».

«Можно перепачкать сотни листов, написать новый „Чевенгур“, написать целую полку, где каждая книга — новый „Чевенгур“, можно, в конце концов, остаться в чьей‑нибудь жизни, в чьем‑нибудь воспоминании дешевым желтым самосвалом или нарушенным обещанием — и все равно исчезнуть».

«Были темные окна Нининой квартиры, а рядом сплошь огни, сплошь желтые лужи света, и казалось, что будущее — роскошь, что его не может быть много, но прошло двадцать лет — и не знаешь, куда его девать: переучиваешься с лингвиста на филолога, пишешь рассказы в стол, думаешь о смерти чаще, чем о сексе, — но это сейчас, а тогда, в детстве, боялись не успеть, не надышаться, сделать что‑то хуже товарищей или родителей — да, родители, уж они‑то позаботятся о том, чтобы все сложилось как нельзя лучше, у них за плечами опыт целой жизни — вереницы людей, пшеничных полей, тополей...»

«А зачем я пишу? Потому что все умирает — чтобы спасти умирающее? Понятия не имею. Пишу от легкомыслия, а может, из необходимости — пишу то, что пишу. Создаю свое небытие, выношу какие‑то вещи, события за скобки обычной жизни. Слушаю Сережины стенания на другом конце провода, одни и те же отцовские анекдоты, слушаю чаек и мотыльков, ведь все сущее говорит, только на свой манер».

Рецензии:

Роман, который написал Фарик, становится его признанием в сильных романтических чувствах к нижегородскому другу. «Писатели вынуждены объяснять, придавать этой жизни какой-никакой смысл». Кажется, что в какой-то момент вымышленная любовная история, разворачивающаяся в Париже, действительно претендует на то, чтобы стать смыслом существования для главного героя. Текст становится для него отдушиной — пространством, где можно не стесняться чувств и эмоций. Постепенно разница между вымыслом и настоящим стирается всё сильнее: и вот уже описанная Фариком парижская комната кажется герою очень знакомой. На последней странице «Угловой комнаты» персонажи будто сливаются в одно лицо и принимают одну на двоих смерть. Или жизнь?

Екатерина Агеева, «Прочтение»