Домовая любовь

«Меня удивляют тексты Евгении Некрасовой. Когда я их читаю, я забываю, что передо мной текст — они сделаны так, что мне все время кажется, что я смотрю кино. На меня выскакивают куклы‑строители — таких я могла встретить в хорорах про детей из американского пригорода. Дальше я читаю повесть, построенную по принципу артхаусного кино, отсылающего к пленкам начала ХХ века. От этих текстов, как и от кино с хорошим сценарием, сложно оторваться. Причем неважно, насколько происходящее в них похоже на реальность. Одна героиня двигает стены, другая в прямом смысле этого слова „рожает“ деньги во время локдауна. Героини Некрасовой говорят с древними божествами и переименовывают мир вокруг, другими словами они его строят и перекраивают под себя. Для этого у них нет никаких привилегий, им не на кого рассчитывать. Возможно, в этом и есть их сила».

Оксана Васякина, поэтесса

«Если вы, как Иван‑Царевич, не побоитесь перемахнуть через крепостную стену царства Жени Некрасовой, а ее охраняют тридцать три богатыря странного, ломающегося, мятущегося вместе с героями языка, вы найдете не только живую воду и молодильные яблоки, но и друга и союзника. Некрасова идет лабиринтами спальных районов и собирает нерассказанные истории об испытании — большим городом и маленькой зарплатой, любовью и нелюбовью, и, наконец, самым главным и самым трудным — самой собой».

Ирина Карпова, kimkibabaduk

5 причин прочитать книгу:

1. Продолжение серии «Новые сказки Евгении Некрасовой»: переиздание сборника прозы и поэзии одной из самых ярких современных молодых писательниц. Художник серии — Ульяна Подкорытова.
2. Защита жилища, производство оберегов, заговаривание домашних и природных духов уживаются в этих текстах с травмами 90‑х, копинговыми стратегиями, мусорным кризисом, тиндер‑знакомствами и риэлторскими сделками. Евгения Некрасова использует традиционные, архаические мотивы для того, чтобы рассказать новые истории и высказаться о современных проблемах социума.
3. Любимые герои писательницы — домовихи и домовые, волшебные помощники, во власти которых любые отношения жильцов и жилищ. С квартирным вопросом в Москве домовихи Некрасовой справляются лучше риелторов и ЖЭКов.
4. «Домовая любовь» отменяет разделение на прозу и поэзию: зонги домових и героинь располагаются в пространстве сборника на равных правах с повестями. В этих текстах мы наблюдаем за рождением нового женского эпоса.
5. Ткань прозы Некрасовой — языковая игра; с той же легкостью, с какой отменяются в ее книгах границы реального и фантастического, рушатся и барьеры допустимого‑недопустимого в литературе. Писательница экспериментирует с формой и стилем текста, в том числе изобретая новые русские слова.

Цитаты

«На следующий день Зина переместилась с девятьсот‑пятого‑года в квартирай со всей своей жизнью, одеждой, обувью, гаджетами, книгами, бумагами, утварью, посудой, некоторой бытовой техникой, а главное, прошлым — нищим детством в моногороде, бедной юностью в Москве, работами и отношениями, людьми, на завязочки привязанными к Зине проектами, сексом, соцсетями. Самый свежий там был Саша. Знакомство с ним старомодное и странное, потому что случайное, неподготовленное. Так сейчас не случалось. Зина привыкла вбивать параметры поиска, отсматривать анкеты, процеживать негодящихся в переписках. Привыкла заказывать людей как еду или одежду — через интернет. Она чувствовала, что это все равно нормально, они же точно так же заказывали ее».

«По центру макета, на краю горизонта, за солянкой из построек разных эпох и культур, лежало недышащее кирпичное тело БИМ, за ним вилась блестка реки, слева, совсем рядом, махал крыльями Дом‑птица, дальше него, через квартал, плыл вдоль проспекта за сквером Дом‑корабль, за ним, уже ближе к реке, скрывался Дом‑пуля, где‑то еще левее, за пределами панорамного окна, закручивался Дом‑подкова. Строения‑метафоры своими названиями наносили поэзию на карту города. Своей архитектурой, дополненной, как Ольга видела в интернете на фотографиях, пластиковыми окнами, разноцветными вывесками, бетонными лестницами магазинов и парикмахерских, разрушением и истощением — то есть настоящей жизнью, неблагополучием, просто временем — все еще излучали страсть своих создателей, издавали вибрацию, которую Ольга чувствовала даже тут, на высоком этаже своего просмотрового пункта».

«Публика была обычная для быстрорастворимых, выжимающих силы вечеринок. Соня водила меня от одного успешно‑выглядящего человека — то мужского, то женского пола — к другому. Почти никто из представленных не казался рабствующим. Соня шутила, что половина из них вернулись из разных заграниц и мы точно теперь разносим между гостями вирус. Все они зарабатывали деньги на проектах. Разновозрастные, от двадцати до новых сорока, равно‑расслабленные, свободные, простые, демократичные. Я помню, что десять лет назад на вечеринках (на тех двух, что я была) в офисах, в транспорте люди опыляли своими понтами других, показывали взаимопрезрение, показывали свою значимость. Так стало теперь немодно. Люди почеловечили».