Встречи с авторами редакции Елены Шубиной на фестивале «Красная площадь 2024»

Шамиль Идиатуллин. Презентация нового романа «Бояться поздно». Модератор — Анастасия Шевченко

Шамиль Идиатуллин — прозаик, журналист, дважды лауреат премии «Большая книга». Сегодня на фестивале Шамиль представил свой новый роман «Бояться поздно». Герои приезжают на заснеженную турбазу повеселиться, пофлиртовать и — поиграть в новую компьютерную игру.

Всё начинается легко и просто, но игра оказывается не просто игрой: из постоянно меняющейся реальности невозможно выбраться, и граница между жизнью и смертью стирается.

Модератором мероприятия выступила редактор, писатель, литобозреватель Анастасия Шевченко.

Я постарался сделать эту книгу настоящим детективом — с убийствами, расследованиями, интригой. Но при этом и добавить в сюжет фантастику в полном смысле этого слова.

Любая стоящая книга вырастает из травмы, боли или страха автора. Каждая моя книга была написана, потому что что‑то меня душило, тащило и не отпускало, и это что‑то просилось себя выпустить на бумагу.

«Бояться поздно» выросла из мысли, что все детишки, за которых нам, родителям, страшно, в какой‑то момент должны вырасти, пройти через свою боль, понять что‑то о жизни и выкарабкаться.

Плоды своего ресерча нужно было выдать за что‑то пережитое, поэтому текст романа давал читать детям, чтобы они поправляли меня, где‑то просили прописать, объяснить детали.

Хорошие книги — они не про интриги, сюжет, ружья и рояли в кустах. Книги пишутся и читаются из‑за людей. Нам интересно читать про чужой опыт, и в итоге книги становятся частью нашей собственной жизни, опытом, который мы, к счастью или к сожалению, никогда не проживем. Это относится и к впечатлениям, и к человеческим отношениям, и просто к каким‑то неординарным событиям.

Любая хорошая книга многослойна, и есть смысл читать книгу несколько раз, открывая для себя всё новые слои. Я стараюсь писать свои книги для именно такого многоступенчатого читательского опыта.

За мою писательскую карьеру пришлось изучать компьютерные игры и сообщества таких игр, отельный бизнес, работу военизированных подразделений, изучал, как пишут графоманы, приходилось залезать в многотомные сочинения, исследовательские работы, научные теории. Чего только не приходилось изучать достаточно досконально, чтобы роман не был поверхностным.

Да, у меня есть пул названий для своих романов. Появился он случайно в результате подбора и придумывания названий, ещё когда я был молодым автором. И много раз ещё редакторы и издатели просили меня поменять название, поэтому такой пул существует и оказывается полезен.

Мне не нравится никакой элитаризм в искусстве, неинтересны истории о героях, которые были рождены стать особенными и всех спасти.

У меня всегда есть план на роман, этого плана я всегда придерживаюсь, и никогда у меня этот план не получается выполнить, потому что герои внезапно начинают действовать совсем по‑другому.

Когда я был молодым, я много переживал над негативными комментариями к своим книгам, но затем я стал старше, кожа стала толще, а еще я понял, что красота в глазах смотрящего очень по‑разному распределяется. К тому же пока наберется достаточно негатива на мою опубликованную книгу, я уже дописываю следующую, и как‑то эмоционально отгорожен и хладнокровен к тому старому тексту. Ну написал и написал, ну не понравилось кому‑то, ну и что. К тому же зачастую то, что ругают одни, обожают другие. Всем не угодишь.

Шамиль Идиатуллин

Роман Сенчин, Илья Кочергин. Дискуссия «Жизнь как сюжет. Время и мы». К выходу книг «Девяностые» и «Запасный выход». Модератор — Анастасия Шевченко

Роман Сенчин — прозаик, лауреат премий «Большая книга» и «Ясная Поляна». Его новая книга «Девяностые» — десять текстов, в которых отразилось целое десятилетие.

Илья Кочергин — прозаик, лауреат премий журналов «Знамя», «Новый мир», «Октябрь». Новый роман «Запасный выход» — одна счастливая история, рассказанная на фоне актуальной современности.

Литература фиксирует реальность или преображает её? На фестивале писатели попробовали ответить на этот вопрос, а также представили свои новые книги и обсудили, как именно проза жизни становится художественным текстом. Модератором мероприятия выступила редактор, писатель, литобозреватель Анастасия Шевченко.

Придумывать персонажей из головы полностью у меня не получается, так что у всех героев есть реальные прототипы, есть в книге даже мое камео небольшое.

Было несколько таких случаев, которые произошли со мной, с моими близкими и знакомыми, что я понимал, что если на бумагу излить эту правду жизни, никто не поверит. Так что то, что возможно в жизни, в художественной литературе может оказаться не понято и не принято.

Со времен древних греков мало что в корне изменилось. Сквозь века и десятилетия меняются только нюансы и детали, приметы времени, но именно эти детали мне больше всего интересны.

Литература травмы — это мировая традиция. По‑моему, все должны начинать писать о себе и от первого лица, а потом уже переходить на другие формы повествования.

Читаю много произведений своих современников, иногда попадаются такие хорошие рассказы, повести, что даже зависть берет. Но, как говорил Пушкин, зависть — сестра соревнования, следственно из хорошего роду. И хочется сразу сесть и самому написать лучше.

Я пишу с детства, сначала описывал то, что происходило с друзьями, с родителями, во дворе. И с тех пор не переставал заниматься литературным делом. Всегда жизнь подбрасывает сюжеты, всегда что‑то интересно подметить и описать.

Соавторство — дело молодых. Я сам когда‑то два раза пробовал, мне это показалось тогда очень увлекательным. Сейчас я бы точно не стал писать в соавторстве. Но молодым начинающим писателям это полезно. А в 50 лет таким заниматься мне уже как‑то не хочется.

Роман Сенчин

Моя повесть — это предельный случай автофикшена. Я почти всегда использую в своих текстах то, что происходит со мной в жизни. Я в последнее время писал много очерков, но захотелось снова написать что‑то художественное, и вот вышла моя повесть.

Нас с женой попросили приютить вышедшую на пенсию спортивную лошадь. Сказали, мол, все равно вы в деревне живёте. Коневоды из нас никакие, но ничего, ухаживаем, а жена коня даже в психотерапии использует. Вот так и живём, учимся понимать друг друга, это невероятно сложно. Конь очень доброжелательно учит понимаю, избавлению от сосредоточенности на себе или от позиции обиженного человека. И я в этой повести полностью переложил на него ведение сюжета.

Жизнь на самом деле гораздо интереснее, увлекательнее любой выдумки. Однако и сложнее, поэтому часто приходится что‑то придумывать, чтобы объяснить причины событий или свои действия. Поэтому хоть и авто‑, но всё же фикшен.

Мне не нравится, когда авторы с умным видом начинают вести меня по произведению почти за руку, указывая на то, что хорошо и плохо, где мне грустить, где смеяться. Наверное, из‑за этого мне нравится автофикшен, жизнь сама строит сюжет и сама выносит оценки. Как автор, я предлагаю свой взгляд на события, но читатель сам решает, как распоряжаться своими эмоциями и мнениями, в чём со мной согласиться, в чём спорить.

Илья Кочергин

Ярослава Пулинович, Ася Володина, Родион Белецкий. Дискуссия «Литература и театр». Модератор — Дана Сергеева

Ярослава Пулинович — драматург, сценарист, автор книги «Земля Эльзы». Родион Белецкий — драматург, прозаик, сценарист, автор романа «Чужой ребенок». Ася Володина — писатель, автор романов «Цикады» и «Протагонист», лауреат премии МХТ им. Чехова в области искусств.

Авторы встретились на фестивале, чтобы на примере своих текстов ответить на вопрос: «Текст на сцене и в книге: в чем сходства и различия?». И как современные литература и театр влияют друг на друга?

Модератором встречи выступила редактор Дана Сергеева.

«Новая драма» и «новый реализм» какое‑то время были у всех на слуху, но, действительно, не так много современных постановок наблюдаем в последнее время. Наверное, причины здесь кроются в самой модели работы театра, это многоступенчатый процесс, в котором участвует много людей: режиссер, сценарист, художник‑постановщик, актеры. Возможно, трудно гладко пройти все этапы, тестируя новое, оттого и проще показывать обкатанную классику.

Я в основном занимаюсь инсценировками классических историй для театра. Спектакль идет 2‑4 часа, и большой роман в театральную постановку так просто не засунешь. Ставя на сцене тот же роман «Война и мир», можно полноценно показать пять разных историй. Для инсценировщика важно понять, какую именно историю вытащить из романа и затем правильно её показать в театре.

В драматургии нельзя долго прорисовывать атмосферную графику, сценические картины, как это бывает в прозе. В пьесе нужно работать сильными мазками: слезы, улыбка, слезы, улыбка. Если упустишь зрителя, он к тебе уже не вернется.

В драматургии невероятно важна сильная, строгая структура. Такого в жизни просто не бывает, в жизни слишком много случайных, незапланированных, необоснованных поворотов.

Необходим парадокс в любой истории. Необходим надлом в герое, нелинейность его характера, двойственность его поступков, чтобы мы не понимали, почему же герой так поступает, как он совмещает в себе два таких разных свойства. Тот же доктор Хаус: великолепный профессионал, спасающий жизни, но при этом совершенно невыносимый человек.

Драматическому театру постоянно нужно обновлять репертуар. У ТЮЗов нет необходимости так часто менять программу и соответственно развивать современные постановки, ведь каждый год приходят новые дети, и им можно показывать те же старые проверенные постановки.

Драматург всегда должен знать, о чем писать прежде, чем сядет за стол. Другой вопрос, что постоянно меняется видение, пока прописываешь эти идеи.

Ярослава Пулинович

На прозу постоянно влияют другие виды искусств и, в первую очередь, мы вспоминаем кино, но неоправданно забываем про театр, про театральные приемы, их богатство, про эмоциональное взаимодействие между актерами на сцене и зрителями в зале. И в этом взаимодействии можно найти много полезных точек пересечения прозы и драматургии театра.

В последнее время популярны аудиокниги, а ведь зачастую это не просто озвученный текст, а целые аудиоспектакли по ролям, со звуковыми эффектами, расстановкой акцентов. И здесь уже очень сильно заметно влияние театра: то, как ярко актеры озвучки начитывают текст, создает у слушателя ощущение присутствия на самом настоящем спектакле.

Чтецы аудиокниг могут выбрать ту интонацию, ту интерпретацию образа, которую я, автор, вовсе не закладывала. Но нужно себя осечь и позволить актеру эту свободу интерпретации образа героя.

У каждого человека есть реальная история, которую можно рассказать в формате повести или рассказа. Но даже её нужно уметь подать так, чтобы читатель поверил. Ужасно, что иногда в жизни случается такое, что не хочется верить, не хочется логически объяснять жуткое событие. В автофикшене, я считаю, важно говорить именно так, как было на самом деле. В этом и ценность автофикшена. Но, конечно, каждый писатель решает, как поступить в каждом случае по‑разному, исходя из своих драматургических задач.

Когда мы читаем книгу про себя, а не слушаем аудиоспектакль, у нас больше силы и власти соединиться эмоционально с героем, ведь мы же сами озвучиваем его слова, проживаем его действия.

Средний человек в средних обстоятельствах — это сейчас самый популярный герой, на мой взгляд, потому что нам хочется увидеть какое‑то отражение себя, но в других обстоятельствах.

Ася Володина

Театру нужно обратиться к реальным историям о современности, а не только показывать классику. Да, в последние годы наблюдается желание режиссеров переработать и показать на сцене современную прозу, но все‑таки театр более закрыт к современным историям, чем книжный бизнес. Книгу о современной проблеме написать, конечно же, проще.

Принцип построения истории в пьесе и в прозе разный. В случае пьесы нужно уметь наполнить историю диалогами, нужно уметь взять зрителя за горло и вести его по сюжету. В романе тоже можно этого добиться, но всегда есть риск скатиться в графоманию, и прозаику это вполне может сойти с рук.

Прозаикам легко писать, они могут долго подходить к сути, отойти от сути ненадолго, потом вернуться, а в пьесе так нельзя, иначе зритель просто выйдет из зала. Любыми трюками нужно добиться внимания зрителя. Страшно отпустить зрителя, потерять его внимание. Над драматургами все время этот груз. Тебе всегда важно, достаточно ли сильно ты соединил зрителя с переживаниями героя на сцене.

В жизни множество случайностей, а в хорошем драматургическом произведении случайность может быть только одна — та, что запускает сюжет. И если будет еще одна, вторая, третья случайность, то зритель не поверит. Такой сюжет скатывается в поддавки и графоманию.

И в прозе, и в пьесе нужно уметь уже первой сценой подключить зрителя к герою. И драматурги очень много работают над построением этой первой сцены.

Когда хороший драматург садится писать пьесу, он обязательно должен знать и начало, и конец.

Мой герой — это человек с каким‑то сильным желанием, которое мне понятно. Мне всегда будет интересно за таким героем наблюдать.

Родион Белецкий

Анна Матвеева. Презентация новой книги «Картинные девушки. Музы и художники: от Веласкеса до Анатолия Зверева»

Анна Матвеева — прозаик, финалист премий «Большая книга» и «Ясная Поляна», автор романов «Каждые сто лет», «Завидное чувство Веры Стениной», сборников «Лолотта и другие парижские истории», «Армастан. Я тебя тоже» и других книг. Автор текста Тотального диктанта — 2024.

В новой книге «Картинные девушки. Музы и художники: от Веласкеса до Анатолия Зверева» Анна Матвеева продолжает рассказывать о судьбах натурщиц и муз известных художников. На фестивале писательница подробнее рассказала о новой книге и ответила на вопросы читателей. Модератором встречи выступила Анастасия Вильчи.

«Картинные девушки» — это дилогия, мой проект‑долгострой, естественным образом сложившийся как некое ответвление моего основного творческого процесса. Мне захотелось узнать побольше о натурщицах и музах известных художников, но такой книги я не нашла, и поэтому провела собственное исследование. В итоге получилась такая интересная, яркая дилогия.

Это интересная тема: кого можно назвать картинной девушкой, а кого нельзя. Наверняка этот термин оскорбил бы кого‑то, будто бы такое название низводит женщину до изображения женщины с зонтиком. Но для меня это не так, в первую очередь, я хотела показать, кем же были как личности эти женщины с известных картин.

Мы все жертвы шаблонного отношения к художникам, мы привыкли причислять их произведения к какому‑то узкому жанру, направлению, но смотреть нужно шире.

В новой книге больше современных историй, близких к нам по времени, много ХХ‑го века. В таких случаях даже можно было выйти на контакт с потомками художников и разузнать подробнее и о художнике, и об истории той или иной картины.

В каждой главе делался акцент на какую‑то одну картину, но в некоторых главах я, например, старалась рассказать историю о родственнике художника или историю создания нескольких картин с одной натурщицей.

Читатели имеют власть. Вторая часть появилась отчасти благодаря моим читателям. Когда вышел первый том в 2020 году мы еще не знали, найдёт ли книга своего читателя, но «Картинные девушки» полюбились многим, и было принято решение продолжить исследование.

В новой книге само собой получилось по пять зарубежных художников, и по пять русских. Я себе задачи пополам разделить две части света не ставила.

Художники на самом деле прекрасно владеют словом, это миф, что они не умеют выражаться красиво, а умеют только рисовать. Зачастую из‑под пера художников выходили прекрасные публикации, письма, заметки.

Судьбы всех моих картинных девушек можно назвать трагическими, но и в то же время нельзя... Одним словом, прочтёте и узнаете, почему так.

В работе над книгой я основывалась на многих источниках и документах, в конце указана большая библиография. Но и свои открытия я тоже делала, потому что изначально у меня вовсе не стояла задача переписать википедию своими словами.

Каждая глава‑эссе написана моим стилем, я старалась рассказать истории картинных девушек максимально доступно и интересно.

Мы все с вами исчезнем, все рано или поздно умрём, а эти картинные девушки останутся. Будут вечно запечатлены на картинах, будут очаровывать и поражать красотой всё новые поколения.

«Завидное чувство Веры Стениной» и привело меня к «Картинным девушкам», потому что по сюжету Вера — искусствовед, на особом уровне умеющая тонко взаимодействовать с картинами. И вообще, это была моя давняя мечта, детское желание уметь пройти через полотно, через преграду и оказаться внутри другого мира. И эту ожившую мечту я подарила своей героине.

От своего портрета, написанного Модильяни, я бы не отказалась. Но вообще все художники из этой дилогии прекрасны, и уверяю, никто из вас не отказался бы от портрета из‑под пера любого из этих художников.

Анна Матвеева

Тело и телесность в современной русской литературе. Анна Чухлебова, Алексей Варламов, Дмитрий Воденников, Татьяна Стоянова

Тело человека живет в литературе, осмысляется и изображается писателями и поэтами. Обсудим тему телесности в прозе с участниками сборника «Тело: у каждого своё. Земное, смертное, нагое, верное в рассказах современных писателей».

Анна Чухлебова —журналист, лауреат премии «Гипертекст».

Алексей Варламов — прозаик, филолог, автор романов «Одсун», «Душа моя Павел», «Мысленный волк».

Дмитрий Воденников — поэт, эссеист, автор книг «Бессмертная стрекоза», «Приснившиеся люди» и других.

Татьяна Стоянова — поэт, куратор литературных проектов, PR‑директор «Редакции Елены Шубиной».

Современный человек очень часто теряет контакт со своим телом. Вокруг нас слишком много информации, мы вечно теряемся в ней и в итоге теряемся в своей голове. И у меня тоже был такой период, я думала, что мое тело — это какой-то скафандр, который нам выдали, а мы подлинные — это что‑то другое, маленькое внутри этого скафандра. Но со временем я начала ощущать более глубокий контакт души и тела.

Я сейчас заканчиваю свой роман «Вдовушка», и у меня уже нет задачи кого-то как молодой автор поразить или покрасоваться. Уже стоят серьёзные авторские задачи по развитию персонажа и его личной драмы.

Я из тех авторов, для которых эстетика всегда важнее этики. Но всё нужно делать с умом.

Я бы написала текст от лица реснички, потому что это максимально маленькая, эфемерная вещь, которая выпадает, сменяется, а ещё с ней можно желание загадать.

Анна Чухлебова

Сердце важнее, чем душа, потому что душа бесплотна, а сердце можно ощутить и представить.

Состояние твоего тела сильно зависит от того, где ты находишься физически. Когда я был на третьем курсе, мы с друзьями поехали в Казахстан, в степь, где было очень красиво, но не было ни одного деревца, и мое тело начало бунтовать, оно не могло свыкнуться с этой совершенно другой, чужой средой. Мое тело заболело, и я и мое тело сбежали оттуда домой. Об этой истории мой рассказ в сборнике «Тело: у каждого свое».

Когда ты молод, все ощущения, происходящие с твоим телом, ты остро запоминаешь и быстрее бежишь записывать.

Мне кажется, что для русской литературы тема телесности, физических ощущений, собственного опыта очень важна.

«Одсун» — это в том числе и роман о любви, которая проходит через всю книгу. И тема тела тоже фоном в романе проходит, не хочу спойлерить, но, пожалуй, тема духовности и телесности у меня связаны и в сюжете присутствуют.

Меня ни как автора, ни как человека тема девиантности в отношении своего тела не интересует.

Я бы написал рассказ от лица человеческой руки, потому что это на мой взгляд, вещь поистине удивительная.

Алексей Варламов

Тема тела, на мой взгляд, очень интересная. Судьба преподносит нам иногда много великих, роковых событий, но мы заперты в рамках своего маленького тела.

Мы растем, формируемся, взрослеем, а потом в какой‑то момент мы понимаем, что наше идеально функционирующее тело, даёт сбой, начинает стареть, разрушаться. Мы будто деревья, и у нас тоже будто есть внутренние кольца, бесповоротно фиксирующее наше старение, и нам нужно быть открытым к этому процессу старения.

Бунин панически боялся умереть, именно боялся самой идеи смертности. А кто не боится смерти? Я лично не боюсь. Я могу бояться боли, но умереть я не боюсь.

Ты не всегда воспринимаешь свое тело как тело, свой скелет как скелет. Иногда ты ощущаешь, что носишь в себе что‑то чужое, из чего когда-то освободишься.

Русская литература не настолько ханжеская, как может показаться.

Я бы написал стихотворение от лица больного горла, ведь горло — невероятно важный орган, мы через него дышим, едим, говорим. И когда оно болит, это может сильно нас поразить, поломать, я думаю, это был бы очень интересное произведение.

Дмитрий Воденников

Дискуссия «Кино и литература». Любовь Баринова, Павел Басинский, Денис Драгунский. Модератор — Наталья Ломыкина

Любовь Баринова — прозаик, автор романа «Ева», по которому снят сериал «Я знаю, кто тебя убил».

Павел Басинский — писатель, литературовед. По мотивам его книги «Подлинная история Анны Карениной» снимается документальный сериал.

Денис Драгунский — писатель, публицист. Его повесть «Дочь военного пенсионера» из книги «Третье лицо» легла в основу сериала «Аутсорс».

Кино начинается с текста — часто в основе сценария оказывается современная проза. Авторы обсудили связь литературы и кино, а также поделились мнением о кино‑интерпретациях своих художественных произведений. Модератором встречи выступила Наталья Ломыкина — литературный критик, книжный обозреватель Forbes. Russia, кандидат филологических наук, преподаватель журфака МГУ.

Я чувствую свою причастность к экранизации, потому что главный сюжет в сериале все‑таки сохранен. И главная линия тоже сохранена, чему я очень рада.

В написании сценария я не участвовала. Единственная моя заслуга — это название. Но я видела сценарий, точнее, его часть — без финала, потому что финал в сценарии изменен, и, видимо, мне его поэтому не показали.

«Ева» — это психологический роман. А сериал по его мотивам — это детектив и детектив полноценный, со всеми составляющими.

В сериал были введены новые главные герои‑следователи. И, соответственно, финал сделан так, как в детективе, чтобы зритель не угадал, кто же убийца? У меня в книге убийцы одни, а в фильме — это другой человек.

Читая отзывы на сериал, я с удивлением узнала, как много людей, оказывается, почитали мою книгу. Даже не предполагала, что у «Евы» столько читателей.

Любовь Баринова

Я совсем не ожидал, что по этой книге будет сниматься фильм, а тем более сериал. Но я думаю, здесь причина даже не во мне, а причина в Толстом, которого со школы представляют таким старцем, архаикою. А на самом деле Толстой — самый радикальный художник 19‑го века, уж точно. Без Толстого просто не было бы ни Фолкнера, ни Набокова. Это совершенно очевидно.

Главным образом сценарий писала Елена Исаева — очень хороший драматург, сценарист и режиссер. Я больше как консультант был у нее, но мы вместе работали. В итоге могу сказать, что будет фильм, где будет проходить как бы кастинг актеров на исполнение ролей героев Анны Карениной, максимально приближенных к роману и к прототипам героев.

Хорошему сценаристу легче стать приличным писателем, нежели писателю стать хорошим сценаристом. Потому что сценарий, конечно, требует совершенно другого мышления. И это надо понимать, что ты участвуешь в коллективной работе, что кто‑то будет это играть, кто‑то будет это снимать. Это будет стоить каких‑то денег. Вообще кино — это производство. А когда ты пишешь книгу, но ты наедине с бумагой и с издателем, в общем, и с гипотетическим читателем, и все.

Сериал сегодня — это и есть романы, как они понимались публикой в 19‑ом веке.

Что такое роман 19‑го века? Люди вечером или на ночь ложились, читали историю с продолжением. Сейчас они это смотрят. Смотреть легче. И мне кажется, что сейчас происходит смычка между романами и сериалами. Писатели, может быть, даже бессознательно начинают писать в расчете на сериалы, а режиссеры, продюсеры ищут сейчас вот эти истории в литературе, то, что им не хватает.

В русской литературе многие героини жизнь свою заканчивали самоубийством. В основном они бросались в реку, а Толстой бросает Анну Каренину под поезд, основываясь на реальной истории с Анной Пироговой, которая погибла под поездом.

Обратите внимание, сейчас половина фильмов и наших, и зарубежных, основаны на реальных событиях. Это сейчас фишка просто такая, потому что люди стали недоверчиво относиться к вымыслу.

История Анны — это киношная история, там всё для этого есть. А история Левина — это философская история, это история эволюции самого Толстого, который начинал роман одним человеком, а закончил его ровно тогда, когда с ним случился духовный переворот, как это происходит и с Левиным.

Я вообще убежден, что история Левина — это дневник Толстого, который он не вел во время написания Анны Карениной, который воплотил в романе, разделив в итоге на две части.

Нет, больше книг в этой серии не будет. Все‑таки два главных героя — Анна Каренина и Константин Левин. Там одна есть отдельная глава про Вронского, две главы про Каренина.

Павел Басинский

Изначальная повесть была всего на семь станиц, это правда. Я не читал сценария «Аутсорсинг» и фильма, естественно, пока не смотрел, потому что он еще не вышел. Может быть, если позовут на премьеру, посмотрю. Но сериал по рассказу — это вообще смешно.

Анна Козлова пишет замечательно. Мне очень польстило, что Анна Козлова и киностудия взялись за работу.

Вообще, это занимательно: как киношники порой находят истории для экранизации в абзаце или в двух абзацах, а иногда аж в нескольких романах.

Начиная с 10 лет, я обнаружил себя героем книги. Когда мне было 25‑26 лет, я написал сценарий двухсерийных телефильмов по Денискиным рассказам, увы, довольно плохих. Фильмы тоже поэтому вышли не очень. Я тогда был молод и глуп, думал, что моя главная задача как сына недавно умершего писателя — это сохранить текст, чтобы сохранить верность первоисточнику. И поэтому получилась банальная кино‑иллюстрация, а не фильм. Я убежден, что кино и литература — это все‑таки разные роды искусства.

Конечно, «Аусорсинг» — это вымысел, даже, скорее всего, сон. У меня примерно 70% моих рассказов — сон. Я пишу их утром, потому что записываю то, что мне снилось.

Возьми хорошего сценариста и хорошего режиссера, возьми любую книжку и получится хороший фильм. А возьми плохого сценариста и плохого режиссера, и пускай снимают хоть Анну Каренину в 34‑й раз — уже ничего у них не получится.

Денис Драгунский

Дискуссия «Дороги, которые мы выбираем». Яна Вагнер, Дмитрий Данилов. Модератор — Наталья Ломыкина

Яна Вагнер — прозаик, автор романов «Тоннель», «Вонгозеро», «Живые люди» и «Кто не спрятался». Дмитрий Данилов — драматург, прозаик, поэт, автор книги о путешествиях по железной дороге «Пустые поезда 2022 года».

На фестивале авторы на примере своих книг обсудили мотив путешествия в литературе. Как писатели и их герои открывают новые пути на страницах книг? И какие дороги исследует современная проза?

Модератором встречи выступила Наталья Ломыкина — литературный критик, книжный обозреватель Forbes. Russia, кандидат филологических наук, преподаватель журфака МГУ.

Я люблю дороги, люблю путешествовать. Разве что летать ненавижу, а вот поезда, например, очень люблю, и водить машину. Но в дороге никогда не работаю, мне кажется, путешествие — само по себе работа.

Как‑то я стояла в пробке в тоннеле — знаете, бывают такие пробки, когда уже не понимаешь, что там впереди. И вдруг мне пришла в голову эта странная идея (а надо сказать, идеи книг так обычно и возникают) — а что, если окажется, что покинуть этот тоннель нельзя? Предположим, закрылись на въезде и на выезде какие‑то ворота и нет объяснения, что именно произошло.

Поначалу мне казалось, что это сценарий, но, как водится, никто у меня его не купил, киноиндустрия вообще скептически относится к писателям с такими амбициями. Так что я разозлилась и написала роман.

Антиутопии я не пишу, не умею, это всё же гораздо более серьезный жанр, философский разговор о будущем. Скажем вот как: я умею писать страшные истории. Так немного проще и для автора, и для читателя.

И всё же «Тоннель» — попытка поговорить всерьез и в каком‑то смысле психологический эксперимент. Или, если хотите, исследование природы страха.

Нет нужды разъяснять читателю, что ему думать и чувствовать, вообще незачем объяснять, что хотел сказать автор. Чтение — это все‑таки парный танец, так что всякая история существует столько раз, сколько раз она прочитана, и задача автора — дать читателю свободу делать выводы самостоятельно. Потому что читатель нередко бывает умнее, сложнее и тоньше автора, а писатель — не философ и не мыслитель, он всего лишь человек с особенной оптикой. Его дело — увидеть что‑то и показать, что же именно он увидел. Этого совершенно достаточно.

Яна Вагнер

Я довольно много езжу и особенно люблю железные дороги. Конечно, дороги бывают изматывают. Но все‑таки для меня это большая часть путешествий, которая дает новые впечатления.

Дорога для меня — это возможность. Не только просто видеть что‑то новое, интересное, а это иногда это возможность, наоборот, отвлечься от текущей суеты, подумать о чём‑то, о чём подумать было некогда. Об этом как раз моя книга «Пустые поезда 2022 года».

У меня просто очень давно нет машины, чисто за ненадобностью. Но когда‑то давно она у меня была, и водить я вообще тоже очень люблю. Однако в последнее время я исключительно пассажир, и мне как раз в дороге очень хорошо думается, и иногда работается.

У меня был такой опыт в 2010 году. Я проехал на поезде от Москвы до Владивостока в плацкартном вагоне. Без выходов из поезда неделю подряд. Я пока ехал, я записывал все, что видел, всю дорогу в телефоне писал. А вышел из поезда с готовым текстом. Он называется «Сто сорок шесть часов».

В самолете ты находишься в очень тесном контакте с людьми, ты сидишь, у тебя рядом соседи, не повернуться даже. А вот в поездах мне как раз очень хорошо работается, думается и придумывается.

Поезда для меня — это одновременно сфера и душевного отдыха, и в то же время работы.

2022 год — это прежде всего год, когда умерла моя мама. И книга, собственно, посвящена ей. Я изначально этого не планировал, но начал писать, когда моя мама очень тяжело заболела, у нее был инсульт, она лежала в госпитале. Писать тогда в поезде — это был для меня способ отвлечься от тяжелых дум. Я просто почувствовал, что мне эти поездки нужны как, можно сказать, некое терапевтическое средство. Вскоре после начала моей работы над книгой, мама умерла. И когда я впоследствии ездил, наблюдал и писал, я часто вспоминал маму. И это в книге тоже отразилось. Потом я цикл этих записей продолжил, и в итоге получилась книга. Для тех, кто не знает, «Пустые поезда 2022 года» — это цикл очерков о моих поездках по глухим, полузаброшенным железнодорожным линиям на маленьких местных поездах.

Мне кажется, однозначно положительные или отрицательные герои и вообще однозначные герои — это скорее свойство литературы прошлого. Или детской литературы, хотя даже уже и в детской, я бы, если бы я ее писал, я бы тоже старался уходить от однозначности. Мне кажется, людям как раз интересен неоднозначный, мерцающий персонаж.

Антиутопия для меня — это специфический реализм, реализм мрачной фантазии. Если антиутопия совсем оторвана от нашей текущей реальности, она неинтересна, она не вызовет никакого ни эмоционального, ни интеллектуального отклика у читателя.

Вы знаете, я искренне не знаю, просто без понятия, выстрелил Саша в конце или нет. Нет, он точно выстрелил. А вот остался ли жив главный герой или не остался, я не знаю. И знаете, я, наверное, скажу страшную вещь: это абсолютно не интересует меня. Вообще всё, что находится дальше последней точки в книге, меня никогда не волнует.

У любого писателя есть такой любимый вопрос на интервью: «Скажите, о чем ваша книга?» Я всегда говорю, что это я вас должен спрашивать, о чем моя книга. Это я должен спрашивать читателей.

Я просто придумал историю, как мне кажется, эмоционально заряженную, которая лично меня увлекла. Я просто наблюдал за тем, как персонаж себя ведет и никаких мыслей не хотел выразить, ничего такого.

Дмитрий Данилов