«Рождение книги»: интервью с Анастасией Носовой о книге «Цирк»

Анастасия Носова — прозаик, выпускница магистратуры «Литературное мастерство» ВШЭ, чемпионка мира по фигурному катанию на роликах, работала в спектаклях «Антикварного цирка».

Цирк — это праздник, фокусы, экзотические животные, ловкие акробаты... А еще тяжелейший труд, требующий полной самоотдачи, профессионализма и редкого дара. Тринадцатилетняя Оля Куркина мечтает попасть в цирк и остаться там. Потомственный цирковой Павел Огарев ищет преемника и становится ее учителем. Они — иные, им подчиняется темнота — сила, которая способна не только создать иллюзию на манеже, но и выплеснуться в жизнь — на улицы Саратова девяностых годов.

— Как родилась идея вашей книги, что служило отправной точкой или импульсом к ее написанию?

Случился Антикварный цирк и литературная магистратура — первый раз, когда они случились со мной вместе. С Антикварным я и раньше работала, но никогда не думала, что буду писать о цирке. Я не цирковая, у меня совершенно иной опыт, в цирке оказалась случайно. Мы давали в Центре Мейерхольда последний сезон «Истории года», которую я очень люблю и с теплом вспоминаю — когда ты работаешь в цирке, он неминуемо остается с тобой. Мне кажется, очень часто роман рождается из какого‑то преодоления, и это были две сложных недели — перед самым Новым годом. Экзамены и репетиции шли вместе, я не спала ночами, писала итоговые эссе в электричках по пути домой. А нужно было работать — 31 декабря у нас стояло три шоу в день.

В итоге в январе‑феврале я написала план, в марте — первую главу, которая теперь в романе — третья, и поняла, зачем это все со мной произошло. Первый отрывок родился на паре про «жанры», мы обсуждали магический реализм, как один из методов, в котором писателю можно успешно существовать. Я написала несколько этюдов и... стала понимать, о чем будет магистерская работа (прим. первые пять глав «Цирка»), какой она будет. Отмела предыдущую задумку, которая, кстати, тоже была связана с феноменом таланта. Вспомнила интервью с Никоновым, где он говорит про «черную яму за спиной поэта» — так он отвечал на вопрос, откуда его стихи. Вспомнила слова одного важного для меня человека о том, что талант — это всегда выход за грань. Мне очень захотелось поговорить об этом — тем более, что для писателя тема достаточно актуальная. Так появилась темнота. А потом выяснилось, что темноте лучше всего живется в цирке.

— Что было сложнее: начать писать книгу — или продолжать?

Писать каждый день. В какой‑то момент мы закончили магистратуру и остались один на один со своими магистерскими отрывками. Нужно было дописывать — без дедлайнов и обсуждений. Не было больше друга, который шептал из‑за плеча, что ему так же сложно со своим текстом, как и тебе. И тогда ребята сделали то, что помогло многим из нас не бросить: организовали марафон. Мы писали каждый день по какому‑то чудовищному количеству знаков. Собирались раз в неделю и обсуждали. Примерно треть романа так и написана.

— Насколько отличается первоначальный замысел от финального текста?

Сложно сказать. Изначально в романе почти не было Огарева. Не было Сан Саныча, Коломбины... А потом Огарев пришел и сказал, что он так же важен, как и Оля. Очень тяжело было не отдать ему главную роль, он рисовался, выпендривался, скандалил, так и не захотел остаться второстепенным персонажем. А замысел, если мы говорим об идее текста, всегда был таким же — главный вопрос не поменялся, возможно, ответ на него стал другим, но это уже решать не мне, а читателю.

— Какой этап работы над книгой был самым интересным для вас?

Как ни странно — редактура. Это совершенно иной взгляд на твой текст, постоянные правки, и опять же — преодоление. Что‑то новое. Ты переступаешь через себя и говоришь: да, вот тут действительно плохо, давайте исправим. Моя любимая глава теперь, за исключением, пожалуй, последней — глава про Коломбину. А она как раз родилась в процессе редактуры. Коломбине вообще‑то действительно нужна была своя глава. Я просто села, написала и поняла, что она очень важный персонаж, без нее уже и цирк не цирк, получается. Думаю, работа с редакторами дала мне очень многое в профессиональном плане. Я знаю, что зачастую писатели этот этап не любят, но, кажется, именно благодаря ему следующий мой текст будет другим.

— Как был организован процесс вашей литературной работы? Есть ли у вас особые «писательские ритуалы»?

Да, есть. Уйти из дома, ничего не брать с собой, кроме ноутбука, сесть в кофейне и писать, пока не выпьешь две чашки кофе или большой чайник чая. Обычно работа растягивается на три‑четыре часа, и это очень полезно для текста. Домашняя обстановка расслабляет. Но если сбежать из дома не получается, или нет столько времени — важно создать рабочую атмосферу. Обязательно сесть за стол, включить музыку, зажечь свечу — показать себе любым способом, что ты останешься за этим столом, пока не допишешь какой‑нибудь законченный эпизод.

— Кто стал первым читателем вашей книги?

Помимо преподавателей и однокурсников, которые видели текст незаконченным, мама. Она филолог и научилась говорить мне в лицо, когда ей действительно что‑то не нравится — что очень важно.

— Читали ли вы книги других авторов, когда работали над своей? Если да, то какие?

Читала, во‑первых, нон‑фикшн и разные материалы о цирке. Биографический роман Славского «Братья Никитины», например. «Цирк Саратова» Семенова, отрывки из «Почти серьезно...» Никулина, «Исчезающий слон» Джима Стейнмайера — потрясающая книжка про иллюзионистов, про работу с пространством на сцене и на манеже. Из художественного — «Цирк чудес» Элизабет Макнил, «Вода для слонов» Сары Груэн. Если говорить о книгах, не связанных с цирком, то могу назвать те, что наиболее запомнились: «Сезон отравленных плодов» Веры Богдановой, «Чагин» Евгения Водолазкина, «Гнездо синицы» Ромы Декабрева, «Вторжение» Марго Гритт... Когда дописала текст, набросилась на книги: помню, что залпом прочла роман Хелены Побяржиной «Валсарб». Еще, конечно, тексты однокурсников. У нас в магистратуре было принято друг друга читать, и я считаю это отличной практикой для писателя — читать и много говорить о текстах. Получать фидбэк о своем. Очень жду, когда они допишут. У одной моей однокурсницы вышла повесть в «Знамени». Прочла, и, надеюсь, что еще прочту ее роман, и не один.

— Как складывалось взаимодействие с редактором книги?

Я не привыкла спорить и с пеной у рта доказывать, что каждая строчка важна и гениальна. Мы сработались. Алла Шлыкова и Анна Воздвиженская были максимально корректны, никакого давления. Это конструктивный диалог, в котором у всех одна цель — сделать роман лучше. Старалась слушаться. Это у них громадный опыт работы с текстами, не у меня — всегда себе об этом напоминала, когда смотрела правки. Какие‑то моменты, конечно, отстояла. Но мы каждую правку обсуждали, и я объясняла, зачем мне здесь то или иное слово. Мне кажется, никак иначе быть и не должно. Ты приходишь к редактору, потому что у тебя за несколько месяцев (или лет) работы замылился взгляд. Ты этот текст уже пять раз переписал и двадцать раз вычитал. Когда ты уже не в силах на него смотреть, в игру вступает редактор.

— Какую из редакторских правок вам было сложнее всего принять?

Ту, которую я не приняла. Глава про дедушку Оли осталась в тексте, хотя ее предлагали убрать. Но это личное. Пожалуй, это один из немногих личных эпизодов в романе.

— Как придумывалась обложка для книги? Долго ли ее выбирали?

Я скинула Алле Шлыковой референсы и через какое‑то время мне прислали эскиз. Есть смешной референс, который мне нарисовала нейросеть: я просила изящную чайку и тигра на манеже, а вместо чайки получила шарик с клювом на ножках. Я не говорила с художницей Еленой Сергеевой сама, но это невероятно точное попадание: тигр, шарф, колосья — это все важные мотивы романа. Увидела обложку и сложилось ощущение, что тигр бежит вниз с горы Увек. Клянусь, холмы в Саратовской области именно так и выглядят: меня катал на квадроцикле брат, и продирались мы через такие же колосья и высокую траву. Я не ожидала, что мы утвердим эскиз с первого раза, но так и произошло. Мне кажется, это один из признаков, что книжка живет своей жизнью — уже без меня знает, как ей лучше. Кроме того, к каждой части художница нарисовала небольшие иллюстрации, и они очень трогательные.

— Что вы чувствуете теперь, когда книга уже вышла и ждет своего читателя?

Мне еще предстоит это обдумать. Точно чувствую, что завершился какой‑то важный жизненный этап. За последние полгода, пока книгу готовили к изданию, было очень много эмоций.

Пока я еще не отпустила Олю и Огарева. Огарев что‑то периодически бубнит. Ощущение, что он лезет в каждую следующую заметку в телефоне и очень обижается, если она не о нем. Но пора бы уже отпустить.

И обязательно начать писать новое.