Интервью с Дон Кихотом: шлем Мамбрина, помешательство и туалетные шутки

В «Интервью с книжным героем» мы приглашаем к себе известных персонажей, чтобы познакомиться с ними поближе и взглянуть на них с неожиданной стороны. Сегодня у нас в гостях Дон Кихот — обедневший идальго и владелец тощей клячи, хромающей на четыре ноги.

Почтенный сеньор живет в Ла‑Манче с ключницей, слугой и племянницей. Дни напролет он читает рыцарские романы, которые некоторые зря называют бульварной литературой. Однажды утром Дон Кихот проснулся заступником девиц, борцом с неправдой и сокрушителем великанов. Он начистил доспехи предков, приделал к шлему картонное забрало и отправился в странствия.

Несмотря на безумие, старик заработал доброе имя и прославился как мечтатель, который хочет сделать мир лучше.

Все цитаты героев мы берем из книг, а вопросы придумываем сами. Исключение составляют только краткие ответы в блице. Их мы пишем на основе сюжета, характера героев и предпочтений, которые упоминаются в тексте.

— Когда вы вошли cюда, вы тут же устроили драку. Ударили копьем оператора и опрокинули камеру. Зачем вы это сделали?

— Сеньора! Ваше великолепие может теперь располагать собою, как ему заблагорассудится, ибо заносчивость ваших похитителей сметена и повержена в прах мощной моей дланью. А дабы вы не мучились тем, что не знаете имени своего избавителя, я вам скажу, что я — Дон Кихот Ламанчский, странствующий рыцарь и искатель приключений, прельщенный несравненною красавицей Дульсинеей Тобосскою.

— Но меня никто не похищал.

— В награду за оказанную вам услугу я хочу одного: поезжайте в Тобосо к моей госпоже, скажите ей, что вы от меня, и поведайте ей все, что я совершил, добиваясь вашего освобождения.

— Конечно, сразу после интервью. Зачем вы вообще разъезжаете с оружием в руках в мирное время?

— Избранное мною поприще не дозволяет и не разрешает ездить иначе. Удобства, роскошь и покой созданы для изнеженных столичных жителей, а тяготы, тревоги и ратные подвиги созданы и существуют для тех, кого обыкновенно называют странствующими рыцарями, из коих последним я, недостойный, почитаю себя.

— В драке за мою свободу вам тоже досталось. Вы ранены?

— Ранен‑то я не ранен, а что меня избили и отколотили, в этом нет сомнения: ублюдок Роланд бросился на меня с дубиной — и все из зависти, ибо единственно, кто не уступит ему в храбрости, так это я.

— Вы имеете в виду нашего оператора с микрофоном или героя французского эпоса? У вас кровь из уха течет. Возьмите платок.

— Во всем этом не было бы никакой необходимости, если б я не забыл захватить в дорогу сосуд с бальзамом Фьерабраса [персонаж из одноименной поэмы ХII, у которого по легенде был чудодейственный бальзам]: одна капля этого бальзама сберегла бы нам время и снадобья.

— Откуда у вас этот бальзам?

— Рецепт этого бальзама я знаю наизусть — с ним нечего бояться смерти и не страшны никакие раны ... Как увидишь, что меня в пылу битвы рассекли пополам, недолго думая, бережно подними ту половину, что упала на землю, и, пока еще не свернулась кровь, с величайшею осторожностью приставь к той, которая осталась в седле, — при этом надобно так ухитриться, чтобы они пришлись одна к другой в самый раз. Затем дай мне только два глотка помянутого бальзама — и я вновь предстану пред тобой свежим и бодрым.

---

Как увидишь, что меня в пылу битвы рассекли пополам, недолго думая, бережно подними ту половину, что упала на землю, и, пока еще не свернулась кровь, с величайшею осторожностью приставь к той, которая осталась в седле.

---

— Вы называете себя заступником обиженных и утесненных. Кого именно вы защищаете и от кого?

— С течением времени мир все более и более полнился злом, и вот, дабы охранять их [беззащитных], и учредили наконец орден странствующих рыцарей, в обязанности коего входит защищать девушек, опекать вдов, помогать сирым и неимущим.

— При этом вы сами нападаете на купцов, цирюльников, пастухов, стада овец, которые никому не причинили зла?

— Не может этого быть.

— Допустим, это не так. Есть ли смысл в ваших подвигах, если соперники постоянно вас избивают?

— Раны, полученные в бою, скорее могут прославить, нежели обесславить.

— Вы говорите, что шлем, который вы носите, волшебный и что когда‑то он принадлежал мавританскому царю Мамбрину. Но это же обычный таз для бритья, который вы отобрали у цирюльника?

— Это было необычайно предусмотрительно со стороны покровительствующего мне чародея — сделать так, чтобы самый настоящий, доподлинный шлем Мамбрина все принимали за таз: ведь это столь великая драгоценность, что на него всякий польстился бы, а как видят, что это просто‑напросто таз, то и не пытаются у меня его отнять.

---

Это было необычайно предусмотрительно со стороны покровительствующего мне чародея — сделать так, чтобы самый настоящий, доподлинный шлем Мамбрина все принимали за таз

---

— Я слышала, что вы с Санчо Пансой любите туалетный юмор. Шутки об «облегчении» и «громких звуках» между вами — обычное дело. Это правда?

— Я не отрицаю, что тут есть чему посмеяться [смеется]. Однако ж рассказывать о том, что с нами произошло, не следует, ибо не все люди разумны и не все обладают правильным взглядом на вещи.

— Блиц! Я задаю вопросы, вы отвечаете быстро, но необязательно коротко.

Шлем с картонным забралом или таз цирюльника?

— Таз цирюльника.

— Пальмерин Английский из романа «Могучий рыцарь Пальмерин Английский» или Амадис Галльский из «Смелого и доблестного рыцаря Амадиса...»?

— Амадис Галльский, также известный как Мрачный Красавец.

— Любовь или подвиги?

— Не может быть странствующего рыцаря без дамы, ибо влюбленный рыцарь — это столь же обычное и естественное явление, как звездное небо, и я не могу себе представить, чтобы в каком‑нибудь романе был выведен странствующий рыцарь, которого сердце оставалось бы незанятым.

— Оказавшись перед Мигелем де Сервантесом Сааведрой, что вы ему скажете?

— Блаженны времена и блажен тот век, когда увидят свет мои славные подвиги, достойные быть вычеканенными на меди, высеченными на мраморе и изображенными на полотне в назидание потомкам! Кто б ни был ты, о мудрый волшебник, коему суждено стать летописцем необычайных моих приключений, молю: не позабудь доброго Росинанта [кляча Дон Кихота], вечного моего спутника, странствующего вместе со мною по всем дорогам.

— Это все?

— Да.