Цитаты
«Утром в одеялко закрутишь, коляска под лестницей — на замке. Замок тяжелый, на цепочке. Коляску завод подарил, замок сама купила — в хозяйственном. Вниз — бегом, замок отопрешь, под матрасик на дно засунешь и наверх — за ребенком.
Погрузились и — метель, не метель, — в ясли.
Бросишь нянькам — и на работу. Ясли свои, заводские. Все одно — душа болит. Бывало, надо во вторую, мастер попросит. К ночи приходишь — нянечка дежурная. Разбудит, замотает, принесет.
Все бы ничего — хворать стала. Зоя Ивановна утешала: „Все дети болеют, и твоя отболеет“».
«Рейтузы из толстой шерсти. Гликерия кофту старую распустила, связала в две нитки. Валенки с галошами, беленькие. Теперь черные валяют. В голенищах ни согнуть, ни разогнуть — ходи как в колодке. Под шапку — платочек хлопчатый; завяжут, спросят: не туго? Пальто новое, теплое. Евдокия свое перелицевала. Драповое, ватин в два слоя проложила. У самой другое есть — на ее век хватит».
«Бабушка Ариадна через ситечко процедила: на, говорит, пей. К молоку пряник. Глазурь сухая, звездочками крошится, будто снежок. Пряники из муки пекут. На том свете муки?
нету — значит, и пряников... Что же они там кушают? Наверно, суп...»
«Таз с гвоздя сняла — вспомнила: Михалыч, мастер наш, рассказывал, будто машинку придумали — белье стирать. Вроде читал он: „Грязное положишь, она и вертится. Глядь, а все чисто“. Девки смеются: „Как это вертится? Она что ж — избушка на курьих ножках?..“ А я вот подумала: мало ли?.. Вон Гагарина запустили. Машинку‑то — не в космос. Попроще, небось...»
«Столики высокие, а народу мало. „Ну, — предлагает, — выбирай“. За стеклом булки разложены, пирожные. Растерялась: прямо и не знаю.
„Сам‑то, — спрашиваю, — какую будешь?“ — „Я, — отвечает, — пирожные предпочитаю — трубочки эти, с кремом“. Поглядела — двадцать две копейки. Ишь, думаю, предпочитает. Хорошо им, одиноким — пирожные предпочитать. „Ну, и я тогда“. А сама думаю: попробовать хоть».
«— Ты, — говорит, — сердца на нее не держи.
Жизнь ее такая — вроде доски стиральной: ребрами да ребрами... Думает, раз жизнь вокруг басурманская, значит, и люди все — басурмане. А Бог милостив. Чистых душ все одно больше. Может, и тебе повезет...»
«Поглядел комнату — ох, хорошая. Попрощался — на двор выходит. А мальцы в мячик гоняют. Вот он одного подозвал: „Не знаешь, — мол, — куда инженер делся, который в такой‑то квартире?“ А мальчонка даром что малец.
„Почему, — смеется, — не знаю... Все знают. Расстреляли его.“»
«Скучала по нему, плакала. А теперь‑то и думаю: ну, повенчались бы... А потом? Одно дело — полюбовница. Их не больно дожидаются.
А жена бы? Хочешь не хочешь — а жди. Вот и дождался бы: самого — под пулю, и меня вместе с ним. Сколько их, жен, пропадало — из‑за мужей своих... Его‑то возьмут — и ее следом...
Видно, бог меня уберег. Вон, возьми, у Евдокии. Старшего забрали — и жену. А уж какая барыня была... Не мне чета. И младший ее тоже. В органах служил. Их черед‑то пришел — оба и сгинули, с женой.
— Кого это — их?
— Ну, которые в органах. Но их‑то попозже.
Допустили пожить».