Обезьяна приходит за своим черепом

5 причин прочитать переиздание книги Домбровского:

1. Проза Домбровского стоит в одном ряду с произведениями знаменитых «лагерных» авторов — Солженицына, Шаламова, Лихачёва. И его роман до последней строки пронизан жизнеутверждающей верой в человека.
2. Язык автора прост и лаконичен: особенность его стиля — внимание к деталям. Все описания автора яркие и живые: от мимики персонажей до видов Алма‑Аты.
3. Домбровский — потрясающий психолог, он с легкостью заимствует из реальности разные типы характеров. У него не встретится двух одинаковых персонажей. Все его герои имеют разное прошлое, живут разное настоящее и выбирают себе совершенно разное будущее.
4. Место действия романа — Алма‑Ата, город, в котором Домбровский жил долгое время. Благодаря точности и красочности описаний легко представить себя гостем Казахстана 30‑х годов прошлого века.
5. Роман о сталинских репрессиях, написанный человеком, который сам неоднократно был осужден и испытал на себе допросы, трудности лагерной жизни и тревогу.

«„Я прежде всего — хранитель древностей, а они кто? Я археолог, я забрался на колокольню и сижу на ней, перебираю палеолит, бронзу, керамику, определяю черепки и совсем не суюсь к вам вниз. Пятьдесят пять метров от земли — это же не шутка! Что же вы от меня хотите?“

А мне отвечают: „История — твое личное дело, дурак ты этакий. И никуда тебе не уйти от этого — ни в башню, ни в разбашню, ни в бронзовый век, ни в железный, ни в шкуру археолога. Мы давно поняли, зачем ты туда забрался“».

Цитаты

«Мораль, искусство, религию, даже самую человечность — все это еще нужно прививать человеку, еще растолковывать, еще убеждать в их необходимости, да и не всякий, пожалуй, еще и согласится, а кулак‑то — вот он».

«Боже мой, как у них все просто! Кронциркуль, две‑три формулы, какая‑нибудь таблица промеров — вот и всё. Право, не больше, чем в сумке коновала. Впрочем, оно и понятно. Мы изучаем череп для того, чтобы делать человека еще более мудрым, а они — чтобы превратить его в скота».

«А я вот знаю: для того чтобы быстро отрубить голову преступнику, требуется, чтобы нож весил девять пудов, чтобы он был особого сечения и падал он с высоты не меньше чем полтора метра на горло осужденного. Чтобы тело не сорвалось с петли, требуется, чтобы на каждый килограмм веса приходился один сантиметр веревки, и веревка эта должна быть тоже определенной толщины. Чтобы задушить пятьдесят человек, требуется на такую‑то квадратную площадь столько‑то кубометров газа такой‑то концентрации, и подаваться он должен такими‑то порциями в течение такого‑то числа минут. Всё! Наука!»

«Он верил далее, что такое состояние наступает совершенно неожиданно, как раз тогда, когда его и ожидать‑то невозможно, длится иногда очень недолго — меньше часа порой, — и вот тут‑то и нужно воспользоваться. Смутно он понимал, в чем тут дело: человек падает, как червяк, раздавленный собственной силой, и потому чем дольше и упорнее он сопротивлялся до этого, тем глубже и полнее может быть его падение».

«Просто лежал однажды человек на берегу реки, тыкал пальцем в песок и смотрел, что получится. И получилась линия, точка, снова линия, снова точка, и вот уже не линия и не точка, а рисунок. А потом кто‑то, может, он сам, а может, другой, перенес эти линии и точки на горлышко сосуда и поставил его на огонь обжигаться. Так родился орнамент. И опять, видимо, ничего не произошло и никто ничего не заметил. Только старуха, постоянно дремавшая около огня, покачала головой да ребята завизжали, заплясали и стали просить, чтобы им дали подержать новый горшок в руках. Вот и все, что, вероятно, произошло в тот день у огня. Но орнамент уже родился».

«Я не хочу ни оскорблять этого искусствоведа, ни тем более спорить с ним прежде всего потому, что, вероятно, в чем‑то он прав, но, вероятно, также прав и я, когда говорю, что он ничегошеньки не понял в Хлудове. И та моя давняя статья об этом художнике не удалась мне, конечно, только потому, что я тоже пытался что‑то анализировать и обобщать, а о Хлудове надо разговаривать. И начинать статью о нем надо со слов „я люблю“. Это очень точные слова, и они сразу ставят все на свое место. Так вот — я люблю...»

«„Время наступает“, — сказал он. Я еще не знал, какое это время наступает и зачем ему надо наступать именно на меня, но вдруг ощутил такой холод, такую жуть, что у меня даже мурашки побежали по коже и заломило под ногтями».

«Да, простое, простое дело. То есть такое уж простое, что дальше и некуда. Пришли. Сожгли. Ушли. Вот и вся история этих мест за тысячу лет. Весь потаенный смысл ее, так сказать».

«Злодей — не злодей, хороший — плохой. Какое все это имеет значение сейчас? Важно, что он несовместим с нашим государством».