Хроники забытых сновидений

5 причин прочитать

1. «Хроники забытых сновидений» — новая книга финалиста премии Национальный бестселлер Елены Долгопят, в которой в полной мере раскрывается ее оригинальное и самобытное дарование прозаика. Это умная и тонкая художественная проза, аналогов которой нет в русской литературе.
2. Книга для любителей кино. Часть первая, «Хроники Музея кино», — это размышление автора над фильмами разных лет, их тонкая интерпретация и попытка включить каждый фильм в широкий контекст. Долгопят рассуждает о своем многолетнем опыте работы в Музее кино, о том, как смотреть фильмы, отличая существенное от проходного.
3. Поэтика и практика сна. Проза, в которой реальность оборачивается сном, а самые невероятные сны сбываются. Атмосфера сновидения, причудливое соединение быта и фантазии, алогизма и обыденности — все это можно встретить во второй части книги, «Хроники сновидений».
4. Мастерство короткой прозы. В рассказах Елены Долгопят детали, «подобные двум-трем штрихам на белом, нетронутом кистью холсте, превращают нетронутость холста в сверхнасыщенное изображение» (Сергей Костырко). В нескольких предложениях, скупых на эпитеты, она создает фактурный образ, забыть который невозможно.
5. Заметки сценариста. Елена Долгопят известна и как сценарист: разные этапы становления ее в профессии освещены в книге. Что значит «писать сценарий»? Какой рассказ никогда не станет сценарием, сколь бы хорош он ни был? Как сделать удачный сценарий для фильма? Всему этому находится место в книге. 

Избранные цитаты

«В ночь выходить нельзя, не вернешься. Об этом все знали, и все по ночам сидели дома; в домах, по крайней мере. Ночь поднималась от земли, из земли, подобно воде. Затапливала скамейки, ограды, деревья, заглядывала в окна (все закрытые), достигала крыш, достигала неба, смыкалась с космическим пространством, с бесконечностью. Кто не успевал до темноты в дом, тот исчезал на веки вечные».

(«Ночь»)

«Их жизнь может быть любого цвета. Они могут быть кем угодно. Понимаешь, информации так мало, что можно домыслить все что угодно. Любые обстоятельства. Мы можем дополнять эту картину, эту нашу матрицу, мы можем вообразить еще кучу писем, самых разнообразных и удивительных (от любовницы‑француженки, например, познакомились в Москве, она выучила русский, встречались в Москве, она нарочно приезжала каждый год с туристической группой; у нее муж в Лионе, трое детей)».

(«Колесо»)

«На экране любая травинка может оказаться равной по величине — значению — человеку. Или небоскребу, или молекуле; экран все может сделать равновеликим. Телевидение устанавливает другое тождество. Квартирная кража, военные действия, цунами, авария на железной дороге, открытие выставки... На телевизионном экране события равны, и всё — событие.

Со временем иллюзия становится материальной, так как пленка, на которой она запечатлена, материализуется, приобретает, так сказать, индивидуальность. По идее, конечно, носитель иллюзии никак не должен на эту иллюзию влиять, вмешиваться в нее, он сам должен быть иллюзорным, он должен быть невидимым и неслышимым, только носителем и ничем больше; но со временем он покрывается царапинами, пятнами, как старческое лицо — морщинами. В конце концов иллюзию уже и не разглядеть за сетью трещин, за черными полосами титров. Пленка сама по себе становится чуть ли не главнее изображения.

Зеркало само по себе пусто. Все, что в нем, в нем не существует. Зеркало отражает мир, но в самом зеркале этого мира нет. Хотя иногда кажется, что это не так. И тогда рождаются истории про зазеркалье, параллельный мир, ожившее отражение... Но нет — отражение — всего лишь тень. Зеркальная наша тень. И без нас она не существует».

(«Хроники Музея кино»)