Державин, или Крушение империи

5 причин прочитать книгу Домбровского:

1. Любите роман Александра Сергеевича Пушкина «Капитанская дочка»? «Державин» — возможность познакомиться человеком, на чьи записи Пушкин опирался при создании первого в русской литературе исторического романа.
2. Великий русский поэт Гавриил Романович Державин, автор стихотворения «Памятник», од «Фелица» и «Бог», здесь предстаёт как молодой подпоручик, ищущий возможность продвинуться по службе.
3. Уже в первом романе Домбровского встречаются конфликты, благодаря которым его книги станут блестящими «острыми» психологическими романами.
4. В своих книгах Юрий Осипович всегда рассуждает о серьёзных темах на примерах простых людей, поэтому легко представить себя на месте каждого из персонажей, и уже далеко не так легко ответить на вопрос, как бы ты поступил на месте героев.
5. Красной нитью в романе проходит тема предательства. Кругом Державин видит измену — от простого народа и солдат до высших должностных лиц. Что толкает людей на неё? Всегда ли это страх за свою жизнь или желание изменить условия этой жизни к лучшему, или есть и другие, неявные причины? Где границы измены видит следствие, и где они проходят в душе человека?

Отзывы:

«Домбровский заглянул в бездну соотношений судьбы и поэта, гения и злодейства. «Державин» — это «не романизированная биография, а энергичный дебют, изобилующий острыми ситуациями и пронизанный током высокого напряжения».

Писатель Юрий Давыдов

«Его романы — это он сам. По абсолютной приземленности повествования, опоре исключительно на здравый смысл железной логичности ходов и мотивировок, полном отсутствии претензий на поэтичность его проза — устройство из массивных деталей. Но это устройство, предназначенное летать — и оно летает как птица. Сама конструкция оказывается воздушной... Он ведь и прозу свою так пишет — словно и не создает, а именно рассказывает, как было дело, и тут же поясняет все необходимое, чтобы его верно поняли, не играя с читателем ни в какие художественные игры. И добивается ощущения, что это как бы вовсе и не художественная проза, а подлинная бытность, чуть ли не документальная».

Литературовед Валентин Непомнящий

«Итак, роман „Державин“. Я его не дописал, не хватило ни сил, ни умения. Основная идея — преображающая сила творчества, власть творенья над творцом — требовала таких средств выражения, которых у меня тогда не было (не знаю, впрочем, есть ли они у меня и сейчас). На пушкинский вопрос: гений и злодейство — две вещи совместные ли? — я задумал твердо ответить: нет! Ни в коем случае! Молодой Державин подходил для этого как нельзя более». 

Юрий Домбровский

Цитаты:

И, наконец, решительно потребовал в течение суток очистить семинарию от всякой сволочи. Кого понимал ретивый монах под этим словом — секретных ли арестантов или членов комиссии, — понять трудно; вернее всего, тех и других вместе.

Отложив пищали и пики, они стали опять похожи на мужиков, и разговоры у них пошли исконные мужицкие — об урожае, о земле, о худобах. В избах уже висели на стенах побронзовевшие от времени портреты, сияли фарфоровые расписные флаконы и тонкие розовые, как фламинго, французские вазы.

Он, Державин, не только следователь, не только шпион, но и тайный убийца. В стан врага он посылает наймитов с ядом, железом и ножом. Сильное средство, что и говорить. Однако исход ли это? Пусть будет убит Пугачев. Но Пугачевым ли двигается сие восстание народное?

Самозванца можно разоблачить, разбойников можно переловить, можно даже раскрыть могилу и вынуть из нее пожелтевшие кости мертвого императора. Но что сделать с людьми, которые отлично знают, за что они сражаются и кто их ведет на бой? Для которых важно не имя, но дело.

Он был прав, конечно, когда с такой горячностью настаивал на розыске и казни виновных. Солдаты, говорящие о своих симпатиях к неприятелю, не заслуживают ничего, кроме намыленной веревки. Но как поймать того, кто смолчал? Как найти того, кто говорил? Где тот, кто его слушал?

Он честен, добр, горяч, но, пожалуй, нет такого жестокого, кровавого и просто бесчестного дела, которое он отказался бы взять на свою ответственность, если того потребует ближайший начальник. Поистине странное поколение, загадочное, чудовищные люди появляются и растут в конце осемнадцатого столетия!

Так человек теряет самого себя. Так он приобретает новое имя, новый дом, новые привязанности. Темны волжские ночи, густы иргизские леса — хватит в них скитов, обителей и логовищ на всех. Человек живет, постепенно забывая свое прошлое. Даже настоящая фамилия его становится чужой, и разве в бреду она сорвется с его языка. И только дремучие бородатые старцы знают кое‑что о прошлом перебежчика. Но они молчат. Из них не выбьешь ни одного слова.