ПРОЧТИ ПЕРВЫМ — «Алиса в стране Чудес. Соня в царстве Дива» Льюиса Кэрролла

Придуманная британским математиком Льюисом Кэрроллом в 1864 году Страна чудес, в которую попала одна любознательная девочка по имени Алиса, пробуждает воображение не одного поколения детей и их родителей. Мы воспроизвели текст первого русского переложения — «Соня в царстве Дива», вышедшего в 1879 году, и один из переводов, близких к тексту самого автора, выполненный А.Н. Рождественской в 1908 году. Прочтите, и вы удивитесь, насколько отличаются мир первого русского переложения от мира Кэрролла в переводе 1908 года. Мы постарались передать диковинную атмосферу книги, созданную художниками разных лет, и поместили в издание иллюстрации некоторых из них. В настоящем издании вы сможете увидеть ошеломляющие визуальные интерпретации Джона Тенниела (1865), Артура Рэкхема (1907), Чарли Робинсона (1907), А.Е. Джексона (1914–1915), Питера Ньюэлла (1901) и Гуинедда Хадсона (1932). А также познакомиться с факсимиле первой тетради сказки на английском языке, которую написал от руки и проиллюстрировал сам Льюис Кэрролл в 1864 году в подарок девочке, с которой автор списал образ Алисы.

О книге

 

Скучно стало Соне сидеть без дела в саду около старшей сестры. Раза два она заглянула ей в книгу — в книге ни картинок, ни разговоров. Какая радость в книге без картинок и разговоров! День жаркий, душно. Соня совсем раскисла, ее клонит ко сну, вздумала было плести венок, да надо встать, нарвать цветов. «Встать или не встать!», — колеблется Соня, как вдруг откуда ни возьмись бежит мимо, близехонько от нее, кролик — шкурка беленькая, глаза розовые.

Что кролик пробежал — не диво; но Соня удивилась, что кролик на бегу пробормотал про себя: «Батюшки, опоздаю!» Когда же кролик достал из кармана в жилете часы, взглянул на них и во все лопатки припустился бежать, Соня вскочила на ноги.

Алисе надоело сидеть на горке рядом с сестрой и ничего не делать; раза два заглянула она украдкой в книгу, которую читала ее сестра, но там не было ни разговоров, ни картинок. «А какой же толк в книге, — подумала Алиса, если в ней нет ни картинок, ни разговоров?»

Потом она стала соображать (насколько это было возможно, так как в этот невыносимо жаркий день она чувствовала себя сонной и усталой), стоит ли вставать, идти за маргаритками и рвать их, чтобы сплести из них венок, или нет? Вдруг белый кролик с розовыми глазками пробежал мимо нее.

В этом не было, конечно, ничего особенного. Не удивлялась Алиса даже и тогда, когда Кролик пробормотал про себя: — «Ах, батюшки, я опоздаю!»

Думая об этом впоследствии, Алиса не понимала, как могла она не удивляться, услыхав, что Кролик заговорил; но в то время это не казалось ей странным. Однако, когда кролик вынул из жилетного кармана часы взглянув на них, побежал дальше, Алиса вскочила, сообразив, что никогда еще не случалось ей видеть кролика в жилете и с часами.

Чтобы кролики ходили в жилетах, при часах!.. Нет, такой штуки она отроду не видывала и не слыхивала! Так разгорелось у Сони любопытство, что она бросилась за беленьким в погоню полем и нагнала его как раз впору: кролик только что шмыгнул в широкое отверстие норки около изгороди. Соня туда же за ним.

Сначала дорога в норку шла прямая; потом вдруг обрывалась вниз, да так неожиданно и круто, что Соня не успела опомниться, как уже летела стремглав куда-то, словно в глубокий колодезь.

Взглянула вниз — зги не видать! Тогда Соня стала глядеть по сторонам. Видит — по стенам колодца как будто шкафы, книжные полки; на гвоздях кое-где висят атласы, картины.

Сгорая от любопытства, она бросилась за ним и успела заметить, как он нырнул в большую лазейку, которая вела в его норку под живой изгородью.

В ту же минуту Алиса нырнула вслед за ним, даже не подумав о том, как она выберется оттуда.

Кроличья норка шла сначала прямо и была похожа на темную пещеру; дальше эта пещера круто обрывалась и притом так неожиданно, что не успела Алиса опомниться, как полетела куда-то вниз, точно в глубокий колодец. Он, наверное, был уж очень глубок, или же Алиса падала слишком медленно, но только она вполне успевала осмотреться и раздумывать о том, что будет дальше.

Сначала она поглядела вниз, но там было так темно, что невозможно было ничего разглядеть. Тогда она оглянулась по сторонам колодца; на них было много шкафов с книгами и полок с посудой, а кое-где висели по стенам географические карты и картины. Пролетая мимо одной полки, Алиса схватила стоявшую на ней банку.

Все ниже, ниже и ниже спускается Соня. «Когда же этому будет конец? Любопытно узнать, на сколько верст я уже провалилась! Эдак, пожалуй, я скоро окажусь где-нибудь около самого центра земли. Дай, припомню: около 4000 верст, кажется, будет». Соня, видите ли, уже знала кое-что из географии. «Ну, положим, — думает она, — я и спустилась на 4000 верст, но под каким я градусом широты и долготы, — вот что всего важнее узнать».

На банке был приклеен бумажный ярлычок с надписью: «Апельсинный мармелад»; однако, к величайшему огорчению Алисы, банка была пуста. Сначала она хотела бросить ее, но, побоявшись попасть кому-нибудь в голову, ухитрилась поставить ее на другую полку, когда пролетала мимо нее.

«После такого падения, — подумала Алиса, — мне уж не страшно будет упасть с лестницы.

И дома меня, наверное, будут считать очень смелой. Мне кажется, что если бы я свалилась с крыши даже самого высокого дома, то это было бы не так странно, как свалиться в такой колодец». Думая так, Алиса падала всё ниже, ниже и ниже. «Неужели этому не будет конца? — подумала она.

— Хотелось бы мне знать, сколько миль успела я пролететь за это время? — Я, — прибавила она громко, — должно быть, теперь уже недалеко от центра земли. До него ... гм ... до него ... четыре тысячи миль».

Алиса выучилась уже многому во время уроков в своей классной комнате. Положим, теперь было совсем не время выказывать свои познания, да не перед кем было и хвалиться ими, но все-таки не мешало освежить их в памяти и повторить пройденное.

— Да, до центра земли четыре тысячи миль. Под какой же я теперь широтой и долготой?

Соня, надо заметить, не понимала хорошенько смысла широты и долготы, но слова эти сами по себе казались ей такими важными, славными, так тешили ее. «А что, если я провалюсь совсем, сквозь всю землю? Вот будет смех очутиться с людьми, которые ходят вверх ногами, на голове! Антипатия, кажется, это место называется...» Тут Соня стала в тупик: с этим словом она не могла справиться и обрадовалась, что некому было ее подслушать. «Впрочем, о названии этой страны можно будет у них там справиться», — решила она и стала представлять себе, как подойдет к кому-нибудь, присядет и спросит: «Скажите, пожалуйста, что это — Новая Зеландия или Австралия?» Соня даже чуть не присела, но как тут присядешь на воздухе, летя вниз! «Впрочем, лучше не расспрашивать, а то, пожалуй, примут меня за невежду! Так и быть, не стану расспрашивать. Где-нибудь там у них да будет написано».

Все ниже, ниже и ниже летит Соня. Что делать! Она опять принялась болтать. «Вот хватится меня Катюша! (Катюша у неё кошка). Надеюсь, ее кто-нибудь попоит молоком за чаем. Катюша, милая! Хоть бы ты была здесь со мною! Мышей, правда, в воздухе не водится, ну, поймала бы себе летучую мышь; ведь простая мышь и летучая, я думаю, почти одно и то же? Не знаю только, едят ли кошки летучих мышей? — вот что!»... Тут Соню стала разбирать дремота, и она то и дело повторяет: «Едят ли кошки летучих мышей? Едят ли мышей летучие кошки? Едят ли кошек летучие мыши?»...

Алиса не имела ни малейшего понятия о широте и долготе, но ей нравилось произносить такие серьезные ученые слова.

— А может быть, я пролечу через весь земной шар насквозь! — продолжала она. — Как смешно будет увидеть людей, которые ходят головами вниз! Их, кажется, называют анти ... патиями. (Тут Алиса немножко запнулась и порадовалась, что у нее нет слушателей; она почувствовала, что этих людей называют не антипатиями, а как-то по-другому.) Я спрошу у них, в какую страну я попала. «Скажите, пожалуйста, сударыня, Новая Зеландия это или Австралия?» — спрошу я у какой-нибудь дамы (Алиса хотела при этом сделать реверанс, но это было ужасно трудно сделать, падая с огромной высоты). — Только она, пожалуй, сочтет меня глупой, ничему не учившейся девочкой! Нет, лучше не спрашивать. Может быть, я это узнаю как-нибудь иначе. Прошло уже много времени, а Алиса все продолжала падать. Делать было нечего, и потому она снова начала говорить: — Дина будет очень скучать без меня сегодня вечером (Дина была кошка).

Надеюсь, ей не забудут дать блюдечко молока за вечерним чаем... Дина, моя милочка, как бы мне хотелось, чтобы ты была теперь здесь, со мной! В воздухе, должно быть, нет мышей, но ты могла бы поймать летучую мышь, а она очень похожа на обыкновенную. — Тут Алисе вдруг захотелось спать, и она несколько раз проговорила сонным голосом: — Едят ли кошки летучих мышек? Едят ли кошки летучих мышек?

Соня дремлет, и кажется ей, будто она ходит рука об руку с Катюшей и строго допрашивает ее: «Скажи, Катюшка, признайся, едала ты когда-нибудь летучую мышь? Смотри, Катюшка, говори правду!»... Вдруг — стук, стук, хлоп! — Соня свалилась на кучу сухих листьев и сучьев, и — стой, ни с места!..

Однако она нисколько не ушиблась и тотчас вскочила на ноги. Взглянула вверх — темно; посмотрела вперед — опять длинный ход, а по нему бежит, спешит беленький кролик. Не теряя ни минуты, Соня как вихрь понеслась за ним вслед, нагнала его на повороте и слышит, говорит беленький: «Ай, ай, ай, как поздно!» Только Соня повернула за угол — глядит, а беленького и след простыл, словно провалился! Соня очутилась одна в длинной, низкой зале, сверху освещенной рядом ламп, которые висели с потолка.

По обеим стенам залы множество дверей; все заперты. Соня прошлась по всей зале, толкнулась в каждую дверь, ни одна не отпирается.

— Иногда она ошибалась и спрашивала: — Едят ли летучие мышки кошек или нет? — Впрочем, ведь раз некому ответить, то не все ли равно, о чем спрашивать? Алиса чувствовала, что засыпает, и ей уж приснилось, что она гуляет с Диной и говорит ей: — Скажи мне правду, Диночка, ела ты когда- нибудь летучую мышь? — как вдруг — хлоп! — И Алиса упала на кучу листьев и сухих веток.

Но она ни крошечки ни ушиблась и сейчас же вскочила. У нее над головой было темно. Прямо перед ней тянулся длинный проход и видно было, как белый кролик со всех ног бежит по этому проходу. Нельзя было терять ни минуты. Алиса понеслась за ним, как ветер, и услыхала, как он повернув за угол, сказал: «Ах, мои ушки и усики! Как же я опоздал!» Алиса была совсем близко от него, когда он повернул за угол; она бросилась туда же, но кролик вдруг исчез. И она осталась одна в длинной низкой комнате, освещенной целым рядом ламп, свешивавшихся с потолка.

Кругом комнаты было множество дверей, но все они были заперты. Алиса пробовала отворить их, но это не удалось ей, и она вернулась на середину комнаты, грустно раздумывая о том, как бы ей выбраться отсюда.

Она отошла и стала посреди залы. «Что мне теперь делать? Как выйти отсюда?» — грустно думает она. Соня обернулась и натолкнулась на столик. Столик этот о трех ножках, весь из литого стекла. На нем лежит крохотный золотой ключик и больше ничего. «Этим ключиком, должно быть, отпирается хоть одна из всех этих дверей», — соображает Соня. Взяла ключик, пошла примерять его ко всем дверям — ни к одной не приходится — как быть! Соня обошла залу еще раз и набрела на низенькую занавеску, которую сперва не заметила.

Откинула занавеску — за нею дверка вершка в 4 вышины. Она вложила ключ в замок — о радость! — ключ впору; отворила дверку, глядит: дверка выводит в коридорчик с мышиную норку; на самом конце коридорчика чудеснейший сад. Соня стала на коленки, нагнулась, смотрит, и не налюбуется. Как бы она погуляла в этом саду, посидела около фонтана. «Но как быть! И головы не просунешь в узенькую дверку, а голову просунешь, плечи застрянут!»

Вдруг она набрела на столик из толстого стекла и очень обрадовалась, увидев на нем золотой ключик. Ей тотчас же пришло в голову, что им можно отпереть какую-нибудь из дверей. К несчастью, ключ не подошел ни к одной из них; то он был слишком велик, то чересчур мал.

Обходя во второй раз кругом комнаты, Алиса обратила внимание на занавеску, которой не заметила раньше. Приподняв ее, она увидела низенькую дверку, в пол-аршина вышиной. Она попробовала вложить ключ в замочную скважину, и к ее величайшему восторгу, он как раз пришелся.

Алиса отворила дверь и вошла в маленькую комнатку. В одной из ее стен был около самого пола крошечный, величиной с мышиную норку, вход куда-то, откуда лился яркий солнечный свет. Алиса стала на колени, посмотрела туда и увидела самый чудный сад, какой только можно себе представить. Ах, как бы хорошо пойти туда и погулять около клумб с яркими цветами и фонтанов! Но даже голова Алисы не могла пройти во вход, ведущий в сад. «Да и что толку, если бы она прошла? — подумала Алиса. — Все равно, плечи бы не прошли, а на что годится голова без плеч?

«Когда бы я могла вдвигаться и раздвигаться, как подзорная труба, — вот было бы хорошо! Тогда я бы, кажется, справилась».

Видя, однако, что нет пользы стоять у дверки, Соня воротилась к столику, не найдется ли на нем другого ключика. На этот раз оказалось на столике скляночка с ярлыком. На ярлыке крупными четкими печатными буквами была надпись: «Выпей меня!»

«Выпей меня», — прочесть не мудрено; но взять да так и выпить, не посмотрев, что пьешь, — нет, не так глупа Соня! «Посмотрю сперва, не написано ли „наружное“, — рассудила она.

Как бы я желала уметь складываться, как подзорная трубка! Может быть, я сумела бы это сделать, если бы только знала с чего начать».

Столько удивительных вещей случилось в этот день, что Алисе уже начало казаться, что нет ничего невозможного. Так как в маленькую дверку никак нельзя было пройти, то нечего было и стоять около нее. Ах, как хорошо, если бы можно было сделаться совсем маленькой! Алиса вернулась к столу: на нем, может быть, найдется еще какой-нибудь ключ. Никакого ключа не было, зато Алиса увидела пузырек, которого — она была вполне уверена в этом — раньше здесь не было. На бумажке, привязанной к пузырьку, было красиво написано крупными печатными буквами: «Выпей меня».

Ничего не стоило, конечно, написать: «Выпей меня», можно было, пожалуй и выпить; но Алиса, как девочка умная, не хотела торопиться и поступить необдуманно. «Сначала посмотрю, — подумала она, — не написано ли на пузырьке «яд». Она читала много разных хорошеньких страшных рассказов про детей. Иногда дети, о которых в них говорилось, получали смертельные ожоги и умирали; иногда их съедали дикие звери или вообще случалось с ними что-нибудь другое, такое же неприятное. А почему? Да только потому, что они поступали необдуманно и забывали, что им говорили папа и мама; например, что о раскаленную кочергу сильно обожжешься, если схватишься за нее, а если обрежешь палец ножом, то из пальца пойдет кровь.

Соня вспомнила, что когда на склянке написано «наружное», то значит — яд; и если выпить его слишком много, то может кончиться плохо.

На этой склянке, однако, не стояло «наружное», и Соня решилась отведать. Отпила — ничего, вкусно; отзывается чем-то вроде всякой всячины: будто вишневым вареньем и яичницей, и ананасом, и жареной индейкой, и леденцом, и сдобными сухарями. Она допила все до капельки.

«Что-то теперь будет? Престранное чувство! — говорит Соня. — Да никак я стала уменьшаться!..»

Так и есть: Соня действительно становится меньше и меньше. От нее осталось уже всего вершка четыре, и как обрадовалась она, подумав, что теперь она ростом как раз подходит к дверке, что выводит в чудесный сад!

Но Алиса хорошо помнила все это; помнила она также, что не следует пить из пузырька, на котором написано «яд», потому что от этого заболеешь.

На пузырьке не было написано слово «яд», и Алиса решила попробовать то, что было налито в нем. А так как оно оказалось очень вкусным и напоминало в одно и то же время пирог с вишнями, жареную индейку, печенье, ананас и поджаренные тартинки с маслом, то Алиса выпила все до капли.

— Как странно — воскликнула Алиса. — Мне кажется, я складываюсь, как подзорная трубка!

Так оно и было на самом деле. Алиса сделалась совсем крошкой, ростом всего в шесть вершков. Лицо ее просияло при мысли, что теперь ей можно будет пройти в маленький вход и погулять в чудном саду. Сначала, однако, она постояла немного, чтобы узнать, не станет ли она еще меньше. Это очень смущало ее. «Ведь может случиться, — думала она, — что я буду делаться все меньше и меньше, как свеча. Какая же я буду тогда?» И она старалась представить себе, каков бывает огонь, когда свеча догорит и потухнет, но не могла припомнить, чтобы хоть раз видела такой огонь.

Постояла Соня, видит — перемены нет, и решила, что тотчас отправится в сад. Пошла к дверке, а ключик от нее забыла на столике; воротилась к столику — что за горе! — никак не достанет с него ключа, такая стала маленькая! Видит ключик сквозь стеклянный столик, а добраться до него не может. Что ни делала, как ни пробовала, ни хлопотала по ножкам взобраться на стол, — ничего не поделаешь: скользко. Выбилась из сил бедная девочка, села и горько заплакала.

«Ну, разревелась! — вдруг спохватилась Соня. — Советую тебе сейчас перестать!» — резко и строго унимает она себя. Соня, надо заметить, была вообще мастерица угощать себя не только советами, но иной раз даже и щелчками. Шли ли они ей впрок — другое дело.

Через несколько времени, убедившись, что она уже не становится меньше, Алиса решила тотчас же отправиться в сад; но, подойдя к дверке, вспомнила, что не взяла с собой золотого ключика. А когда она пошла за ним к столу, то увидела, что не может достать до него. Она совершенно ясно видела ключ сквозь стекло и попробовала было добраться до него, вскарабкавшись по ножке стола, но это не удалось ей, потому что ножка была очень скользкая. Алиса пробовала взбираться по ней несколько раз, но все неудачно. Наконец, совсем выбившись из сил, бедная девочка села на пол и заплакала.

— Ну, полно плакать! Этим ведь не поможешь! — строго сказала она себе через некоторое время. — Советую тебе перестать! Все равно из этого не выйдет никакого толку!

Алиса часто давала себе очень разумные советы, но довольно редко следовала им. Иногда она давала себе такие строгие выговоры, что слезы навертывались у нее на глазах; а раз она даже выдрала себя за уши за то, что сплутовала, играя в крокет сама с собой.

И теперь она было пустилась в разговор с собою, но тотчас бросила, утерла слезы и стала озираться на все стороны. Вдруг видит — под стеклянным столиком лежит хрустальный ящичек. Открыла его — в нем пирожок. На пирожке красиво выложены из коринки слова: «Съешь меня!»

«Пожалуй, съем, — решила Соня. — Если вырасту, достану ключ; а стану еще меньше, пролезу под дверь. Чтобы ни было — лишь бы выбраться в сад».

Соня откусила пирожка, съела кусочек, и страх ее разобрал. «Что-то будет! Куда иду? Вверх или вниз?» Она подняла руки под головой, щупает — вверх или вниз она уходит? Что за чудеса! Голова на месте, никуда не уходит! «Странное, однако, дело!» — думает Соня. От пирогов, правда, никогда ничего не бывает особенного; но за это время с нею было столько диковинного, что ее словно озадачило и даже несколько обидело, что с нею не делается ничего особенного.

Она опять принялась за пирог и дочиста съела его.

Эта странная девочка очень любила воображать, что в ней живут два человека.

«Но теперь не стоит воображать, что во мне два человека! — думала бедная Алиса. — От меня осталось так мало, что едва- едва хватит и на одну девочку».

Вскоре после этого она увидела маленькую стеклянную коробочку, лежавшую под столом. В ней оказался пирожок, на котором было красиво выложено коронкой: «Съешь меня».

— Отлично, я попробую съесть этот пирожок, — подумала Алиса. — Если я сделаюсь от этого больше, то достану ключ, а если стану меньше, то пролезу под дверь. И во всяком случае мне можно будет пойти в сад.

Она откусила меленький кусочек и приложила руку к голове, чтобы посмотреть, поднимается она или опускается. К ее величайшему удивлению, голова ее не поднялась и не опустилась. Это, положим, бывает всегда, когда ешь пирожок; но Алиса так привыкла ожидать только чего-нибудь чудесного, что все обыкновенное уже казалось ей странным.

Она опять откусила кусочек пирожка и живо съела его весь.