Панталык, миазмы, надысь и другие необычные слова русского языка

Русский язык чрезвычайно гибок — он быстро реагирует на любые изменения в жизни общества образованием новых слов. Старые слова при этом не исчезают: они продолжают жить в речи старшего поколения и встречаются нам в произведениях писателей прошлого. Все эти слова становятся для нас необычными, а потому особенно притягательными — ведь многим хочется обогатить свою речь. Некоторые из них продолжают активно использоваться и сейчас, но уже в другом значении. В этом материале мы разберем пять слов, которые часто использовали наши предшественники и с которыми школьники зачастую сталкиваются при подготовке к урокам литературы.

В произведениях известных писателей нередко можно встретить слово «панталык». Как правило, с него сбивают. Это словосочетание стало фразеологизмом и дошло до XX века. Например, Александр Рокк — герой повести «Роковые яйца» Михаила Булгакова — пожаловался профессору Владимиру Персикову, что тот сбил его с панталыку.

Примечательно, что в этом выражении допускаются вариации: в романе Федора Достоевского «Идиот» Келлер сетует, что князь Мышкин сбил его «с последнего панталыку». Это слово может существовать и вне фразеологизма: Владимир Даль в своем словаре приводит выражение «В голове панталыку нет».

По Далю «панталык» — толк, порядок. «Сбить с панталыку» — запутать человека, ввести его в замешательство. Есть несколько версий происхождения этого слова. Согласно первой, оно произошло от названия горы Пантелик в Греции, в которой расположена сложная система гротов и пещер, где легко заблудиться. Согласно второй, оно пришло с Запада — в ряде европейских языков корень pantl встречается в словах, связанных с узлами и завязками. Согласно третьей, «панталык» пришел из тюркских языков — в них он имеет значение «уловка».

В произведениях из школьной программы часто можно встретить прилагательное «кудлатый». Причем применяется оно и к людям, и к животным, и даже к сказочным существам, что может сбить юных читателей с панталыку. В стихотворении «В хате» Сергей Есенин называет «кудлатыми» щенков, которые «заползают в хомуты». В сказке «Ученик волшебника» Софья Прокофьева в описании джинна упоминает, что у него была кудлатая борода. Встречается это слово и в произведениях для более взрослых читателей — в повести «Яма» Александра Куприна проститутка Любка ревновала студента Лихонина ко «всем этим кудлатым в кожаных поясах».

Кудлатый — обладающий длинной шерстью или волосами, которые находятся в неопрятном виде: всклокочены или спутаны. В зависимости от контекста это слово может отражать как положительное отношение говорящего — например, он умиляется лохматому котенку — так и отрицательное — например, он укоряет непричесанного друга.

Слово «миазмы» в русском языке прижилось — его можно встретить не только в произведениях классиков, но в материалах современных журналистов. Однако понятнее оно от этого не стало. Его значение не всегда очевидно даже из контекста. В романе «Что делать?» Николай Чернышевский задается вопросом: «...разве миазмы болота не заражают и небольшого клочка хорошей земли с хорошим воздухом, лежащего между пустынею и болотом?», а Михаил Салтыков‑Щедрин в романе «Господа Головлевы» в описании комнаты упоминает, что в ней было душно от натопленных печей и от миазмов.

Миазм — многозначное слово. В первом значении это вредные зловонные газы, которые образуются при гниении. «Миазм» — это буквально «загрязнение» на древнегреческом. В XIX веке в Европе была очень популярна «теория миазмов», согласно которой все болезни появляются из‑за вредных испарений. После открытия патогенных микроорганизмов эта теория потеряла свое научное значение, но слово продолжало употребляться.

В переносном же значении миазм — это проявление чего-то, что с моральной точки зрения можно рассматривать в негативном ключе. Именно в этом значении слово и используют современные журналисты, когда пишут о «миазмах преступности» или «буржуазных миазмах».

Забавное слово «надысь» часто встречается в произведениях, в которых речь идет о представителях простого народа. Например, о казаках: в эпопее «Тихий Дон» Михаила Шолохова герои регулярно употребялют это слово: так, в обсуждении судеб земляков прозвучала фраза: «Его, брат, надысь под Райбродами убили», а при выборе места рыбалки — «Спробуем возле энтой карши, где надысь сидели». В произведении «Золотой линь» Константина Паустовского дед-крестьянин начинает рассказ о забавном происшествии со слов: «Надысь ночевал я у паромщика...».

«Надысь» означает «недавно». Словари определяют это слово как просторечное, а некоторые лингвисты — как диалектизм. Казалось бы, ему нет места в серьезной литературе. Однако именно своей «народностью» «надысь» и привлекает классиков — ничто не передает речь простых людей лучше. Это слово можно встретить у многих авторов — в том числе у Льва Толстого, Антона Чехова и Ивана Тургенева.

Это слово можно встретить как у классиков, так и у современных писателей — причем первые и вторые употребляют его в разных значениях, что может сбить читателей с толку. В повести «Село Степанчиково и его обитатели» приживальщик Фома Опискин оскорбляет камердинера Гаврилу: «раб! халдей! хамлет!». В повести «Суламифь» Александр Куприн упомянул языческого бога Бэла, которого чтили халдеи. Сергей Довлатов в повести «Зона. Записки надзирателя» рассказал о спекулянте, который покупал рыбу у ненцев и перепродавал «дружку‑халдею». Как вы видите, контексты слишком разные, чтобы о значении слова можно было догадаться самостоятельно.

Изначально халдеями называли жителей южной Месопотамии. Они были язычниками. И именно из‑за этого они и попали в нашу культуру: в театрализованных представлениях на библейские сюжеты — которые были очень популярны на Руси — халдеи противопоставлялись христианам и изображались либо в негативном ключе, либо — чаще всего — в преувеличенно комичном. Такой образ прижился, сделав «халдея» синонимом «шута» и «скомороха». Через некоторое время это слово получило еще более пренебрежительный оттенок — так стали называть чрезмерно угодливых и льстивых людей. В СССР же халдей получил конкретное профессиональное воплощение — так презрительно отзывались об официантах и барменах. Именно в этом значении слово и использовал Довлатов: спекулянт перепродавал дефицитную рыбу знакомому официанту, который затем перепродавал ее на работе.