Top.Mail.Ru
Наш магазин
Присоединяйтесь к нашим группам в социальных сетях!
Андрей Максимов: «Кто вам сказал, что вы живы?»

Андрей Максимов: «Кто вам сказал, что вы живы?»

26.10.2018


«Кто вам сказал, что вы живы?» — современная притча, посвященная духовным, психологическим и эмоциональным процессам, которые происходят во всех нас. Это книга о любви и смерти. О том, что мешает нам услышать друг друга. О мире, в котором мы живём, и о том, как мы его меняем.

Определяя роман как «психофилософский», Андрей Максимов отсылает читателя к другим своим произведениям, связанным с психофилософией. Это не наука в ее традиционном понимании, но система теоретических взглядов и практических методов, которые могут помочь человеку обрести спокойствие, внутреннюю гармонию и даже казавшийся навеки утраченным смысл жизни. В своей новой книге автор выражает эти идеи косвенно: с помощью сюжета, общения персонажей и их внутренних монологов. Однако именно этот способ общения с читателем — через примеры, ситуации, намеки — помогает Андрею Максимову сделать важное и емкое заявление, которое воспринимается гораздо лучше, чем любые мудрые советы и пространные рассуждения. Предлагаем вам ознакомиться с отрывком романа «Кто вам сказал, что вы живы?»:

Мой труп уезжал от меня.
Хорошо звучит, правда?
Почему я не остановил этот бред?
Пьян был? Или безумен?
Семен Витальевич любит повторять: «Необходимо
всегда продумывать последствия ваших действий.
Запомните эту формулировку».
Я запомнил.
Мой труп уезжал от меня.
И я совершенно не думал о последствиях своих действий.

ОКОНЧАНИЕ

Я СИЖУ В СКВЕРЕ и записываю все, что со мной случилось. Я не знаю, зачем я это делаю.
Спасибо родителям за то, что подарили планшет, — есть на чем писать.
Короче. Вечно сидеть во дворе было невозможно — это понятно, и я пошел к Ирке. Все начиналось так, как я не люблю, а именно — банально.
Свечи, конечно, взбесили особенно. И скатерть белая. Глупость какая — то.
Такой типа полумрак, свечи, белая скатерть...Шпроты еще, уже открытые, готовые, так сказать... Картошка на плите.
Я еще подумал: «Какая Ирка молодец: почистила картошку. Раз мама вчера уехала, значит, сама...»
Шпроты. Картошка. Водка. Нормальный набор.
Ну, мы красиво встретились, поцеловались, все дела...
Ирка в летнем сарафане, который у нее назывался «моя домашняя одежда».
Ага. Так я и поверил! Ни фига она дома в этом сарафане не ходит, точно знаю. Оделась для меня специально и это хорошо. Я поставил на стол водку.
Ирка спросила, кокетливо сощурив глаза:
— А чё не винище?
Я ответил твердо, как мне казалось — по-мужски:
— Только крепкие употребляю.
Ирка посмотрела на меня ласково. Она все время смотрела на меня ласково, и это было здорово. Ирка подошла к плите, начала ножиком тыкать картошку — проверять, сварилась ли.
Я подошел к ней сзади, обнял. Руки соскользнули ей на грудь. Как бы случайно соскользнули и остались. Ирка задышала часто, типа — волновалась. Это было неестественно. Но приятно.

Потом я ее развернул, как мне показалось нежно, и поцеловал. Целовались мы долго, потому что я никак не мог решить, что делать, когда поцелуй закончится.
Потом решил отойти к окну с таинственным видом.
Стоял, смотрел в окно, словно думал про вечное. Знакомая потому что картина: человек у окна задумался о вечном. И учителя так делают. И отец. И мама тоже. Ну, и я...
Ирка положила дымящуюся картошку в тарелки. Картошка пахла естественно и по-домашнему. Картошка была живой и настоящей. Я вдруг понял... Нет, неправильно. Врубился-то давно, но только тут сам себе признался: ну, не испытываю я ни любви, ни желания...
Если уж совсем по чесноку говорить, ничего я не испытываю, кроме страха.
Из кухни были видны две двери — одна из них вела в Иркину комнату. Виднелся кусочек кровати и белая, какая-то неестественно белая, простыня. Я ни о чем не мог думать, кроме того, что придется идти в эту комнату и там заниматься тем, что даже представить невозможно. Страшно представлять.
Какой-то я, конечно, ненормальный: вот — баба, вот — водка, там кровать. Это же типа счастье. Нормальное мужское счастье. Которого почему-то я не ощущаю.

Надо было выпить.
Перед столом — два стула напротив друг друга.
Мы сели. Ира смотрела тем взглядом, который, видимо, она считала влюбленным.
Меня бесило, что я не испытываю вообще никаких чувств, кроме страха. Просто взбешивало меня это, как будто я какой-то ненормальный.
На фига я все анализирую? Выпил. Взял бабу. Так это называется, вроде... И все. Дела.Так нет же! Мысли какие-то дебильные в башку лезут... Кому они нужны только?
Ира поставила маленькие красивенькие рюмочки.
Я бы с большим удовольствием выпил из граненого стакана.
Разлил водку.
— Давай выпьем за нас, — сказала Ира, конечно, банальность.
Неужели Евсеева меня раздражает? Этого еще не хватало!
Я попытался улыбнуться:
— Класс!
Выпили.
Прислушался к себе: водка не подействовала никак.
— Между первой и второй, — вздохнул я по-взрослому.
Налил и гаркнул:
— За любовь!
Ирка выпила и спросила:
— А ты вот прям меня любишь?
Картошка обожгла рот — я тяжело задышал, уничтожая едва возникшую романтическую атмосферу. Зато возникло несколько секунд на обдумывание ответа.
Наконец я выдохнул:
— Очень.
— И вот прям готов всю жизнь со мной кантоваться? — Ира смотрела серьезно.
Я постарался улыбнуться по-взрослому:
— Мне кажется, это тост.
После третьей рюмки водка стала ощущаться как тепло. Тепло растекалось по всему телу, страх растворялся в тепле. Мысли, блин, никуда не девались, но зато приходило ощущение пофигизма. Наверное, по-умному это называется свободой. Или раскрепощенностью.
Выпили еще. И еще. Становилось легче — да. Спокойней. Безусловно. Только вот меня не покидало ощущение, что мне предстоит какое-то важное дело.
Бред, чушь, фигня! Секс — это разве дело?
Из-за выпитой водки мир постепенно погружался в туман, в котором и лицо Ирки, и все предметы выглядели как-то неестественно резко.
Картошка и тем более шпроты в рот не лезли. Ирка смотрела влажными глазами.
Никогда в жизни я не видел у девушек таких влажных глаз.
— Хочешь, я тебе стихотворение прочитаю? — спросил я и с ужасом понял, что мой язык не очень-то меня слушается.
— Здорово! — даже одно это простое слово Ирка произнесла с трудом.
Я зачем-то встал.
Мир закачался и немножко поплыл.
Не отворачиваясь и даже не мигая, я смотрел на Иркино лицо. Сначала оно расплывалось, но потом мне все-таки удалось на нем сфокусироваться. Я хлебнул водки зачем-то прямо из горлышка и воскликнул:
— «Упражнение в Маяковском». Это типа название...
— Маяко-о-о-о-овский, — почему-то протянула Ирка. — Это же поэт такой, да? Он же стихи писал, правильно? Поэт, да?
Мне стало ужасно грустно. Прям как-то сразу. Так грустно, что захотелось выть.
Но вместо этого я начал:

Зима ворвалась, как в ресторан — пьяный.
Усыпало город снежинок крошево.
Небо разбилось!
И страшно и странно...
Что-то в разбитом небе есть нехорошее.
Думала Трубная. Ордынка думала:
Небо разбилось...
Что ж дальше случится?
Зима ноябрьской метелью дунула —
Бледнели от ужаса улиц лица.
Зима хулиганит — швыряет лед.
Прохожие падают. Проезжие бьются.
Город вывернут наоборот,
как отражение в луже-блюдце.
Но вот зима хулиганить устала.
И небо склеилось, солнцем начищено.
У хулигана сил еще мало:
Слезы пускает ручьями-тыщами.
Хулиган на судьбу свою небу жалится,
а солнце ему отвечает смехом...
Зима степенная приближается
Без слез.
Без шуток.
С холодным снегом.

Когда я читал, Ирка уронила голову на руки, и мне показалось, что она спит.
Но как только я закончил, она вскинулась и крикнула:
— Потрясающе! Мой мужчина — поэт! Потрясающе!
Что мне оставалось делать? Тем более, я уже стоял и не был уверен, что если сяду, потом смогу снова встать красиво.
Ну, я и подошел к Ирке. Сзади обнял ее голову и поцеловал почему-то в затылок.
Ирка сама положила мои руки себе на грудь и произнесла тихо-тихо:
— Пошли.
Она не спросила. И даже не посоветовала.
Это был приказ.
— Пошли, — повторила она.

РАЗ! ДВА! ТРИ! Проверка!
Пишет, вроде?

Вроде — да.
И вот теперь я сижу и диктую на свой компьютер. И никто не скажет мне, зачем я это делаю, но почему-то надо мне это необходимо.
Может, привык? Может, действительно, очень люблю звук, который никогда не предаст?
А может, мне просто мыслей своих жалко? Ведь если их не зафиксировать, они растворятся в мозгу, да и все. А так — останутся. Кому останутся, зачем, — неясно. Однако не растворятся в воздухе, и это уже хорошо.
Идиотское занятие: думать, кому нужны твои мысли?
Возникли? Славно. Зафиксировались. Чудесно. Кто-то их услышит? Да какая разница!
Тот же сын, например. Сережка, будет слушателем. Почему нет? Вот помру я, он сядет, включит... А тут голос отцовский...
Хотя, если честно, меня не волнует, кто меня услышит. Просто привычка такая: фиксировать голосом то, что со мной происходит.
А что со мной происходит?
То, что со мной происходит, носит гордое имя: любовь.
Утро. Позднее утро. Спешить некуда. По утрам куда можно спешить? На репетицию. Теперь у меня нет репетиций. И вот лежу. Смотрю в потолок и чувствую, как счастье постепенно заполняет меня. Нет, не так. Оно не заполняло. Оно как бы накрывало меня, словно мягким одеялом. Мне становилось тепло и уютно.
Ужасное сравнение! Сентиментальное и бабское.
Да и пусть! У меня такое настроение: все могу. Вот все, что захочу. Или даже не захочу — могу.
Ирма убежала на работу. Ей предстоял неприятный разговор со звукорежиссером — она должна была сказать ему, что он уволен. Я хотел пойти с ней — для поддержки. Но она справедливо решила, что это будет совсем уж ужасно: вот, мол, новый звукорежиссер, знакомься, а сам отваливай.
Я поднялся, принял душ, прошелся по квартире, в которой мне предстояло жить.
Надо было завтракать. Я искал на кухне турку, потом — кофе, потом — сахар. Пока еще все приходилось искать.
Но я понимал: временные проблемы. Привыкну.
В холодильнике лежала неведомая мне еда. И хотя перед уходом Ирма что-то там рассказывала про то, где масло, где яйца, где колбаса, — я, разумеется, все позабыл. Пришлось открывать незнакомые мне коробочки, в которых лежало все то, к чему я не привык: совсем не та колбаса, которую я люблю, и масло другой фирмы, и яйца почему-то только перепелиные, — черт его знает, можно ли из них делать яичницу.
Нашел хлебницу. Открыл. Хлеб белый и серый. Черного нет. А я люблю на черный хлеб намазать масла и положить сверху сыр. «Маасдам», а не «Российский». Конечно, это все вызывало некоторое раздражение. Но я понимал, что оно — ерунда по сравнению с той жизнью, которая у меня уже началась.
Ну, пойду в магазин, куплю все, что мне нравится, — большое дело!
Вот, скажем, новые ботинки тоже сначала раздражают. Или пиджак. А тут не ботинки, не пиджак... Жизнь как-никак.
А ведь что такое жизнь человека, если вдуматься? Череда привычек. Чем дольше жизнь — тем длиннее эта самая череда. С чем свыкся — с тем и живешь. И ладно. С одной стороны, конечно, раздражает отсутствие новизны, но, с другой, свыкаешься постепенно. Так и живешь свыкнувшийся.

Менять жизнь — менять привычки. Это, доложу я вам, не такое уж простое дело.
Менять привычки — переделывать себя. А когда тебе за полтинник, себя переделывать — самое сложное, что только может быть.
Я намазал неведомое мне масло на серый хлеб, сверху положил колбасу неведомого мне сорта. Это оказалось вкусно! Серый хлеб вкуснее черного, почему я его раньше не ел?
Это был новый вкус — вкус новой жизни!
Так себе метафора, прямолинейная очень. Но, по сути, верная!
Вкус новой жизни непривычен, но от этого еще более сладостен.
Не хочешь стареть — обретай новые вкусы! Нет иного рецепта молодости. Не придуман.
И кофе был не такой, как я привык пить по утрам.
Да и ладно!
Я вышел на балкон — у Ирмы был балкон! Сел на шезлонг — у Ирмы был шезлонг!
Господи, новая жизнь!
Сегодня не надо ругаться. Никто не будет тебе сегодня предъявлять претензии и тебя раздражать. Не надо шагать на работу — ближайший спектакль у меня через два дня. Не надо никому звонить: никто моих звонков не ждет.
Можно попереться в магазин за едой, а можно тут остаться. Можно смотреть телевизор, а можно не смотреть. Можно книжки читать — у Ирмы неплохая библиотека. А можно не читать. Можно вот так просто сидеть и мечтать.
Пока у человека есть мечты — он молод. И не трындите мне, что это — банальность. Это реальность жизни. Это реальность моей жизни.

Возможно будет интересно

Шторм и ярость

Арментроут Дженнифер

Первая кулинарная книга маленького шефа

Ивлев Константин Витальевич

Форсайт

Лукьяненко Сергей Васильевич

Операция "Шмель"

Чернышёва Зоя Владимировна

Ведьма Дивнозёрья

Чароит Алан

Люби себя как котика

Галькевич Олеся Сергеевна

Терапия тревожного расстройства

Антипов Дмитрий Сергеевич

Магазин чудес "Намия"

Хигасино Кэйго

Правила долгой жизни

Максимова Ольга Николаевна

Кто-то просит прощения

Панов Вадим Юрьевич

Библиотекарь

Елизаров Михаил Юрьевич

Все виды разбора. Русский язык

Узорова Ольга Васильевна

Звезды из пепла

Тория Дрим

Подпишитесь на рассылку Дарим книгу
и скачайте 5 книг из специальной библиотеки бесплатно Подпишитесь на рассылку и скачайте 5 книг из специальной библиотеки бесплатно
Напишите свой email
Нажимая на кнопку, вы даете согласие на обработку персональных данных и соглашаетесь с политикой конфиденциальности
Вам уже есть 18 лет?
Да, есть
Ещё нет

Новости, новинки,
подборки и рекомендации