Наш магазин
Присоединяйтесь к нашим группам в социальных сетях!
Андрей Максимов: «Кто вам сказал, что вы живы?»

Андрей Максимов: «Кто вам сказал, что вы живы?»

26.10.2018


«Кто вам сказал, что вы живы?» — современная притча, посвященная духовным, психологическим и эмоциональным процессам, которые происходят во всех нас. Это книга о любви и смерти. О том, что мешает нам услышать друг друга. О мире, в котором мы живём, и о том, как мы его меняем.

Определяя роман как «психофилософский», Андрей Максимов отсылает читателя к другим своим произведениям, связанным с психофилософией. Это не наука в ее традиционном понимании, но система теоретических взглядов и практических методов, которые могут помочь человеку обрести спокойствие, внутреннюю гармонию и даже казавшийся навеки утраченным смысл жизни. В своей новой книге автор выражает эти идеи косвенно: с помощью сюжета, общения персонажей и их внутренних монологов. Однако именно этот способ общения с читателем — через примеры, ситуации, намеки — помогает Андрею Максимову сделать важное и емкое заявление, которое воспринимается гораздо лучше, чем любые мудрые советы и пространные рассуждения. Предлагаем вам ознакомиться с отрывком романа «Кто вам сказал, что вы живы?»:

Мой труп уезжал от меня.
Хорошо звучит, правда?
Почему я не остановил этот бред?
Пьян был? Или безумен?
Семен Витальевич любит повторять: «Необходимо
всегда продумывать последствия ваших действий.
Запомните эту формулировку».
Я запомнил.
Мой труп уезжал от меня.
И я совершенно не думал о последствиях своих действий.

ОКОНЧАНИЕ

Я СИЖУ В СКВЕРЕ и записываю все, что со мной случилось. Я не знаю, зачем я это делаю.
Спасибо родителям за то, что подарили планшет, — есть на чем писать.
Короче. Вечно сидеть во дворе было невозможно — это понятно, и я пошел к Ирке. Все начиналось так, как я не люблю, а именно — банально.
Свечи, конечно, взбесили особенно. И скатерть белая. Глупость какая — то.
Такой типа полумрак, свечи, белая скатерть...Шпроты еще, уже открытые, готовые, так сказать... Картошка на плите.
Я еще подумал: «Какая Ирка молодец: почистила картошку. Раз мама вчера уехала, значит, сама...»
Шпроты. Картошка. Водка. Нормальный набор.
Ну, мы красиво встретились, поцеловались, все дела...
Ирка в летнем сарафане, который у нее назывался «моя домашняя одежда».
Ага. Так я и поверил! Ни фига она дома в этом сарафане не ходит, точно знаю. Оделась для меня специально и это хорошо. Я поставил на стол водку.
Ирка спросила, кокетливо сощурив глаза:
— А чё не винище?
Я ответил твердо, как мне казалось — по-мужски:
— Только крепкие употребляю.
Ирка посмотрела на меня ласково. Она все время смотрела на меня ласково, и это было здорово. Ирка подошла к плите, начала ножиком тыкать картошку — проверять, сварилась ли.
Я подошел к ней сзади, обнял. Руки соскользнули ей на грудь. Как бы случайно соскользнули и остались. Ирка задышала часто, типа — волновалась. Это было неестественно. Но приятно.

Потом я ее развернул, как мне показалось нежно, и поцеловал. Целовались мы долго, потому что я никак не мог решить, что делать, когда поцелуй закончится.
Потом решил отойти к окну с таинственным видом.
Стоял, смотрел в окно, словно думал про вечное. Знакомая потому что картина: человек у окна задумался о вечном. И учителя так делают. И отец. И мама тоже. Ну, и я...
Ирка положила дымящуюся картошку в тарелки. Картошка пахла естественно и по-домашнему. Картошка была живой и настоящей. Я вдруг понял... Нет, неправильно. Врубился-то давно, но только тут сам себе признался: ну, не испытываю я ни любви, ни желания...
Если уж совсем по чесноку говорить, ничего я не испытываю, кроме страха.
Из кухни были видны две двери — одна из них вела в Иркину комнату. Виднелся кусочек кровати и белая, какая-то неестественно белая, простыня. Я ни о чем не мог думать, кроме того, что придется идти в эту комнату и там заниматься тем, что даже представить невозможно. Страшно представлять.
Какой-то я, конечно, ненормальный: вот — баба, вот — водка, там кровать. Это же типа счастье. Нормальное мужское счастье. Которого почему-то я не ощущаю.

Надо было выпить.
Перед столом — два стула напротив друг друга.
Мы сели. Ира смотрела тем взглядом, который, видимо, она считала влюбленным.
Меня бесило, что я не испытываю вообще никаких чувств, кроме страха. Просто взбешивало меня это, как будто я какой-то ненормальный.
На фига я все анализирую? Выпил. Взял бабу. Так это называется, вроде... И все. Дела.Так нет же! Мысли какие-то дебильные в башку лезут... Кому они нужны только?
Ира поставила маленькие красивенькие рюмочки.
Я бы с большим удовольствием выпил из граненого стакана.
Разлил водку.
— Давай выпьем за нас, — сказала Ира, конечно, банальность.
Неужели Евсеева меня раздражает? Этого еще не хватало!
Я попытался улыбнуться:
— Класс!
Выпили.
Прислушался к себе: водка не подействовала никак.
— Между первой и второй, — вздохнул я по-взрослому.
Налил и гаркнул:
— За любовь!
Ирка выпила и спросила:
— А ты вот прям меня любишь?
Картошка обожгла рот — я тяжело задышал, уничтожая едва возникшую романтическую атмосферу. Зато возникло несколько секунд на обдумывание ответа.
Наконец я выдохнул:
— Очень.
— И вот прям готов всю жизнь со мной кантоваться? — Ира смотрела серьезно.
Я постарался улыбнуться по-взрослому:
— Мне кажется, это тост.
После третьей рюмки водка стала ощущаться как тепло. Тепло растекалось по всему телу, страх растворялся в тепле. Мысли, блин, никуда не девались, но зато приходило ощущение пофигизма. Наверное, по-умному это называется свободой. Или раскрепощенностью.
Выпили еще. И еще. Становилось легче — да. Спокойней. Безусловно. Только вот меня не покидало ощущение, что мне предстоит какое-то важное дело.
Бред, чушь, фигня! Секс — это разве дело?
Из-за выпитой водки мир постепенно погружался в туман, в котором и лицо Ирки, и все предметы выглядели как-то неестественно резко.
Картошка и тем более шпроты в рот не лезли. Ирка смотрела влажными глазами.
Никогда в жизни я не видел у девушек таких влажных глаз.
— Хочешь, я тебе стихотворение прочитаю? — спросил я и с ужасом понял, что мой язык не очень-то меня слушается.
— Здорово! — даже одно это простое слово Ирка произнесла с трудом.
Я зачем-то встал.
Мир закачался и немножко поплыл.
Не отворачиваясь и даже не мигая, я смотрел на Иркино лицо. Сначала оно расплывалось, но потом мне все-таки удалось на нем сфокусироваться. Я хлебнул водки зачем-то прямо из горлышка и воскликнул:
— «Упражнение в Маяковском». Это типа название...
— Маяко-о-о-о-овский, — почему-то протянула Ирка. — Это же поэт такой, да? Он же стихи писал, правильно? Поэт, да?
Мне стало ужасно грустно. Прям как-то сразу. Так грустно, что захотелось выть.
Но вместо этого я начал:

Зима ворвалась, как в ресторан — пьяный.
Усыпало город снежинок крошево.
Небо разбилось!
И страшно и странно...
Что-то в разбитом небе есть нехорошее.
Думала Трубная. Ордынка думала:
Небо разбилось...
Что ж дальше случится?
Зима ноябрьской метелью дунула —
Бледнели от ужаса улиц лица.
Зима хулиганит — швыряет лед.
Прохожие падают. Проезжие бьются.
Город вывернут наоборот,
как отражение в луже-блюдце.
Но вот зима хулиганить устала.
И небо склеилось, солнцем начищено.
У хулигана сил еще мало:
Слезы пускает ручьями-тыщами.
Хулиган на судьбу свою небу жалится,
а солнце ему отвечает смехом...
Зима степенная приближается
Без слез.
Без шуток.
С холодным снегом.

Когда я читал, Ирка уронила голову на руки, и мне показалось, что она спит.
Но как только я закончил, она вскинулась и крикнула:
— Потрясающе! Мой мужчина — поэт! Потрясающе!
Что мне оставалось делать? Тем более, я уже стоял и не был уверен, что если сяду, потом смогу снова встать красиво.
Ну, я и подошел к Ирке. Сзади обнял ее голову и поцеловал почему-то в затылок.
Ирка сама положила мои руки себе на грудь и произнесла тихо-тихо:
— Пошли.
Она не спросила. И даже не посоветовала.
Это был приказ.
— Пошли, — повторила она.

РАЗ! ДВА! ТРИ! Проверка!
Пишет, вроде?

Вроде — да.
И вот теперь я сижу и диктую на свой компьютер. И никто не скажет мне, зачем я это делаю, но почему-то надо мне это необходимо.
Может, привык? Может, действительно, очень люблю звук, который никогда не предаст?
А может, мне просто мыслей своих жалко? Ведь если их не зафиксировать, они растворятся в мозгу, да и все. А так — останутся. Кому останутся, зачем, — неясно. Однако не растворятся в воздухе, и это уже хорошо.
Идиотское занятие: думать, кому нужны твои мысли?
Возникли? Славно. Зафиксировались. Чудесно. Кто-то их услышит? Да какая разница!
Тот же сын, например. Сережка, будет слушателем. Почему нет? Вот помру я, он сядет, включит... А тут голос отцовский...
Хотя, если честно, меня не волнует, кто меня услышит. Просто привычка такая: фиксировать голосом то, что со мной происходит.
А что со мной происходит?
То, что со мной происходит, носит гордое имя: любовь.
Утро. Позднее утро. Спешить некуда. По утрам куда можно спешить? На репетицию. Теперь у меня нет репетиций. И вот лежу. Смотрю в потолок и чувствую, как счастье постепенно заполняет меня. Нет, не так. Оно не заполняло. Оно как бы накрывало меня, словно мягким одеялом. Мне становилось тепло и уютно.
Ужасное сравнение! Сентиментальное и бабское.
Да и пусть! У меня такое настроение: все могу. Вот все, что захочу. Или даже не захочу — могу.
Ирма убежала на работу. Ей предстоял неприятный разговор со звукорежиссером — она должна была сказать ему, что он уволен. Я хотел пойти с ней — для поддержки. Но она справедливо решила, что это будет совсем уж ужасно: вот, мол, новый звукорежиссер, знакомься, а сам отваливай.
Я поднялся, принял душ, прошелся по квартире, в которой мне предстояло жить.
Надо было завтракать. Я искал на кухне турку, потом — кофе, потом — сахар. Пока еще все приходилось искать.
Но я понимал: временные проблемы. Привыкну.
В холодильнике лежала неведомая мне еда. И хотя перед уходом Ирма что-то там рассказывала про то, где масло, где яйца, где колбаса, — я, разумеется, все позабыл. Пришлось открывать незнакомые мне коробочки, в которых лежало все то, к чему я не привык: совсем не та колбаса, которую я люблю, и масло другой фирмы, и яйца почему-то только перепелиные, — черт его знает, можно ли из них делать яичницу.
Нашел хлебницу. Открыл. Хлеб белый и серый. Черного нет. А я люблю на черный хлеб намазать масла и положить сверху сыр. «Маасдам», а не «Российский». Конечно, это все вызывало некоторое раздражение. Но я понимал, что оно — ерунда по сравнению с той жизнью, которая у меня уже началась.
Ну, пойду в магазин, куплю все, что мне нравится, — большое дело!
Вот, скажем, новые ботинки тоже сначала раздражают. Или пиджак. А тут не ботинки, не пиджак... Жизнь как-никак.
А ведь что такое жизнь человека, если вдуматься? Череда привычек. Чем дольше жизнь — тем длиннее эта самая череда. С чем свыкся — с тем и живешь. И ладно. С одной стороны, конечно, раздражает отсутствие новизны, но, с другой, свыкаешься постепенно. Так и живешь свыкнувшийся.

Менять жизнь — менять привычки. Это, доложу я вам, не такое уж простое дело.
Менять привычки — переделывать себя. А когда тебе за полтинник, себя переделывать — самое сложное, что только может быть.
Я намазал неведомое мне масло на серый хлеб, сверху положил колбасу неведомого мне сорта. Это оказалось вкусно! Серый хлеб вкуснее черного, почему я его раньше не ел?
Это был новый вкус — вкус новой жизни!
Так себе метафора, прямолинейная очень. Но, по сути, верная!
Вкус новой жизни непривычен, но от этого еще более сладостен.
Не хочешь стареть — обретай новые вкусы! Нет иного рецепта молодости. Не придуман.
И кофе был не такой, как я привык пить по утрам.
Да и ладно!
Я вышел на балкон — у Ирмы был балкон! Сел на шезлонг — у Ирмы был шезлонг!
Господи, новая жизнь!
Сегодня не надо ругаться. Никто не будет тебе сегодня предъявлять претензии и тебя раздражать. Не надо шагать на работу — ближайший спектакль у меня через два дня. Не надо никому звонить: никто моих звонков не ждет.
Можно попереться в магазин за едой, а можно тут остаться. Можно смотреть телевизор, а можно не смотреть. Можно книжки читать — у Ирмы неплохая библиотека. А можно не читать. Можно вот так просто сидеть и мечтать.
Пока у человека есть мечты — он молод. И не трындите мне, что это — банальность. Это реальность жизни. Это реальность моей жизни.

Комментариев ещё нет
Комментарии могут оставлять только авторизованные пользователи.
Для этого войдите или зарегистрируйтесь на нашем сайте.
/
Возможно будет интересно

Рассеивая сумрак

Альфсен Сэм

Один из нас вернулся

Макманус Карен М.

Сказки-болтушки для развития речи детей

Бунина Виктория Станиславовна

Уничтожить

Уэльбек Мишель

Этюды черни

Ускова Ольга Анатолиевна

Дело Аляски Сандерс

Диккер Жоэль

Я красива. Я умна. Я кусаюсь

Валиуллин Ринат Рифович

Культурная революция

Швыдкой Михаил Ефимович

PRO выпечку и хлеб

Забавников Иван

Азбука вежливости

Терентьева Ирина Андреевна

День черной собаки

Панов Вадим Юрьевич

Вызовите скорую. Будни фельдшера СМП

Комарова Евгения Юрьевна

Подпишитесь на рассылку Дарим книгу
и скачайте 5 книг из специальной библиотеки бесплатно Подпишитесь на рассылку и скачайте 5 книг из специальной библиотеки бесплатно
Напишите свой email
Нажимая на кнопку, вы даете согласие на обработку персональных данных и соглашаетесь с политикой конфиденциальности
Вам уже есть 18 лет?
Да, есть
Ещё нет

Новости, новинки,
подборки и рекомендации