Обманщики

Пять причин прочитать книгу

1. Драгунский начинает там, где остановился Чехов. Его персонажи, как чеховские скучающие помещики, заняты в основном тем, что рассказывают друг другу невероятные, они же самые правдивые, любовные истории из жизни.
2. Описанная в «Обманщиках» реальность кажется самой обыкновенной, узнаваемой, что ничуть не мешает ей быть слегка вывихнутой, не от мира сего. Той самой русской жизнью, в которой в любую минуту может произойти все.
3. Новый мастер‑класс от гуру короткой прозы Дениса Драгунского: читать эти философские миниатюры стоит и ради того, чтобы насладиться тонкой огранкой сюжета, неожиданной точной деталью, блеском финальной пуанты.
4. Чем больше обмана, тем горячей — любовь и сочинительство у Драгунского живут по одним законам. Рассказы о любви оборачиваются здесь байками о литературе, а демонстрация писательских приемов предстает каталогом любовных историй.
5. Драгунский приоткрывает дверь в писательскую кухню: его «Обманщики» — книга о том, как драгоценный сор действительности становится литературой. А в делах настолько серьезных, как обман, ни один писатель никогда не врет.

Цитаты

«— Давайте я еще раз попробую, — подала голос Настя.

— Нет уж, — сказала Тамара Матвеевна. — А теперь слушай меня. И запоминай. Задача: посмотреть на партнера взглядом, полным любви. Поморгай. Отморгайся. Сожми челюсти. Слегка их расслабь. Смотри Василию на нос, потом сквозь него как бы вдаль, потом снова на него. Готова? Поехали. Камера! Так. Так. Так. Снято.

Тамара Матвеевна подошла к оператору.

Тот прокрутил запись.

— Отлично, — сказала Тамара Матвеевна. — Взгляд, полный любви!»

«— Третий муж тоже мешал. Развелась! — говорила другая моя знакомая. — Два года с развода прошло, до сих пор счастливая хожу. Как хорошо‑то одной! Мне все три мужа мешали шить.

— Жить? — переспросил я.

— Шить! — громко повторила она. — Квартира маленькая, все разложено, раскроено, подколото, наметано, кругом булавки, тесьма, подкладка... А тут муж приходит!

Слово „муж“ она произнесла „мууушшш“ и лицом изобразила этакую тупую и наглую рожу.

— Муж, понимаете ли. На стол ему подавай. Да еще разговаривай с ним.

— Понимаю, — кивнул я.

Потому что она была очень хорошая портниха и больше всего на свете любила шить. Сильнее, чем жить. Вернее, шить для нее и было жить.

Вот и правильно».

«Они долго так стояли, и голубю, который сидел на наружном подоконнике и смотрел на них, могло показаться, что мужчина хочет поцеловать женщине руку, а она не дается. У голубя было такое в его прошлой жизни, когда он был мальчиком Мишей Фейнбергом из восьмого класса. Он на танцах вдруг захотел поцеловать руку Люсе Балакиревой, потянул ее ладонь к своим губам, а она стала вырываться, и со стороны казалось, что она хочет дать ему пощечину, а он удерживает ее руку: девчонкам так и показалось, и они даже крикнули: „Давай, Люська, врежь ему“ — и Миша отпустил ее руку, и она отскочила от него».

«Одна беда — все это попало бы на газетную полосу, а в итоге виноватым все равно оказался бы я».