Картинные девушки

«Эта книга — вторая часть моих вольных изысканий в области искусствознания, коллекция эссе о натурщицах выдающихся художников и, разумеется, о самих художниках, среди которых Пластов и Айвазовский, Давид и Сарджент, Мунк и Леже. Тема взаимоотношений модели и мастера — неисчерпаема, об этом можно рассказывать вечно... В новой книге десять историй. А те вопросы, которые я ставила перед собой во время работы, остались неизменными. Кем была та женщина, которую мы видим на хорошо знакомой картине? Какой она была? Сумел бы художник стать мастером без неё?»

Анна Матвеева

Пять причин прочитать:

1. Эта книга — продолжение разговора о художниках и их натурщицах, чьи судьбы порой не менее захватывающие, чем у самих мастеров.
2. «Картинные девушки» — многогранный труд как в области искусствоведения, так и в области истории человеческих отношений в контексте эпох и сопровождающих их нравов.
3. Каждое эссе — одновременно скрупулезное исследование и художественное осмысление отношений творца и его музы, безусловно повлиявших на то, как картина воспринимается десятки, а то и сотни лет спустя после создания.
   
4. Книга включает в себя вкладку с фотографиями и репродукциями картин.
5. Анна Матвеева — известный прозаик, финалист премий «Большая книга», «Национальный бестселлер» и «Ясная Поляна», автор Тотального диктанта — 2024.

Цитаты

«Изучая биографию художника, поражаешься редкой удачливости, везению — не зря Веласкесу так страстно завидовали при испанском дворе. Всё в его жизни было сыграно как по нотам. При этом тайна испанского гения до сих пор не раскрыта, его работы спустя века сокрушают и знатоков, и художников, и простодушных зрителей».

«Если Веласкес — один из самых загадочных художников в истории живописи, то „Менины“ — его самая загадочная работа. Ею сложно отстранённо любоваться, она будит не только чувства, но и мысли — хочется решить эту картину как задачу. Вот только ответ здесь будет не один: множество».

«Мадам Рекамье находилась в самом расцвете своей красоты, когда её было решено увековечить в портрете — и, поскольку Жюльетт считалась достойной самого лучшего, обратились к прославленному живописцу Жаку‑Луи Давиду».

«Иных художников ведут за собой любовь и страсть к женщине, но некоторым достаточно постоянно видеть вечный источник вдохновения — море!»

«Самая известная работа выдающегося русского живописца Ивана Крамского носит название „Неизвестная“. Что за дама свысока разглядывает нас, сидя в двухместной коляске вот уж сто с лишним лет — так никому и не ведомо. Жена художника, или его взрослая дочь, или таинственная куртизанка, или морганатическая супруга императора Александра II?.. Может, это вообще иллюстрация к „Анне Карениной“? Версий хватает, истина отсутствует».

«Крамской выставил вместе с „Неизвестной“ ещё несколько работ, в том числе —пропавший при невыясненных обстоятельствах портрет госпожи Вогау. Им восхищались все, кто его видел, но не сохранилось ни фотографии, ни толкового описания».

«Ей нужен был не просто умело исполненный портрет. Она хотела получить что‑то исключительное, особенное, из ряда вон. Ждала необыкновенного художника. И, на свою голову, дождалась».

«Мунк чаще писал о себе в третьем лице, отстранённо, но при этом глубоко и безжалостно препарируя чувства. Литературная значимость этих дневников несомненна, ведь в отличие от многих художников Эдвард Мунк придавал огромное значение вербальному выражению идей и мыслей, а кроме того, великолепно владел словом и обладал яркими способностями к чётким формулировкам, превращающимися порой в полноценные афоризмы, из которых едва ли не каждый второй просится в эпиграфы».

«Рыжая Дагни, любительница абсента и талантливых мужчин — совершенно мунковский тип, но не факт, что между ними была любовная связь».

«Фото девушки с двумя косами и красивым серьёзным лицом поразило художника — то, что их любовь началась, по сути, с портрета — пусть и не живописного, а фотографического, — выглядит по‑своему символичным».

«Иные из нас боятся слова „любовь“ — и с подозрением относятся к тем, кто бросается им широко и по каждому случаю. Но у любви множество ликов, и от того, как мы назовем её, суть не меняется: любовь, как дитя, сама выбирает себе время и место рождения».

«Художник часто говорил о том, что работает только с натуры — и натурой этой нередко становилось его собственная внешность. Автопортреты Аркадия Пластова достойны отдельного изучения — это поразительное, по‑рембрандтовски безжалостное многолетнее исследование своего лица. Отражение изменений, которые вносит в него жизнь — сама усердный живописец...»