Архив Шульца

• Новая книга автора интеллектуального бестселлера «Культура два» Владимира Паперного.
• Автобиографической роман опубликован в серии «Совсем другое время», которую летом 2020 года открыла книга Петра Алешковского «Секретики». Обе эти истории рассказывают о последних десятилетиях советской эпохи.
• «Роман „Архив Шульца“ восстанавливает в памяти картину советской жизни в ее маргинальной, полуподпольной и невостребованной области». Мы видим тот мир глазами студента‑архитектора, попавшего в круг подпольной московской богемы, андеграунда, представители которого уже начали прокладывать дорожку в эмиграцию.
• «Мозаика ярких портретов острых эпизодов и занятных анекдотов». Среди героев книги: уличные философы и неудавшиеся актрисы, журналисты, переводчики, архитекторы, домработницы, дети, «золотая молодежь»... Все здесь связаны друг с другом, и судьбы каждого, как нити, вплетены в единое полотно эпохи.
• «Архив Шульца» — это попытка ухватить и запечатлеть время и людей, которые его не выбирали. Эта книга — путешествие персонажей по дороге жизни, занявшее десятилетия, простершееся от Полесья до западного побережья Америки.

Цитаты

Маленькому Дане сказали, что вселенная бесконечна. Много дней он пытался представить это себе:

— Доходишь до конца, а тебе говорят — здесь не конец. А что?

После нескольких бессонных ночей успокоил себя так:

— Ладно. Доходишь до конца, а дальше все досками заколочено.

Здесь интеллигент находится между пьяным быдлом и начальством, тоже иногда пьяным. У интеллигента, не желающего эмигрировать (а вы, я знаю, не желаете), выход один — самому становиться начальством. В конечном счете мир делится на начальство и подчиненных. Если ты говоришь «а я ни то и ни другое, я в стороне», ты все равно подчиненный.

В жизни каждого человека уже было достаточное число путешествий, даже если маршрут пролегал только от печки до порога. Важно эти путешествия подробно и добросовестно записать. Путешествий всегда больше, чем ты можешь записать. Поэтому надо стремиться не к путешествиям, а к обладанию писчей бумагой, пишущей машинкой, письменным столом и, разумеется, тишиной за окном.

В шестнадцать лет обычно волнует проблема, как разговаривать с женщиной, с которой ты только что совершил ряд беспорядочных акробатических движений. <...> Люди, прожившие несколько лет в супружестве, легко и свободно переходят от восьмой позиции (на боку, колени сдвинуты и поджаты к животу) к снятию показаний электрического счетчика и внесению их в абонентскую книжку, не видя в этом переходе никакой трудности.

Венеция — это город, естественно превратившийся в театральную декорацию, и эта декорация изображает саму себя, в то время как ВДНХ изображает нечто, чего нет, не было и никогда не будет.

Русским в Америке не хватает драмы, а с точки зрения американцев и европейцев в русских ее слишком много. Когда Шуша спросил знакомого немецкого поэта, почему он расстался со своей русской женой, тот ответил:

— Все любят русские романы, я тоже их люблю, но жить в русском романе я не могу. Это бесконечная драма.

Рецензии:

Роман Паперного — часть эмигрантской литературы, а в ней всегда есть что-то общее: обретенная растерянность, когда личность находит себя разорванной и разнесенной по разным местам земли, а гражданином мира стать не получается из-за невозможности вместить в исходный менталитет планетарные масштабы. Амплитуда мужских характеров в романе велика, яркость женских видоизменяется в пределах от Девы Марии до Молли Блум. По одному лишь темпу повествования — он то мажорно ускоряется, то минорно замедляется — можно проследить степень эмоциональной или ситуативной напряженности. Кажется, посредством емких предложений рассказчик хочет как можно быстрее выдвинуть из себя эту тяжелую книгу, словно гигантскую плиту боли.

Юрий Рыдкин, Знамя, номер 7, 2021