«Рождение книги»: роман Юлии Идлис «Гарторикс. Перенос»

Книга — это художественный мир, созданный воображением и мастерством автора. Каждый писатель проходит путь от замысла до его воплощения по‑своему. Мы открываем новую рубрику — «Рождение книги». В ней авторы будут рассказывать о том, как создавались их произведения.

В первом выпуске новой рубрики — роман Юлии Идлис «Гарторикс. Перенос». 2241 год. Жизнь человечества выстроена вокруг феномена Переноса: после получения «номера», загадочного биохимического кода, тело человека умирает, а сознание переносится в звероподобное тело на планете Гарторикс. Кому и когда придет номер, неизвестно, отказаться от него нельзя, можно лишь передать другому.

— Как родилась идея вашей книги, что служило отправной точкой или импульсом к ее написанию?

— Пожалуй, было две отправных точки, причем между ними прошло несколько лет. У моей приятельницы умер близкий человек, и она, проживая горе, много писала о нем в соцсетях. И однажды написала что‑то вроде «ну почему он не может мне хотя бы присниться?» Меня это зацепило, я потом долго думала про сны как тонкую ниточку, связывающую нас с теми, кого нет рядом. Из этого родилось то, что потом в романе стало «мыслеобразами», которые родственники получают от перенесенных на Гарторикс.

Второй отправной точкой стала моя работа нарративным дизайнером в играх. Как‑то, разрабатывая сюжет для очередной игры, я вдруг задалась вопросом о том, что происходит с сознанием игрока, когда его аватар действует в игровом мире. Где в этот момент находится то, что называется игроком? И можно ли сказать, что оно находится в каком‑то определенном теле — физическом или виртуальном?

Что‑то похожее происходит в моем романе при Переносе: сознание отделяется от тела и перемещается в некий другой мир, не менее реальный и угрожающий, чем игровой, для того, кто всерьез сжился со своим персонажем.

— Что было сложнее: начать писать книгу или продолжать?

— Сложнее всего было начать. Я начинала раза четыре: придумывала мир в деталях, потом перепридумывала его, потом перепридумывала героев и никак не могла решить ничего, даже на каком языке я буду писать роман: на русском или на английском. В результате первая фраза в романе английская, и с этим уже ничего не сделать, она такой родилась. Пришлось смириться.

— Насколько отличается первоначальный замысел от финального текста?

— Трудно сказать. Сама история изменилась несильно: я все‑таки довольно подробно придумала ее прежде, чем начала писать текст. Хотя вот сейчас, работая над вторым романом, я какие‑то вещи в ней все‑таки перепридумываю.

А вот на уровне текста и деталей сюжета многое в процессе написания менялось: уходили одни персонажи, приходили другие. Но поскольку я писала роман больше года, то все эти изменения были довольно плавными, так что сейчас мне кажется, что роман был задуман именно так, как написан, и с самого начала должен был быть таким.

— Какой этап работы над книгой был самым интересным для вас?

— Все было интересно. Это вообще был ни с чем несравнимый трип длиной в несколько лет — смотреть, как на твоих глазах из твоей головы вырастает большая идея и становится отдельной от тебя историей. Но самый невероятный момент для меня — это когда мой роман читают другие люди, и у них возникают свои собственные отношения с моими персонажами, не такие, как у меня. В процессе написания мой роман читал мой муж и близкая подруга, я даже посвятила им книгу. И вот было удивительно видеть, как они воспринимают моих героев, сочувствуют им, злятся на них, беспокоятся за них...

— Вы писали книгу, опираясь на заранее подготовленный план, или больше следовали за воображением?

— У меня был четкий план — я вообще никогда не сажусь ничего писать без плана. Но по ходу работы этот план много раз менялся и переписывался как раз потому, что все время вмешивалось воображение, и мои персонажи начинали действовать так, как им было нужно, а не так, как я запланировала.

Иногда благодаря этому появлялись целые герои и сюжетные линии. Скажем, в моем изначальном плане не было никакого Рогана — он появился как‑то сам собой, влез в сюжет и отжал там себе неплохое место, вполне в духе криминального авторитета средней руки, каковым он и является.

— Как был организован процесс вашей литературной работы? Есть ли у вас особые писательские ритуалы?

— У меня всегда несколько проектов одновременно: я пишу сценарии для кино, преподаю сторителлинг, веду канал и вот еще пишу романы теперь. Мне жизненно необходим четкий график и налаженные рутины, иначе я сорву все дедлайны и ни один из проектов не доведу до конца. Поэтому у меня строгое расписание: роман я писала по утрам (каждый день, кроме воскресенья и некоторых праздников), а после работала над остальными проектами. Когда привыкаешь садиться за роман каждый день в одно и то же время, то и вдохновение приходит почти по графику.

— Кто стал первым читателем вашей книги?

— Мой муж Дима и моя подруга Олеся. Я попросила их читать главы романа по мере того, как я их пишу, и хвалить меня, что они честно и усердно делали. Без их поддержки я бы вряд ли смогла дописать роман, потому что он получился объемным и, работая над ним, я много раз теряла веру в то, что у меня получается нечто вменяемое и интересное и что я в принципе могу когда‑нибудь дописать эту книгу.

— Читали ли вы книги других авторов, когда работали над своей? Если да, то какие?

— Я как раз старалась никого не читать, особенно авторов, пишущих на близкие темы — про смерть, переселение душ и/или сознаний и т. п., чтобы мне не фонило чужими историями. Например, прекрасный роман Татьяны Замировской «Смерти.net» я именно из этих соображений отложила на после того, как допишу роман, как и несколько последних книг Виктора Пелевина.

— Как складывалось взаимодействие с редактором книги?

— Мне очень повезло с издательством и со всеми редакторами, которые занимались романом. Это всегда страшновато, когда чужой человек впервые читает текст, с которым ты провела несколько лет. Кажется, что никто, кроме тебя, в принципе ничего в этом тексте не поймет и только его испортит. Но в «Редакции Елены Шубиной» очень профессиональная команда, и я счастлива, что для тех, кто с ним работал, мой текст оказался таким же родным и ясным, как и для меня. А на некоторые вещи редакторы даже открыли мне глаза: вот, оказывается, как все устроено в придуманном мною мире! Не буду спойлерить, но из некоторых обсуждений с редактором у меня даже родилась интересная идея, которую я использую при работе над второй книгой.

— Какую из редакторских правок вам было сложнее всего принять?

— Кроме всего прочего, мы с редакторами стремились подсократить текст и сделать его плотнее. Для этого пришлось пожертвовать несколькими сюжетными микролиниями. Например, у меня в романе был эпизод, раскрывающий отношения жены главного героя с его родителями. В опубликованном тексте этого эпизода нет, но я его сохранила и, может, включу в продолжение трилогии «Гарторикса». Мне кажется, он может быть там вполне к месту.

— Как придумывалась обложка для книги? Долго ли ее выбирали?

— Обложка стала для меня еще одним приятным сюрпризом. Фантастика как жанр в этом смысле в группе риска: почему‑то считается, что на обложке фантастического романа обязательно должен быть или звездолет, или мускулистая женщина в бронелифчике. А вот для того чтобы там появилось что-то другое, нужно, чтобы художник внимательно вчитался в текст, да еще к тому же прислушался к его автору.

К счастью, в РЕШ и то, и другое оказалось в порядке вещей. Мы с редактором обсудили важные для меня визуальные образы из романа, а дальше редактор с художником сделали какую‑то свою магию, и мне прислали эскиз обложки, в который я с первого взгляда влюбилась.

— Что вы чувствуете теперь, когда книга уже вышла и ждет своего читателя?

— Трепет. Наверное, так. Когда, знаете, твой единственный и долгожданный ребенок идет в первый класс, и тебе очень хочется, чтобы его там все полюбили.