Пятничные чтения: «Курс начинающего автора» Александра Прокоповича

«Читателям этого знать не надо, но авторы должны отдавать себе отчет, что мастер слова — это нечто большее, чем человек, который написал некую историю. Некую историю раз в жизни может написать любой нормальный человек. Скорее всего, это будет автобиографический текст и скорее всего он будет неплох: ведь если выжать в одну книгу все самое забавное, что было в жизни, должно получиться как минимум нескучно.

Писатель — это другое.

В этой книге мы будем говорить именно о тех вещах, которые делают писателя не таким, как все».

Александр Прокопович — главный редактор «Астрель‑СПб» (издательство АСТ), писатель и сценарист, организатор и преподаватель литературных курсов «Мастер текста», создатель и продюсер литературной премии «Рукопись года» и «Самого страшного фестиваля».

ИДЕЯ — сложная штука. Это именно то, что способно обеспечить вам все премии, любовь юных читательниц и уважение пожилых подслеповатых посетителей библиотек или... загубить ваш текст, причем вашими же руками.

Я бы разделил идеи на следующие группы.

• Нужно Родину любить.
• Семья — это святое.
• Добро — это хорошо, а зло — это плохо.
• Нельзя бросать друзей в беде.
• Сам умри, а женщин и детей — спаси.

Количество таких идей довольно ограниченное, в конечном счете они тяготеют к основам христианской морали. Точнее, вообще к морали, она ведь не в курсе — христианская она или иудейская, а может, и вообще зороастрийская. Я думаю, что это именно те идеи, которые вам как автору никак не помогут, более того, как только вы с ними начнете всерьез работать, будут активно мешать (кстати, а вот если бы вы попытались поработать с противоположностями этого списка, могло бы получиться забавно, например, взять и доказать, что, только последовательно предав всех друзей, можно добиться успеха).

Потому как на самом деле это группа идей, которые вы всегда носите с собой, и они НЕЗРИМО присутствуют в любом вашем тексте. Как только начинаете выпячивать, получается омерзительное морализаторство, текст перестает быть художественным и становится учебником по нормам этики.

Разжевывать эти идеи не нужно, за вас это сделают герои, причем именно сделают, а не скажут, подумают или оставят записку. Почему?

Хотите вы того или нет, вы накладываете на персонажей свою моральную матрицу. Вы поневоле воспитываете читателя, но делать это надо так, чтобы читатель об этом не догадался. Добро, конечно же, побеждает зло. Но не дай вам бог говорить об этом прямо. Просто протагонист победил антагониста.

Помните?

Крошка сын

к отцу пришел,

и спросила кроха:

— Что такое хорошо и что такое плохо?

Фишка в том, что никто не приходил к вам с этим вопросом, и, если вдруг вы решили на него ответить, вы сильно озадачите читателя.

Как мне кажется, тут работает следующее: читатель верит в ту идею, до которой дошел сам. Дайте ему возможность пройти этот путь. Направляйте, подсказывайте, но у него должна быть иллюзия, что он сам все понял.

• А что, если все мужчины умерли?
  
• А что, если над нашим городом купол — и ни выйти, ни зайти?
• А что, если цунами, эпидемия, нашествие зомби?
  
• А что, если открыли все границы — езжай куда хочешь?
• А что, если страну захватят злые марсианские тоталитаристы?
• А что, если все мы — в матрице?

Суть — появляется некий достаточно серьезный внешний фактор, который влияет на многие стороны жизни. И автор пытается моделировать ситуацию с учетом этого самого фактора. Это необязательно фантастическое допущение. Это может быть и нечто простое, локальное, но от этого не менее действенное. К примеру, мама ушла и не вернулась, а уже час прошел. Тоже — вот такая идея.

Это достаточно тяжелый путь, потому что нужно учесть множество обстоятельств, с одной стороны, а с другой — важно в них не утонуть. Такого рода идеи работают как спусковые крючки: выстрелили — и поменялось всё, и всё это вы должны увидеть.

Простой пример: герой попал в больницу. Всё, у него сменился круг общения, интонация общения, интересы и цели.

Более фантастический пример. Город, в котором живут герои, окружает непроходимый купол, и теперь они должны жить сами по себе, без окружающего мира.

Еще более фантастически-экстремальный: все люди ослепли, а вокруг полно подвижных хищных растений.

Как выжить? Как остаться людьми? Как приспособиться?

Надеюсь, вы опознали идеи Стивена Кинга и Джона Уиндема.

Эти идеи — всего лишь инструмент. Они вам нужны только для того, чтобы раскрыть героев.

Качество идеи этого типа легко определить по единственному критерию: жизнь героев существенно изменилась? Тогда все хорошо. Если нет, то зачем?

Бросаете героя в пустыне, и он должен выжить. Или доплыть до берега по бурному морю в маленькой лодочке. Или...

Принцип ясен. Вы ставите перед героем сложнейшую задачу, которую он вопреки обстоятельствам должен выполнить. Если присмотреться, тут много общего с предыдущим вариантом. Общего масса, различие одно: тут идея работает на локальном уровне — мир остался тем же, а вот у героя ситуация стрессовая.

Огромный жанр «роуд стори» базируется на такого типа идеях. Начиная от «Пикника на обочине» (и всех последователей, подражателей) — вот непременно нужно дойти до Золотого шара и загадать желание — и заканчивая «Вонгозером» или, страшно подумать, Буратино — умри, а до нарисованного очага доберись.

Пример: к нам летит космический корабль пришельцев, мы летим навстречу и обследуем его, описываем невероятные находки.

В чем отличие от предыдущих групп идей?

В данном весьма непростом случае дело не столько в том, что именно делают герои, как они раскрываются, а в самой придумке. Тут скорее герои работают на идею, а не она на них. Автору важно донести идею, и он готов даже роман ради этого написать.

Но чтобы такое сделать, надо быть просто выдающимся придумщиком. За всю свою историю люди так и не смогли придумать ни одного живого существа, которое не было бы просто составлено из частей других существ — от ангела до сфинкса. Когда кенгуру приехал из Австралии — оказалось, что такого никто придумать не смог. А ведь сколько всего сочиняли, и не одно тысячелетие.

Такая суперидея — это не обязательно толстый доклад о видах инопланетян, но и описание той или иной социальной утопии.

Случай сложный, и беда тут в том, что авторы таких текстов частенько забывают, что же все‑таки они пишут — роман или научный доклад. Уоттс, Оруэлл и Кларк доказали, что возможно и роман написать, и с научной частью чтобы всё получилось.

Существуют идеи, которые определяют текст настолько мощно, что задают и сюжет, и всю эстетику. Случаются редко, точнее, редко случаются удачи. Например, «Хазарский словарь» — книга‑игра, книга‑конструкция. «Игра в классики» Хулио Кортасара — один из самых известных экспериментов в жанре антиромана. Или, как это ни странно, «Дети капитана Гранта» — абсолютно сконструированная история. Помните? Хитроумный ребус на нескольких языках определяет сюжет.

Вторая мировая война. И сотни авторов до сих пор пишут свои книги, в которых они хотят дать свой ответ. Что это было, как это было на самом деле. Почему нет?

Это может быть не Вторая мировая, а новая этика. Возможно, сама идея новой корпоративной культуры или полиаморность. Что угодно.

Вероятно, вы сейчас вспомните массу культовых книг, которые на этом основаны. Пушкин, Толстой, Брэдбери, Уэльбек, Ремарк, Яхина.

А меня коробит. Потому что я обожаю Ремарка, но не готов воспринимать его книги как некий ответ. Как всего лишь свидетельство. Кем остается человек, несмотря ни на что? Не готов я книгу свести к ответу. В принципе, не готов свести книгу просто к идее. Об этом позже.

Фишка в том, что если автор — это просто «отвечатель», то он полностью зависит от темы, нет темы — нет ответа. Существует ли тогда Пелевин начиная с «Поколения» как некто самостоятельный?

Невозможно свести огромное количество книг к такому «утром в газете — вечером в куплете». Думаю, если в книге только ответ, — это не есть хорошо. По счастью, у большинства работающих в этом направлении идея — не единственное, на чем все строится.

Можно найти совершенно другую классификацию идей. И, как вы, вероятно, понимаете, идея может одновременно относиться к нескольким разным типам.

Я думаю, любая классификация — условность. Кто, как не писатели, это понимают. Мы точно знаем, что не существует двух одинаковых романов, однако существует деление на жанры, как будто тексты можно систематизировать, как какой‑нибудь товар с конвейера.

Суть проблемы в том, что возможности человеческого мозга ограничены и, чтобы дать ему шанс как‑то разобраться в обилии информации, люди придумали классификацию. Один из примеров самой нелепой классификации — разделение человечества на национальности.

К примеру, мы говорим: француз. И как же здорово мы продвинулись в понимании конкретной личности! Тот факт, что человек по национальности француз, не означает даже того, что он говорит на французском языке.

Не означает вообще ничего, кроме того, что у него, вероятно — всего лишь вероятно (!) — есть французское гражданство.

Текст важнее любой идеи. Текст и есть конечный результат, идея — катализатор. Иначе получается какой-нибудь занудный господин Чернышевский, конъюнктурщик Коэльо или просто нехудожественная литература. Если текст вам удался, значит, вы создали особый мир с его обитателями, и читатель естественно погружается в него, уходит из настоящего в виртуальное.

Там он найдет не одну, а десятки идей, и не факт, что все они ваши.

То есть. Текст — это цель. А не выражение идеи. Потому что он больше. Он содержит эмоции, жизни и вашу стартовую идею — тоже.

Ваша стартовая идея может оказаться погребенной под сюжетными линиями, ландшафтом и психологией персонажей. Но это нестрашно.

Принцип мягкой силы никуда не девается. Д’Артаньян и его друзья мушкетеры — плохие парни. Убийцы, воры, жулики. Но их дружба — легендарна. Их отвага — беспримерна. Идея мужской дружбы в образцовом воплощении. Достаточно одного этого романа, чтобы о ней больше никогда никому уже ничего не рассказывать. Все получилось у автора.

Но что получилось бы, если бы Дюма не написал роман, а пытался сформулировать идею — и всё?

У вас есть идея, что делать дальше?

Для начала попытаться понять, насколько идея годна.

Актуальность. Роман, который будет посвящен догадкам о том, что где-то за морями есть некий неизвестный континент, сейчас будет восприниматься несколько странно. А вот каких-то двести лет назад это была отличная идея.

Понятность. Это, кажется, так просто и так... понятно, что даже не надо объяснять, но если вашу идею не поняли, абсолютно все равно, была она или нет.

Технологичность. Не каждая идея может обеспечить полноценный текст, ее может просто не хватить на большую форму. В любом случае, одной идеи для романа мало, но может так статься, что ее вообще хватает максимум на завязку.

Широта восприятия идеи. Насколько она будет волновать многих читателей? Вдруг только выпускников кафедры биохимии не каждого университета?

Совпадение с форматом. О формате мы еще будем говорить — не каждая идея вписывается в заданный формат. Любая глубокая психологическая идея будет нездорово себя чувствовать в рамках боевика, а научно‑фантастическая, скорее всего, будет плохо вписываться в мелодраму.

Масштаб. Писатель — единственная профессия в этой вселенной, которая позволяет создать ровно то, что хочется, без каких‑либо ограничений. Писателю не нужны ни деньги, ни смежники, только время и исправный компьютер. И я, абсолютно серьезно, не понимаю, почему авторы сплошь и рядом не выбирают тот масштаб, который действительно захватит публику. Если уж кораблекрушение, то «Титаника», если история любви, то пусть умрут оба.

Конечно, главное — люди, и драма может разыгрываться в любых условиях, но если уж есть возможности, почему не воспользоваться? Почему нужно рассуждать о том, кто лучше — грузчик или бухгалтер, почему бы не задуматься о том, кто прекраснее — человек или Бог?

Конечно, вы и тут еще не будете уверены, что ваша идея — та самая. Критерии отбора только помогут отсеять заведомо плохое. Чего точно не стоит бояться, так это повтора. Идею можно повторить, но текст всегда индивидуален. Как это ни парадоксально, но, когда мы говорим об идее, мы должны понимать: проблемы заимствования не существует вообще.

Одна из проблем выбора идеи — «спекулятив». Часто кажется, что вот — я ухватил Бога за бороду, напишу книгу про вот то самое, о чем сегодня на всех ТВ‑каналах, и счастье — в виде тиражей — будет со мной. Проблема в том, что спекулятивная тема быстро исчерпается — и книга станет никому не нужна. Хуже того, вы можете попасть в когорту авторов‑спекулятивщиков. Ни доблести, ни славы.

Нужно помнить

• Идея всегда кристаллизуется в фабуле, мире, героях. В чистом виде в тексте ее не должно быть.
• Иначе вы просто становитесь автором научно‑популярного эссе.
• Когда вы разрабатываете свою идею, одно из обязательных условий — вера в себя.
• Если вы колеблетесь, значит, вам нечего делать в литературе. Литература — это непоколебимая решимость не просто писать, но дописать до конца.