Прочти первым: «Серые ублюдки»

Живи в седле, умри на свине! Таково кредо полуорков, населяющих пустынные земли Уделья. Бывшие рабы, объединившись в сплоченные братства, патрулируют территорию своей раздираемой междоусобицами страны верхом на огромных боевых свиньях. Братства отважных полуорков — единственная преграда между декадентским сердцем благородной Гиспарты и мародерствующими бандами чистокровных орков. Специально для посетителей нашего сайта мы публикуем эксклюзивный отрывок из книги «Серые ублюдки».

Глава 9

Пока они не отошли достаточно далеко от Топей Старой девы, никто не проговорил ни слова. Только тогда Блажка остановилась у рощи фиговых деревьев на берегу Алундры. К счастью, им со Штукарем удалось вернуть своих свинов прежде, чем те достались рохам или засасывающим трясинам. Все были грязными и уставшими, но сон мог и подождать. Сейчас гораздо важнее было получить ответы.

— Почему Меситель хотел нас убить? — решительно спросила Блажка, спешившись и шлепнув своего свина, чтобы тот пошел напиться к реке.

— Потому что мы забрали ее, — ответил Шакал, кивнув на эльфийку, которую Овес как раз снимал со своего седла. Ее ноги подкосились, как только коснулись земли, но она тут же по‑крабьи уползла в укрытие под деревьями, бросив дикий взгляд на полуорков.

— Мир, — сказал ей Штукарь ласково, присев на корточки и разведя руки. — Вас никто не обидит.

— Кто она? — спросил Овес, нависая над спрятавшейся девицей.

Шакал поманил друга рукой. Затем отвел Блажку с Овсом поближе к реке, предоставляя Штукарю возможность успокоить спасенную пленницу.

Шакал покачал головой.

— Я не знаю. Но она может быть из Рогов. И может быть платой вождя Месителю за его помощь.

— Черт! — выругалась Блажка, распаляясь.

— Ты уверен? — Бородатое лицо Овса помрачнело. — Нет, — ответил Шакал. — Ни в чем не уверен.

Нам нужно выяснить. Но у нас не выйдет, если ты будешь и дальше стоять над ней, как страшная бородатая гора.

Овес улыбнулся, и напряжение на его лице спало. Блажка ударила его кулаком в предплечье.

— Чудовище трикровное, — поддразнила она.

Овес смущенно отвел ее руку. Все трое улыбнулись. 

— Спасибо, что спасли мою шкуру, — поблагодарил Шакал друзей.

Овес схватил его за плечо.

— Мы будем ее спасать, пока живы, брат.

— А мне сдается, нам стоит сказать спасибо этой Свиной ножке, — заметила Блажка, указывая большим пальцем на Штукаря.

— Мне все еще хочется узнать, как он это сделал, — пробормотал Овес.

Чародей, сумев подобраться к эльфийке, предлагал ей бурдюк с водой.

— Штукарь — это отдельная загадка, — сказал Шакал, — но ее не обязательно решать прямо сейчас. Что вы выяснили у Санчо?

Овес сердито хрюкнул, и ответ дала Блажка.

— Мы не смогли добраться до него, Шак. Там по‑всюду солдаты кастили.

— Ребята капитана Бермудо?

Овес угрюмо кивнул.

— Копье мне в задницу! — выругался Шакал. Бермудо взял Санчо в тиски. И скоро должен был начать поиски своих пропавших кавалеро. Теперь они превратились в жирный пепел, но это едва ли имело значение: урон уже нанесен.

Блажка посмотрела на Овса.

— Лучше бы ты убил его тем ведром.

— Может быть. — Овес поднял тяжелые брови. — Может быть, нам нужно было убить их всех сразу. В кастили поднялась бы суета, зато Игнасио смог бы все уладить, окажись у него на ладони достаточно серебра. Трудно представить, что может быть хуже, чем сейчас.

— А если я скажу вам, что Игнасио заманил тех кавалеро в Горнило и Ваятель приказал мне и Колпаку их убить? — спросил Шакал.

Овес посмотрел на Блажку.

— Ну да, — проговорил он.

— Это хуже, — согласилась она.

Мысль о капитане‑простолюдине заставила Шакала сделать паузу.

— Санчо солгал и Игнасио, — сообщил он. — Он сказал ему, что отдал Месителю лощадь Гарсии, как договаривались.

— И? — Блажка пожала плечами. — Все в Уделье знают, что Игнасио берет монеты от Ваятеля. Если Санчо помогает Бермудо и играет против нашего копыта, то у него есть все причины лгать Игнасио.

— Знаю, — проговорил Шакал, и в его усталость вгрызлось раздражение. — Но если Бермудо надавил на Санчо, чтобы получить лощадь, то почему было не забрать и тело Гарсии? Что‑то здесь не так.

— Давайте уже возвращаться в Горнило, — предложил Овес. — Там все выясним. 

Шакал издал короткий горький смешок.

— Последнее место, где мне сейчас хотелось бы оказаться. Я ушел без приказа. Ваятель живьем спустит с меня шкуру.

Овес почесал бороду.

— Тогда что?

— Будем хорошими полукровками и сделаем, что нам велено, — проговорила Блажка ядовито и хлопнула Овса по груди. — У нас есть приказ. Найти ответы.

— Тогда давай начнем с вопросов, которые стоят прямо перед нами. — Не сводя глаз с эльфийки, Шакал шагнул к фиговым деревьям.

Штукарь остановил его на полпути, успокаивающе выставив вперед свои пухлые, унизанные кольцами руки.

— Она еще слишком напугана.

— Мне нужно только поговорить с ней. — Шакал обошел чародея.

— Это невозможно.

Шакал остановился и резко развернулся на каблуках. — Почему? Ты хочешь мне сказать, что такой умный губошлеп, как ты, не чирикает по‑эльфийски?

— Только несколько слов, — ответил тот. — Просто чтобы выразить дружелюбие. Но дело не в этом. Она не разговаривает. Вообще. Может быть, она никогда не разговаривала. Но мне кажется, это последствие пыток. 

Шакал повернулся, нахмурившись. Девица наблюдала за ним из тени деревьев, прижав колени к подбородку. Взгляд узковатых глаз был устремлен на него. Стараясь ступать медленно и плавно, он подошел к девице и присел на корточки в нескольких шагах от нее. Она немного отодвинулась, ее загорелые жилистые руки потянулись к ногам, пытаясь защититься. Шакалу показалось, что она всего на несколько лет моложе его. В глазах было больше сопротивления, чем мудрости, а в движениях — больше страха, чем готовности к борьбе. И все же в плену у Месителя даже самые стойкие обессилели бы. В этой девице, несмотря на ее позу, чувствовалась сила.

Шакал старался не улыбаться, чтобы лишний раз не показывать нижние клыки. Полуорки не были редкостью в Уделье, но если эта эльфийка всю жизнь прожила под защитой своих сородичей в уединенном Псовом ущелье, вид грязнокожего полукровки ей мог показаться непривычным. Несмотря на лесть многочисленных шлюх, которые говорили, что он самый привлекательный полукровка, какого им доводилось видеть, Шакал знал: ему было далеко до врожденной красоты, свойственной представителям эльфийского рода. Изможденный и грязный после болота, он наверняка казался несчастной девице демоном похлеще Месителя.

Смахнув с левого плеча грязь здоровой рукой, Шакал указал на татуировку — след от свиного копыта, опутанный рваными цепями. Он ничего не сказал, дожидаясь, пока эльфийка посмотрит на знак, и наблюдал за ее реакцией. Увидев татуировку, она замерла, но не потому, что успокоилась. Нет, это было отстраненное принятие, будто она смирилась со смертью, хоть и продолжала еще дышать.

— Серый ублюдок, — медленно проговорил Шакал, постучав пальцем по татуировке. — Знаешь, что это?

Эльфийка взглянула ему в лицо, но никак не показала, что поняла его. Шакал медленно указал на девицу, затем изобразил жестом рога и приложил большой палец к виску.

— Ты из Рогов?

Он даже не знал, называли ли эльфы свое копыто так же, как они, но это было лучшее, что он мог сделать. Девица молчала, но никакого замешательства на ее лице не отражалось.

Бросив показывать рога, Шакал провел костяшками пальцев по грязным волосам, имитируя процесс бритья головы.

— Рога?

В ее глазах едва заметно мелькнуло понимание. 

Шакал опустил руку и вдохнул через ноздри. Затем, встав, попятился назад, пытаясь подбодрить девицу взглядом, тем временем готовясь к неожиданностям. Он остановился возле Штукаря и, мотнув головой, подозвал Овса и Блажку. Все трое выжидающе смотрели на него.

— Она из Рогов, — сообщил им Шакал почти шепотом. Овес фыркнул, Блажка ругнулась.

Штукарь наблюдал за ними, его рот приоткрылся в изумлении.

— Боюсь, я не понимаю.

— Это эльфийское копыто в Уль‑вундуласе, — объяснил Шакал. — Мы называем их Рогами, потому что они ездят на оленях. Они заняли большой участок гор и высокогорных лесов, когда в Гиспарте распределяли земли. 

На пухлом лице чародея отразилось осмысление.

— После Нашествия, да? Припоминаю, я об этом читал.

— Они прячутся в овраге, который называется Псоым ущельем, — пробурчал Овес. — Обычно они держатся сами по себе и не терпят чужаков.

— Тех, кто заходит на их земли и похищает их женщин, — вставила Блажка, бросив острый взгляд на Штукаря.

— А‑а, я понимаю.

— Нет, не понимаешь, — ответил Шакал, наклоняясь к чародею так близко, что говорил почти прямо ему в ухо. — Нам всем нужно следить за ней в оба глаза. Потому что, помяни мое слово, эта остроухая бродяжка убьет себя, как только мы отвернемся.

Он подождал, пока смысл его слов дойдет до Штукаря, и только потом выпрямил спину. Лицо чародея оставалось безмятежным.

— А сейчас, я думала, он будет... в замешательстве. — Блажка хихикнула.

— Нет. Вовсе нет, — ответил Штукарь. — Это вполне разумно. Эльфы обособились ото всего известного мира — замкнутый народ. Они стали расой беглецов с тех пор, как их родину...

— Завались уже, мордастый, — оборвала его Блажка. — Шакал, что нам с ней делать?

У Шакала не было готового ответа.

Зато он был у Блажки.

— Лучше всего оставить ее здесь. Дать ей нож и уйти. Рога убьют нас, если увидят с ней.

— Оставить ее здесь одну — это все равно что самим перерезать ей горло, — сказал Овес.

Блажка закатила глаза.

— Тогда забудем про нож и дадим ей упасть с обрыва, как только отвернемся. Остроухие не выносят унижений. С этим ничего не поделаешь.

— А что, если мы ошибаемся? — Шакал покачал головой. — Ведь судя по всему, что мы знаем про Рога, она должна будет умереть в Псовом ущелье.

— Нет, это ты уже бред выдумываешь, — сказала Блажка.

— А вдруг, Блажка? У нее вода под боком, солнце по‑прежнему встает на востоке. Она не убьет себя, она захочет вернуться к своим. А если сможет говорить по‑своему, что она там расскажет? Что ватага полуорков спасла ее от Месителя, да, конечно. Но вот как она попала в этот плен? Потому что я готов поспорить, что в ее рассказе обязательно будет фигурировать лысый полукровка в шрамах и с кожей цвета змеиного брюха. Мало кто подойдет под такое описание.

— Думаешь, в этом замешан Колпак? — спросил Овес.

— Если это сделано по приказу вождя, то кто еще? — произнес Шакал. — Кочевникам хорошо известна его репутация. И эльфы быстро узнают, где он сейчас обретается. А мы уводим ее от Месителя. Меситель водит дела с копытами полукровок, это все Уделье знает. И где держали эту девицу, пока он ее не забрал? У Санчо. Санчо! Еще один известный товарищ Серых ублюдков. Каждый новый поворот в истории этой девицы указывает на нас. Если она заговорит — будет война. Или ты думаешь, Рогам, которые совершат налет на Горнило, будет дело до того, что мы втроем ее спасли? Мы для них будем просто тремя полуорками, с которыми нужно разобраться. Вы еще хотите ее отпустить?

— Черт, Шакал, — ответила Блажка, — она и так уже полумертвая. Ей не добраться до Псового ущелья.

— Мы не можем так рисковать. Нам нужно взять ее с собой.

Блажка не была готова уступить.

— А тебе не кажется, что у нас и так хватает забот? — Хватает. И она нам понадобится, если мы хотим все уладить.

— Она выглядит умалишенной, Шакал. Какой с нее толк, если она не может говорить?

— Мне и не нужно, чтобы она говорила. Хватит, если она просто покажет пальцем. Один взгляд на Колпака, и она поймет, кто отвел ее к Санчо, и никто в копыте не сможет отрицать, что Ваятель приказал ему это сделать. Что он рискнул развязать войну с Рогами, а значит, он недостоит быть вождем! Это наш шанс. Наконец мы сможем от него избавиться!

Слишком поздно он потом понял, что сказал. Гнев, усталость и сломанные кости усыпили его бдительность. Блажка и Овес насторожились, но не смотрели на него. Шакал проследил за их взглядами — там стоял Штукарь, рассматривавший их с озадачивающей веселостью. Если он и шпионил на Ваятеля, то хорошо это скрывал.

— Или ты сам только что дал ему все, что нужно, чтобы наконец избавиться от тебя, — сказала Блажка, и в ее тихом голосе прозвучало одновременно сожаление и отвращение.

Шакал пристально посмотрел на чародея.

— Я так не думаю.

— Ты что, сам умалишенный? — воскликнула Блажка. — Он якшался с вождем с тех самых пор, как у нас появился. Ему нельзя доверять!

— Ты сам сказал, нам нужно благодарить его за то, что вытащил нас из болот.

— Потому что он спасал и свою жирную тушку! Устав спорить, Шакал повернулся к Штукарю. — Ну что, я могу тебе, на хрен, доверять?

— Можешь, друг Шакал.

— А что бы он еще ответил? — спросила Блажка.

— А какой у нас выбор? — парировал Шакал. — Он все слышал. Все сказано! Теперь ничего не поделаешь! Что ты предлагаешь, Блажка? Чтобы мы втроем попробовали его убить здесь и сейчас?

— Я не соглашусь с таким решением, — сказал Штукарь.

— Так‑то. — Шакал направил палец на чародея, но не отводя взгляда от друзей. — Мы все сегодня видели, на что он способен. Хотите еще раз проверить? Лично я нет.

Блажка с жалостью посмотрела на него.

— Даже не знаю, кто тебя сильнее околдовал — эта эльфийская щелка или запеленутый колдун.

Штукарь прочистил горло.

— Если можно...

— Молчать, пузатый! — рявкнула Блажка. — У тебя нет права голоса, когда обсуждаются дела копыта. — И сорвав с себя бригант, швырнула доспехи Шакалу в лицо. — Ты должен помнить, кто ты такой. Серый, мать твою, ублюдок, если ты забыл. Посвященный член копыта! А не защитник эльфийской прошмандовки или брюхастого тирканианца!

— Говори потише, — предостерег Шакал.

— Спокойно, вы двое, — сказал Овес.

Но Шакал уже вышел из себя и агрессивно шагнул навстречу Блажке. Она встретила его на полпути, оскалив зубы и прижав к его лбу свой. Жар их дыханий заплясал в крошечном пространстве между ними.

— Думаешь, я о чем‑то забыл? — грозно прорычал Шакал. — Все это ради копыта!

— Все это ради того, чтобы ты стал во главе копыта!

— Кто‑то должен это сделать. Время Ваятеля вышло. Если он останется — копыто погибнет. Ты сама это знаешь! Ты хочешь помочь мне найти выход или просто пытаешься дальше мне доказать, что у тебя что‑то особенное между ног? Мне нужен твой мозг, Блажка, а не еще один болтающийся стручок!

Они простояли, напирая друг на друга еще несколько мгновений, не ослабляя растущего давления. Когда Шакал надавил сильнее и Блажка дала отпор, выступивший на лбах пот перемешался. Они не отрывали взглядов друг от друга — ее глаза горели. Шакал наблюдал, как Блажка переваривает его слова. Наконец, она ухмыльнулась и резко отпрянула. На ее лице был взгляд триумфа.

— Значит, тебе нужен выход? — спросила она. — Так вот он, прямо из мозга, а не из дырки. Мы убьем эльфийку. Бросим ее обратно в болото. Чтобы никто ничего не рассказал Рогам. Никакой войны. Мы на Свином гребне, очень далеко, и это отлично. И пока ты не начал возражать против того, чтобы запачкать руки кровью, подумай как следует. Если ее сдал Ваятель, что он сделает, как ты думаешь, когда мы явимся с ней и она начнет показывать пальцем? Думаешь, он позволит нам хотя бы дойти до стола голосований? Или мы окажемся в опоросном сарае вместе с Колпаком? Если ты считаешь, что это дает нам шанс, то я скажу тебе, что не стоит и пытаться.

— Шак, — медленно проговорил Овес. — Она права.

Шакал даже не удосужился посмотреть на своего рослого друга — он не сводил глаз с той, кого хотел убедить. Его раздражал ее выпад, мол, он боится испачкать руки в крови, и теперь он не мог сдержать подступающую желчь.

— Да, права. Это наша Ублажка, быстрая, как тренчальная стрела, и столь же непоколебимая, если ее отпустить в полет.

Он увидел, что Блажку передернуло от его слов. Пусть и едва заметно — она постаралась скрыть реакцию, но ей явно было неуютно. Блажка хотела ухватиться за его слова, возгордиться ими, но остерегалась ловушки. Она знала его так же хорошо, как и он ее.

— Мы убили человека, — проговорил он ровным голосом. — И он это заслужил. Сейчас погибли еще шестеро, плюс одну девку продали — для того чтобы скрыть первое убийство. И все по приказу Ваятеля. Он думает, что помогает копыту, но на самом деле хоронит Ублюдков вместе с Гарсией, наживая себе врага в лице Рогов, чтобы оттянуть конфликт с кастилью. Если мы не уладим это сейчас, другой возможности не будет.

Блажка перестала слушать, зацепившись только за первые слова, не в силах их проговорить.

— Я убила человека. Не ты, не Овес. Я! Я убила Гарсию. И мы бы не стояли сейчас здесь, если бы ты позволил мне об этом сказать!

— Ты права. Мы с Овсом и Штукарем были бы сейчас в Горниле и не имели никаких проблем, потому что вождю хочется иметь в копыте чародея куда больше, чем женщину!

Последняя часть фразы резанула слух и ей, и самому Шакалу. Он напрягся, чтобы выдержать боль у Блажки в глазах и куда бо´льшую — у себя в груди. Она справилась со своей быстро — Шакал даже не был уверен, что вообще ее видел. Как бы больно это ни звучало, она понимала, что он прав. Блажка медленно набрала воздуха в грудь.

— Похоже, ты все‑таки получишь голос, — сказала она Штукарю. — Добро пожаловать в семью.

Чародей ничего не ответил, но Шакал чувствовал его взгляд.

— Так что делаем, Шак? — спросил Овес, когда наступила короткая пауза.

— Возвращаемся к Санчо, — ответил он. — Ставим перед ним эльфийку. Заставляем визжать про их с Ваятелем работорговлю.

Овес небрежно пожал плечами, соглашаясь.

— А что с солдатами Бермудо?

— Придумаем по дороге. Пока же нам надо сделать так, чтобы эта девка меньше была похожа на замученную пленницу. На случай, если увидимся с ее сородичами. — Шакал посмотрел на Блажку, готовясь к новой стычке с ней. — Нужно, чтобы ты помогла ее помыть.

В Блажке едва заметно вспыхнуло неповиновение, но гордость не позволила ей отказаться от столь простого задания.

Не отрывая от него взгляда, она расстегнула пояс с мечом и бросила его на землю.

— Мне и самой не помешает купание.

— Нам всем не помешает, — сказал Шакал с улыбкой, но Блажка оставила без внимания его попытку сгладить углы. Она неторопливо прошла мимо него к эльфийке. Ненавидя себя за то, что не доверился ей, Шакал молча наблюдал, как Блажка медленно убеждала девицу подняться. Когда они направились к берегу, Шакал ткнул Овса по локтю.

— Дадим им немного места.

— Блажка может ее и утопить, — заметил Овес, тяжело ступая рядом с Шакалом.

— Штукарь за ними присмотрит.

Овес усмехнулся и понизил голос.

— Завидую ему.

— Мне кажется, ему было бы интереснее посмотреть на тебя голого, Овес.

Здоровенный трикрат провел рукой по лысой макушке, стараясь не оглядываться через плечо.

— Ты имеешь в виду... он задний?

Шакал тихонько хихикнул.

— Чего не знаю, того не знаю. Может быть.

— Было бы неудивительно. — Овес был скорее заинтригован, чем возмущен. — Говорят же, женщины крадут силу. Готов поспорить, что чародеи должны отрекаться от щелок. А если сцепляться с другими стручками, это придает ему силу, интересно? Как думаешь?

Шакал бросил на друга взгляд притворного ужаса. 

— Я не желаю выяснять, насколько ты у нас чародей! Овес сердито посмотрел на Шакала и презрительно фыркнул, оттолкнув его так, что тот упал. Шакал тяжело приземлился, не сумев вовремя выставить сломанную руку.

— Черт, Шакал! — воскликнул Овес. — Прости, брат.

Смеясь сквозь боль, чтобы облегчить чувство вины друга, Шакал позволил ему помочь себе.

— Тебе нужно с этим что‑то сделать, — заметил Овес, хмуро глядя на шину.

— После того, как разберемся с борделем, — ответил Шакал. — Но сначала я хочу смыть с себя Старую деву. Помоги мне спуститься к воде. Только не придумывай больше ничего!

— Ты не настолько симпатичный, Шакаленок. — Овес хмыкнул. — И если уж на то пошло, мне больше по душе жирный чародей. У него хотя бы есть сиськи.

Позже Шакал сидел голый на залитой солнцем скале с видом на Алундру, подставив дневной жаре свою кожу. Он с трудом завязал пучок влажных волос на затылке. Он так и не снял повязку с руки, и шелк теперь намок и сползал. Овес до сих пор стоял по грудь в воде, вымывая грязь из бороды и пытаясь подсмотреть за Блажкой и эльфийкой, которые все еще купались в узкой бухточке, прикрытой большими камнями. В любой другой день Шакал тоже был бы сейчас там в надежде на приятное зрелище, но он слишком устал и не видел конца своим мытарствам.

Оставить эльфийку наверняка было ошибкой. Как и поехать к Санчо. Но Шакал не видел другого пути. Блажка была права. Выступить против Ваятеля, с ранением, имея из аргументов только немую эльфийку, было отчаянным самопожертвованием. Так можно было лишиться всех своих шансов на то, чтобы заменить вождя. Поэтому ему нужно было все разузнать, прежде чем встретиться с остальным копытом.

На спину Шакалу упала тень, и он почувствовал, как пара крепких рук собрала его волосы. Быстрыми, умелыми движениями его влажный пучок связали в хвост и опустили на шею. Задрав голову, Шакал сощурился и увидел Штукаря.

— Я думал, это Блажка, — сказал он, слишком усталый, чтобы скрыть удивление.

— Неужели она смогла бы так быстро тебя простить? — Он чувствовал улыбку в силуэте чародея, слышал в его голосе.

Шакал, пожав плечами, снова повернулся к реке.

— Почему нет? Я же простил. Она ударила меня по яйцам, но разве я затаил обиду?

Штукарь встал рядом с ним.

— Ну да. Но вы оба привычны к насилию, к физической боли. А сегодня, друг Шакал, ты прибегнул к незнакомому выпаду.

Шакалу хотелось, чтобы слова чародея запутали его. Но нашел их даже слишком понятными.

— Ты разве не должен присматривать на нашей заблудшей эльфийкой? — спросил он резко. — Чтобы Блажка не решила утешиться с помощью насилия?

— А что я должен делать, если она так решит? — спросил Штукарь, приправив свой странный акцент легкой грустью. — Убить Блажку за то, что мною пренебрегла? Тогда бы я только стал врагом для тебя и для трикровного. Кому от этого станет легче? Не мне. Не тебе.

— Тогда останови ее, не убивая, — ответил Шакал почти бесстрастно.

Штукарь ему усмехнулся.

— Потому что я такой сильный чародей и все в моей власти? Ты так мало в этом понимаешь, друг Шакал. Нет, я должен с сожалением заявить, что жизнь эльфийки — все равно что легкое перышко в сравнении с доверием твоего копыта. Я должен положиться на терпение твоей подруги и принятие ею тех истин, коими ты ее ранил.

Шакал чувствовал себя раздраженным. И голым. Трудно было отыскать преимущество в споре с мужчиной, когда сидишь у его ног совсем без одежды.

— Почему мы так для тебя важны? — спросил он с вызовом. — Серые ублюдки. Зачем ты к нам явился? Зачем пошел со мной на болота?

Штукарь осторожно опустился на камень. Его лицо и руки были совершенно чисты, хотя Шакал не видел, чтобы он мылся. Чародей сделал глубокий, удовлетворенный вдох и посмотрел через реку.

— Уль‑вундулас и вправду чудесный край. И только ты можешь меня по нему провести.

— В Уделье еще семь копыт, кроме нашего, — сообщил ему Шакал. — В любом из них тебя бы приняли.

— Никто, кроме Серых ублюдков, не годится.

Штукарь произнес это как каприз, однако его сжатые челюсти и взгляд, которым он смотрел на воду, указывали на то, что он больше не станет это обсуждать.

— Сегодня я мог сделать тебя врагом, — проговорил Шакал после долгой паузы. — Я про Блажку.

— Весь мир — ее враг, — ответил Штукарь, не отводя взгляда от Алундры. — Иначе она не была бы той, кто она есть.

— А кто, по‑твоему, она есть? — спросил Шакал, понимая, что его вопрос звучит до нелепости покровительственно.

Когда Штукарь обернулся, на его лице была ленивая улыбка.

— Та, что способна на внушающее ужас величие. Шакал крякнул. Штукарь был прав.

— Мне любопытно, — решился сказать чародей, — как она оказалась в вашем братстве. Это же редкость, да? Чтобы женщина вступила в копыто?

— Это невозможно, — ответил Шакал. — Но она смогла. Ну... мы втроем смогли.

— Да тут целая история. Шакал скривил рот.

— Да не особо. Чтобы ввести в копыто нового члена, его должны предложить двое посвященных братьев. Этого можно добиться, если служишь сопляком, но не обязательно. Потом все решается голосами. Мы с Овсом выдвинули Блажку несколько лет назад. За нее проголосовали. Вот и все. Она была достойна этого и получила место.

— Я думаю, это потому, что ты ее тренировал, — заметил Штукарь беспечно.

Черт, этот чародей ничего не упускал. Шакал на мгновение искоса глянул на него. Штукарь снисходительно и небрежно улыбался.

— Да, — признался Шакал. — Хотя это была ее идея, в некотором роде. Мы с Овсом просто продолжили то, что уже было начато... от чего Блажка не могла отказаться. — Ему не слишком хотелось об этом рассказывать, но он поймал себя на том, что не может остановиться. Его языком руководило чувство вины, как будто рассказ о достижениях Блажки мог сгладить его вину за жестокие слова.

— У Ублюдков когда‑то был старый трикровный. Певчий. Он был ветераном Нашествия, одним из основателей копыта, и ему Ваятель доверял больше, чем всем остальным. Мать Овса, Берил, была его койкогрелкой, хотя правдивее будет сказать, что это он ей грел койку. Когда он не уходил в патруль и не выполнял поручений вождя, Певчий проводил время в приюте. Он стал нам отцом, которого у нас никогда не было. Мы называли его Печным, потому что его имя было слишком сложным для малышей. Конечно, он души не чаял в Овсе, ведь он был трикратом и сыном Берил. Но Овес был неразлучен со мной и с Блажкой, да Певчий и не был против. Он помаленьку нас учил, и чем старше мы становились, тем больше: показывал, как ухаживать за свинами и за оружием, рассказывал про копыто и про тяжаков, про их язык. Мы были юны, но он готовил нас к тому, чтобы стать Ублюдками. По крайней мере, готовил двоих из нас.

Нам было лет по восемь‑девять, когда он бросил вызов Ваятелю, чтобы занять место вождя. Мы никогда толком не знали, почему он швырнул топор. Другие его поддержали, но их было недостаточно. Вызов провалился. Ублюдки, которые его поддержали, убрали свои топоры и взмолили Ваятеля о пощаде. Но только не Певчий. Как зачинщик, он был обязан встать перед пнем и позволить Вождю метнуть свой топор. Так предписывает наш кодекс. Ваятель проявил милосердие. Я думаю, в память о тех годах, что они с Певчим провели вместе на войне. Он позволил ему уйти в кочевники.

Жизнь потекла без него, все тем же чередом, и так прошло еще несколько лет. До того дня, когда мы с Овсом пришли в Горнило, чтобы стать сопляками, оставив Блажку в Отрадной. Она в ту же ночь сбежала. Берил пришлось умолять Ваятеля послать ездоков, чтобы ее нашли. Они вернулись в тот же день. Мы с Овсом пошли с ней повидаться. Она сказала, что собирается найти Певчего, чтобы он смог закончить ее обучение, и тогда она станет ездоком. Она уже тогда была своевольной, и мы знали, что если она сказала, то так и сделает. Поэтому мы с Овсом пообещали научить ее всему, что сами умели, лишь бы она не уходила. Это была единственная причина — чтобы она осталась в безопасности. Вряд ли кто‑то из нас всерьез об этом задумывался, но что нам было делать? Берил, может, и пережила бы еще один побег, но вождь уж точно нет. Искать ее во второй раз никто бы не пошел.

В те годы это было практически невозможно. Мы с Овсом почти не вылезали из Горнила, но Блажка была терпелива. — Шакал коротко рассмеялся. — Сейчас такое трудно представить. Тем не менее без нее жизнь шла иначе. Мы оба это чувствовали, и я, и Овес, поэтому пустая клятва превратилась в настоящую цель. Мы захотели, чтобы она вступила в копыто вместе с нами. Когда мы стали посвященными братьями, устроить это стало легче. Блажка не расслаблялась, пока мы служили сопляками, и управлялась с тренчалом лучше любого из нас. Но она не могла прятать свина в соломе, как прятала арбалет, поэтому верхом она ездила плохо. Мы тайком брали ее с собой в патрули в первый месяц после того, как стали Ублюдками. То, что у нас заняло восемь лет, она освоила меньше чем за три. Когда пришло время, мы с Овсом выдвинули ее. Еще с несколькими членами копыта мы были дружны. Мы выиграли голосование и заслужили гнев вождя, но это было неважно. Мы снова стали единым целым.

На берегу, будто по зову, появилась Блажка. Она помогла эльфийке выйти из воды, обе были мокрые. Тонкие ржаво‑бурые руки и ноги эльфийки резко контрастировали с зеленым телом Блажки, состоящим из сплошных мышц. Они быстро вышли из фиговой рощи, где Блажка начала рыться в мешках у себя на седле, ища сухую одежду.

— Она красивая, — проговорил Шакал, наблюдая за ней. Женщины стояли достаточно далеко, чтобы можно было смотреть, не слишком стыдясь. Тем более он и сам был голый. Что, несомненно, делало его взгляд менее навязчивым.

Штукарь проследил за его взглядом и кивнул, прежде чем снова отвернуться к реке.

С некоторым усилием Шакал последовал примеру чародея.

— Но свое копытное имя она получила не поэтому, — продолжил он. — Когда за нее голосовали, Ваятель сказал, что женщины хороши только для двух дел. Чтобы их трахать и чтобы они...

— Ублажали, — мягко закончил за него Штукарь. Он протянул руку и принялся разматывать промокшую шину на руке Шакала. Когда он заговорил снова, в его голосе слышалось сочувствие. — И сегодня ты ей об этом напомнил.

— Нет, — ответил Шакал, поморщившись от передавшейся ему горечи. — Она никогда об этом не забывала.