Преступниками рождаются или становятся? Рассказывает Кирилл Привалов

«Криминология: история самых известных преступлений» — это книга Кирилла Привалова, автора бестселлера «Яды. Полная история» Новая книга рассказывает о явлении пока что универсальном, интернациональном и вряд ли готовом в обозримой перспективе исчезнуть из современной хроники. «Кримен» по латыни означает «преступление», а криминология — это наука, которая изучает преступника, его личность, причины и следствия совершенного злодеяния.

Еще Аристотель пришёл к выводу, что одними из основных причин преступности являются расслоение общества и низкая культура. Это актуально и по сей день. Да и суть преступных актов осталась прежней. Это убийство и кража, причинение телесных повреждений и разбой, подделка документов, ценных металлов и валюты, поджог... Низкой культурой определялась и жестокость наказания. Например, пойманные фальшивомонетчики должны были быть в Риме заживо расплавленными, как тот самый металл, из которого они отливали поддельные монеты. Злодея подвешивали за руки над котлом с кипящим на огне металлом и медленно опускали в эту раскалённую магму человека, тело которого мучительно растворялось в течение часов. Б-р-р-р!!!

«Виноватый боится закона, невиновный — судьбы», — утверждал Публий Сир, древнеримский поэт, сам в юности бывший рабом.

Мы говорим не о законе и не о судьбе, а о судьбе тех, кто не в ладах с законом. Ведь понятие «криминал» необычайно широкое, имеет много смыслов. Это и то, в чём есть признаки преступления. И непосредственно члены организованной преступной группировки. И, вообще, уголовная среда в широком смысле слова...

В «лихие девяностые» в стране бытовала грустная шутка, что в постперестроечной России «нет ничего организованного, кроме преступности». В ту пору, по мнению некоторых экспертов, только одно государство в мире могло соперничать с нашей родиной вечно зелёных помидоров по разгулу организованного криминалитета — только не смейтесь и не подвергайте меня обструкции! Это Папуа-Новая Гвинея, где банды не только поделили все острова с вчерашними людоедами на сферы влияния и стали в стране параллельной властью, но и коррумпировали значительную часть чиновников недавней британской администрации. Легендарный русский этнограф Николай Миклухо-Маклай, о тропических подвигах которого в Южных морях нам проникновенно рассказывали в начальных классах советской школы, отдыхает! В пору, когда он завоёвывал доверие туземцев бусами из стекляруса, а не долларами, папуасы жили ещё племенами, а не бандами, как сейчас.

Кстати, на языке древних кельтов, обитавших некогда на огромном пространстве — от Карпат до Бретани, — «банд» означает «связка». Из преступных «связок» выросли современные банды, многие из которых обозначили целые страны и эпохи.

Понятие «криминал» к тому же определяет сущность злодеяния, уголовного инцидента, любого действия, нарушающего общепринятые нормы поведения и наносящие ущерб личности или обществу. Слово «криминал» пришло к нам из Германии через Польшу и вошло в русский тезаурус в пору реформ Петра Великого.

У самого же государя, «прорубившего окно в Европу», борьба с преступностью осталась только на словах (за исключением, пожалуй, борьбы с коррупцией, которая, несмотря на вящие усилия Петра, всё равно осталась неистребимой на российских просторах). Надо сказать, что уголовная полиция под именем Сыскного, или Разбойного приказа существовала в России с 1619 года. Именно это учреждение худо-бедно вело борьбу с «татями» — так называли тогда всевозможный криминал. Слово «вор» обладало широким смыслом, им назывался любой преступник. Так, Лжедмитрий Второй вошёл в историю как Тушинский вор.

Приняв бразды правления в стране, «поднятой им на дыбы», Петр I в 1701 году взял и ликвидировал Сыскной приказ. Зачем? По какой причине? Остаётся лишь гадать... Оставил только Преображенский приказ, на основе которого была создана Тайная канцелярия. Ею управлял князь-кесарь, «верный царев пёс» Фёдор Ромодановский, в ведении которого были исключительно дела двух «элитных» полков: Преображенского и Семёновского. Уголовной криминалистикой этот приказ по сути дела не занимался. Его прерогативой были только политические прегрешения подданных: «Слово и дело Государево!». Произошло, казалось бы, невероятное: огромная, растущая в своих пределах, как опара из бадьи, страна оказалась, вообще, без охраны общественного порядка. А «славные дела» — вдохновенно и романтично воспетые поэтами и летописцами после смерти Петра — творились на Руси что ни на есть самые жуткие.

Великие стройки будущего императора требовали огромное количество людей. Параллельно в армию рекрутов гнали из деревень кнутами, как кандальников. Крестьяне тысячами бежали. Кто — куда... Кто-то — за Урал, кто-то — на Волгу, в каспийские степи, а кто-то — и в разбойничьи ватаги, которые «шалили» повсюду, где были леса, чтобы в них укрыться.

Царь, увлечённый проводимыми им реформами, ввёл паспортную систему с пропиской в главных городах — в Москве и в бурно строящемся Санкт-Петербурге. На стройках у крепостных крестьян, погибающих от голода, репрессий и мора в чухонских болотах, не оставалось никакого другого спасения, как сбежать куда подальше и пополнить ряды уголовников, терроризирующих резко уменьшающееся в численности население. Бандитские шайки, на вооружении которых были даже пушки, порой достигали таких размеров, что могли вести бои с военными подразделениями, направляемыми воеводами и губернаторами на борьбу с ними.

Кстати, именно на местные власти была возложена Петром обязанность бороться с преступностью. Воевод это вовсе не вдохновляло на подвиги. Они, не получавшие на следственную деятельность дополнительного финансирования, должны были бороться с преступностью с помощью воинских отрядов, так называемых «команд». Ну, хорошо: солдаты с бандитскими шайками в лесах как-то сражаться ещё могли. Но наладить в городах и в деревнях элементарную следственную работу, скажем, расследовать преступление, допросить потенциальных свидетелей, собрать доказательную базу и прочее-прочее никак не умели, да и учиться полицейским премудростям ничуть не хотели. Никто на местах, в местных гарнизонах, и понятия не имел, как это делается. Да и никто военных не освобождал от обязанностей, которые они должны были нести по своей непосредственной службе.

Страна, граждане которой оказались совершенно беззащитными перед криминалом, погрязла в воровстве, в банальном, каждодневном насилии. Если после ограбления обыватели во весь голос и кричали: «Караул!», в лучшем случае появлялся наряд драгун, патрулировавших в окрестностях. Но расследованием преступлений военные не занимались. В 1715 году Петр I, наконец-то, понял, что он столь опрометчиво когда-то натворил, и учредил Главную полицмейстерскую канцелярию. Но дела её касались только Северной столицы. Далее Санкт-Петербурга дело не пошло. Да и возглавил новую структуру вовсе не профессионал сыска, как можно бы было ожидать, а бывший царский денщик, уроженец семьи португальских евреев из Голландии Антон Мануйлович Девьер, «птенец гнезда Петрова».

Царь лично составил памятку с обязанностями столичной полиции под названием Тринадцать пунктов. Ни один из них не касался непосредственно следственной деятельности. В большей степени это было пособие по содержанию в порядке территории города. Полицейские должны были следить за чистотой улиц, отвечать за защиту их от возможных пожаров, за содержание каналов в надлежащем порядке... И ни слова о борьбе с преступностью. Воистину: «Дело спасения утопающих — дело рук самих утопающих».

Царь приказал организовать для борьбы с преступностью «добровольные дружины» из самих жителей — каждые десять дворов выбирают десятского, над ним стоит староста, отвечающий за слободу или за улицу. Если случилось чрезвычайное происшествие — убийство, кража или ограбление, — староста обязан докладывать об этом полицмейстеру. Караульщикам из числа местных обитателей рекомендовалось для защиты от «воров иметь какое-нибудь оружие» (так выразился сам Петр) и — главное — трещотку (!), чтобы ходить с ней ночью по улицам и сигналить о своём присутствии.

Несколько слов о первой русской полиции. В 1720 году её штат помимо самого полицмейстера состоял из десяти офицеров, двадцати унтер-офицеров и ста шестидесяти рядовых солдат. Для справки: в ту пору население Санкт-Петербурга уже превышало сто двадцать тысяч... Для остальных российских городов полицию так и не придумали. Да, чуть не забыл! Огнестрельного оружия у первых отечественных полицейских почти не было, зато в распоряжении их были шпаги и алебарды.

Грустная правда, конечно... Стране предстояло ждать полтора столетия прежде, чем обрести достойные её профессиональные службы по борьбе с криминалом. Впрочем, на фоне других государств Европы, а затем и Америки Россия в прошлом вовсе не представляла собой исключение. То же происходит и сегодня. Ведь преступность была всегда и везде. Во все времена. Она — исторический феномен, одна из постоянных характеристик рода людского. И повсюду криминалитет в значительной части отражал специфику не только страны, но и — в первую очередь — общества. Если оно меняло лицо, изменялась и преступность. Другими становились и методы государственно-правового реагирования на действия криминалитета.

Наш разговор — о явлении пока что универсальном, интернациональном и вряд ли готовом в обозримой перспективе исчезнуть как тень в полдень. Пока существуют собственность и деньги, будет и преступность. Не зря сказал Чарльз Диккенс: «Деньги — драгоценный посредник мира, который столь успешно устанавливается между честным человеком и бандитом». Автор «Битвы за жизнь» и «Трудных времён» сказал это в середине девятнадцатого века, но за минувшее десятилетия времена вряд ли стали менее трудными, и битвы за жизнь продолжаются. Получается, что сентенция английского классика актуальна и сегодня.

Парадокс человечества остается в том, что имена преступников, которых иногда совершенно несправедливо называют «великими», мы знаем не хуже, чем имена поистине гениев в искусстве и культуре, политике и науке. Жюль Бонно и Яков Кошельков, Клайд Бэрроу и Бонни Паркер, Дракула и Лаки Лучиано... Как они дошли до жизни такой? Как стали монстрами преступного мира? И главное: почему их криминальные «подвиги» вошли в историю и по сей день вызывают у нас, людей, вроде бы, законнопослушных, столь живой интерес?

Все эти вопросы я начал задавать много лет назад, когда — совсем молодым — сотрудничал с редакцией журнала «К новой жизни», издававшегося в СССР для работников исправительно-трудовых учреждений системы МВД. Программным девизом этого более чем своеобразного издания были слова: «На свободу — с чистой совестью». Однако со сменой эпох основательно менялось и это почти сакральное понятие «чистая совесть». И вот незадача: какова дистанция между преступлением и чистой совестью? Попытаемся вместе это определить в книге «Криминология. История самых известных преступлений».

Хотите знать больше об истории самых известных преступлений? Читайте новую книгу Кирилла Привалова.