Нобелевская премия: русские писатели‑номинанты

Нобелевская премия по литературе — одна из самых престижных наград для писателей. Она не только увековечивает имя лауреатов, но и позволяет им забыть о материальных проблемах: по состоянию на начало 2020‑х годов премия приносила победителю 11 миллионов шведских крон — то есть около 95 миллионов рублей.

Лауреата определяют члены Шведской академии. Они выбирают его из списка, который обновляется каждый год. Кандидатуру потенциального лауреата могут предлагать известные филологи и лингвисты, писательские организации и лауреаты прошлых лет. За всю историю премии ее получили пять русских писателей. Однако претендентов из числа наших соотечественников было гораздо больше.

Самым известным писателем, достойным Нобелевской премии по литературе, но так и не получившим ее, был русский классик Лев Толстой. Первая премия в этой области была вручена в 1901 году французскому поэту Сюлли‑Прюдому. Толстого же — самого авторитетного писателя той эпохи — даже не было в списках номинантов. Это было объяснимо: консервативных членов Шведской академии пугало открытое противоборство Толстого с официальной церковью.

Однако такая вопиющая несправедливость не могла остаться незамеченной: все мировое литературное сообщество осудило поступок Шведской академии. Среди возмущенных была и группа из 42 шведских интеллектуалов — в их числе были писатель Август Стриндберг, которого считают отцом современной шведской литературы, и писатель Сельма Лагерлёф, которая восемь лет спустя стала первой женщиной‑лауреатом Нобелевской премии по литературе. Они публично извинились перед Толстым за то, что Шведский комитет не внес его кандидатуру в список. Русский классик же ответил, что у него нет претензий, ведь в случае победы ему вручили бы деньги, а деньги — это зло.

Однако возмущение земляков для членов Шведской академии оказалось более весомым, нежели позиция самого Толстого. Начиная с 1902 года его имя стабильно появлялось в списке номинантов, изредка соседствуя с другими российскими авторами: юристом Анатолием Кони, немецкоязычным музыковедом Карлом Глазенапом, польскоязычным писателем Элизой Ожешко и польскоязычным писателем Генриком Сенкевичем, который впоследствии все же получил премию, став первым литератором‑нобелиатом из Российской империи.

В 1906 году Толстой попросил своего друга Арвида Ярнефельта — финского писателя и переводчика — использовать его связи в Шведской академии, чтобы повлиять на ситуацию. Классик пригрозил: если ему присудят премию, он от нее откажется. Поэтому, чтобы избежать скандала, Толстой предлагал не рассматривать его кандидатуру вовсе. Неизвестно, передал ли Ярнефельт просьбу классика, однако в последующие годы Толстого в качестве претендента на «нобелевку» больше не рассматривали.

Владимир Набоков — еще одна жертва близорукости членов Шведской академии. Удивительно, но она сознательно обошла стороной всемирно известного писателя, обогатившего своими произведениями не только русскую, но и английскую словесность.

Впервые его кандидатуру выдвинул американский философ Роберт Адамс в 1963 году — к тому моменту Набоков уже был гражданином США, оставившим свой след в западной науке и литературе. Всего на получение Нобелевской премии писателя номинировали десять раз. Среди номинаторов были британский лингвист Элизабет Хилл, американский профессор Жак Гишарно, американский славист Саймон Карлинский, голландский лингвист Бернард Тревоорт и советский нобелиат Александр Солженицын.

Однако ни очевидные художественные достоинства произведений Набокова, ни его мировая популярность, ни рекомендации влиятельных писателей и ученых не повлияли на мнение консервативных членов Шведской академии, которые сочли, что автор «аморального» романа «Лолита» ни при каких условиях не может стать нобелиатом. Спустя десятилетия даже рядовым читателям стало очевидно, что роман Набокова нельзя назвать аморальным, а члены Шведской академии в этом заключении обнажили свой непрофессионализм. Их решение остается одной из самых очевидных и вопиющих ошибок в истории Нобелевской премии.

Рекордсменом по количеству номинаций на Нобелевскую премию по литературе можно назвать Марка Алданова: его кандидатуру выдвигали 13 раз. Современным российским читателям это может показаться странным: его имя не на слуху, его произведения не включены в школьную программу, о нем практически не упоминают в СМИ. Однако это не ноунейм, а один из наиболее заметных авторов первой волны русской эмиграции: его книги были переведены более чем на 20 языков, о его творчестве положительно отзывались такие строгие критики, как Владислав Ходасевич, Владимир Набоков и Иван Бунин. При этом в Советском Союзе о нем знали лишь в узких кругах — из‑за радикальной антибольшевистской позиции писателя его имя было под запретом.

На Западе же авторитет Алданова был настолько велик, что позволял ему активно продвигать своего друга Бунина как основного русскоязычного претендента на Нобелевскую премию. После получения заветной награды Бунин отплатил своему другу тем же — на правах лауреата начал номинировать его. Однако рассмотрению кандидатуры Алданова помешали сперва Вторая мировая война — на протяжении нескольких лет премия не вручалась — а затем смерть самого Бунина.

После этого постоянным номинатором Алданова стал влиятельный публицист Самсон Соловейчик. Однако в 1950‑е годы Шведская академия была занята политическими играми с советскими авторами: как официальными — Михаилом Шолоховым и Леонидом Леоновым — так и опальными — в лице Бориса Пастернака. Поэтому кандидатура русского литератора‑эмигранта, пусть и авторитетного, всерьез не рассматривалась. Алданов умер в 1957 году, а через год премию присудили Пастернаку.

Первым советским — и при этом явственно просоветским — писателем, который был номинирован на Нобелевскую премию по литературе, стал Максим Горький. В общей сложности его номинировали четыре раза. Первый раз это произошло в 1918 году, когда из‑за военных действий в Европе премия не была присуждена вообще. Затем Горького — видимо, учтя его просоветские взгляды — стали номинировать раз в пятилетку. В 1923 году номинатором выступил французский писатель, симпатизировавший СССР, лауреат Нобелевской премии 1915 года Ромен Роллан. Однако тогда Шведская академия сочла творчество Горького недостаточно зрелым.

Все изменилось в начале следующей пятилетки. Авторитетный шведский славист Антон Карлгрен подготовил экспертное заключение, в котором положительно отозвался о повести «Детство» и пьесе «На дне». Номинаторами же Горького выступили сразу трое авторитетных специалистов: славист Сигурд Агрелл, писатель и член Шведской академии Тур Гедберг и поэт, лауреат Нобелевской премии 1916 года Вернер фон Хейденстам.

С тех пор о Горьком стали говорить как о наиболее вероятном русскоязычном претенденте на получение премии. Однако решение о ее присуждении затянулось: мешали предубеждения членов Шведской академии против большевистских взглядов Горького и литературные группы, которые выступали за присуждение премии писателям-эмигрантам Ивану Бунину и Дмитрию Мережковскому.

В 1933 году Агрелл вновь номинировал Горького. Однако в тот год премию получил Иван Бунин. Это вызвало неоднозначную реакцию как в литературных, так и в политических кругах: против этого, например, возражали советский дипломат Александра Коллонтай и поэт-эмигрант Марина Цветаева, которая считала Горького более талантливым писателем, нежели Бунин. Продолжить традицию «пятилеток» номинаторам не удалось: в 1936 году Горький скончался.

Помимо Горького, с Буниным конкурировал также философ Дмитрий Мережковский. В общей сложности его номинировали десять раз. Яркий представитель Серебряного века, Мережковский был известен и среди советской интеллигенции, которая еще помнила дореволюционные времена, и среди европейской: его воспринимали как живого русского классика, преемника традиций Льва Толстого и Федора Достоевского.

Впервые о Мережковском члены Шведской академии узнали еще до революции: его кандидатуру в 1914 году выдвинул академик Петербургской академии наук Нестор Котляревский. Однако затем о Мережковском на полтора десятилетия забыли — последовали Первая мировая война и Октябрьская революция, поэтому и у номинатора, и у номинанта появились проблемы поважнее.

Начиная с 1930 года постоянным номинатором Мережковского стал Сигурд Агрелл, который также продвигал кандидатуры Горького и Бунина. После получения последним Нобелевской премии стало очевидно, что в течение ближайшего десятилетия русский писатель не сможет претендовать на эту награду. Тем не менее Агрелл продолжал номинировать Мережковского вплоть до 1937 года. Позже писатель стал «нерукопожатным» — как ярый антибольшевик, он был готов поддержать любого противника СССР, а потому публично одобрял действия Бенито Муссолини и Адольфа Гитлера. Такого Шведская академия писателю не простила.

Дважды был номинирован на Нобелевскую премию Иван Шмелев — писатель‑эмигрант, стоявший на крайних антибольшевистских позициях. Впервые его номинировал в 1931 году немецкий нобелиат Томас Манн, который высоко оценил эпопею «Солнце мертвых». Однако в то же время на премию выдвигались Бунин и Мережковский, поэтому кандидатура Шмелева осталась незамеченной — несмотря на то, что он был довольно хорошо известен в Европе.

Писатель попытался заручиться поддержкой других влиятельных литераторов и ученых. Он обратился к шведскому нобелиату Сельме Лагерлёф и слависту Сигурду Агреллу, но они ответили отказом. Поддержать Шмелева согласился лишь голландский славист Николас Ван Вейк, который был страстным поклонником его творчества. В 1932 году Ван Вейк выдвинул кандидатуру писателя, но члены Шведской академии вновь не восприняли ее всерьез. Зато всерьез воспринял притязания Шмелева на премию его приятель Иван Бунин, который после этого с ним рассорился. Дружба дружбой, а шведские кроны врозь.

После того, как Мережковского дисквалифицировали, основным русскоязычным кандидатом на получение Нобелевской премии стал философ‑эмигрант Николай Бердяев. Его номинировали семь раз. В 1942 и 1943 годах премия не вручалась, а затем, в начале Холодной войны, Шведская академия, по‑видимому, не рисковала присуждать награду русским писателям. В 1948 году Бердяев умер, поэтому вопрос о его возможном награждении отпал сам собой.

Среди других русских эмигрантов, претендовавших на получение Нобелевской премии по литературе, можно выделить известного писателя Бориса Зайцева, которого номинировали в 1962 году. Награду он так и не получил, поэтому выдвижение его кандидатуры можно счесть данью уважения к одному из старейших литераторов‑эмигрантов — на тот момент ему исполнился 81 год. В том же году был номинирован и лингвист Роман Якобсон. Больше его кандидатуру не выдвигали.

Ряд известных русских писателей после Октябрьской революции остался в СССР. Из них на получение Нобелевской премии чаще всего номинировали Константина Паустовского. Впервые его кандидатуру выдвинули в 1965 году наряду с еще одной «дебютанткой» Анной Ахматовой и неоднократным номинантом Михаилом Шолоховым. Последний и получил премию. Некоторые члены Шведской академии предлагали разделить награду между ним и Ахматовой, однако впоследствии от этой идеи отказались. Ахматову номинировали и на следующий год, но ее смерть прервала обсуждение ее кандидатуры. Паустовского же продолжили номинировать на получение премии вплоть до его смерти в 1968 году.

Среди советских писателей, претендовавших на «ноблевку» необходимо упомянуть Леонида Леонова — одного из столпов соцреализма — и поэта Евгения Евтушенко: первого номинировали в 1949 и 1950 годах, второго — в 1963. В последующие годы вопрос об их награждении не поднимался: представителем соцреалистов среди нобелиатов стал Михаил Шолохов, а советских поэтов — уже не вполне советский к моменту награждения Иосиф Бродский.

Иногда на получение Нобелевской премии выдвигали, мягко скажем, не вполне очевидных номинантов. Например, белого генерала Петра Краснова, который прославился скорее как военный, нежели как публицист. В 1926 году его кандидатуру предложил русский славист‑эмигрант Владимир Францев. Однако, по мнению большинства литературоведов, произведения Краснова не отличались особой художественной ценностью, поэтому его номинирование можно расценить как казус.

Как казус можно охарактеризовать и номинирование советского перебежчика Игоря Гузенко, который после передачи секретных сведений правительству Канады стал зарабатывать на жизнь изданием мемуаров. В 1955 году его кандидатуру выдвинули профессор Юджин Хадсон Лонг и американский писатель Джеральд Брейс. Разумеется, «нобелевку» Гудзенко не получил.