Художник Валерий Дмитрюк: «Иллюстратор должен быть хорошим аккомпаниатором»

Третьего ноября 75-летний юбилей отмечает Валерий Дмитрюк – выдающийся художник, иллюстратор, дизайнер и карикатурист. Современные, яркие, озорные, и вместе с тем философские иллюстрации Дмитрюка заметно опередили свое время – они и сегодня смотрятся неожиданно и свежо. Несколько слов о послужном списке художника (перечислять все будет слишком долго, ибо диапазон его деятельности чрезвычайно широк): почти 20 лет Дмитрюк был главным художником журнала «Детская литература» и получил несколько наград за свою работу. Был постоянным сотрудником журналов «Мурзилка», «Весёлые картинки», «Колобок», «Кукумбер» и других. Проиллюстрировал множество чудесных детских книг: Григория Остера, Олега Григорьева, Бориса Заходера, Эдуарда Успенского и других. Работал карикатуристом в журнале «Крокодил». В 90-х отмечался как лучший художник года. Стал художником-постановщиком нескольких анимационных фильмов на студии «Экран» и десятка диафильмов. За иллюстрации к «Истории одного города» М. Салтыкова-Щедрина был награждён серебряной медалью Академии художеств России.

Художник живет и работает в подмосковном местечке Снегири. Его кабинет напоминает волшебную шкатулку: диван со старинной спинкой, ацтекский ковер, антикварные вещицы и, конечно же, книги, книги, книги. В окно почти стучится лес. Все это Валерий Андреевич после обмена приветствиями любезно демонстрирует на камеру (беседа ведется по Скайпу).

- Здорово там у вас, не кабинет, а сундучок в лесу. Это ваше постоянное жилище?

- Да, я перебрался сюда почти 35 лет назад. Мне было 40, тогда пошла такая ломка организма, что я вдруг решил, что не хочу в городе жить и сбежал из Москвы. Сейчас перед нами с женой стоит вопрос: возвращаться в Москву или нет? С одной стороны, мы уже немолоды и нужны врачи поблизости, с другой, после 40 лет сидения в этой красоте попасть в город… Это же жуткий стресс. Не хочется уезжать.

- Значит, Вам комфортно наедине с собой. В отличие от многих городских жителей, которые постоянно направлены вовне.

- Это симуляция деятельности. Известный тантрист Бхагаван Шри Раджниш (Ошо) много говорил об этом. В городе слишком много суеты. Все силы уходят на демонстрацию того, что мы еще живы. 

- Увлекаетесь восточной философией?

- Не так, чтобы очень, но кое-что попадалось, конечно. Как раз лет 40 назад мне товарищ дал в шестом или седьмом варианте перепечатанную машинописную копию размышлений Раджниша. В ужасном переводе, на папиросной бумаге вот такой толщины. В какой-то степени она меня сподвигла на побег. Я ее переводил на нормальный язык и переписывал для себя. Забавно, что в те времена искали антисоветчину в каком-нибудь Солженицыне или Синявском. Ведь эти труды были для строя куда страшнее, поскольку подрывали в корне все эти устои, выбивали почву из-под ног.

- Валерий Андреевич, в 70-е вас причисляли к авангардным художникам…

- Не знаю… Авангард, слишком высокое понятие. В те годы я работал в «Детгизе» и изо всех сил старался делать не то, что требуется. Может быть, поэтому причисляли. Просто старался делать книжку, которая была «Детгизовской» традицией для меня. Издательство было прекрасное с одной стороны, и очень косное с другой, оно не желало никаких новаций. И вот потихонечку нам удалось расшатать эти, казалось, железные основы «Детгиза». Мы не были компанией в полном смысле этого слова. Скорее группой единомышленников. Я очень любил и дружил с Пивоваровым и другими художниками… Плюс ко всему прочему журналы тогда занимали заметное место и через журналы результат получался более быстрый. Мы выдумывали новые приемы, технологии. Например, в «Веселых картинках» я был сторонником придумывания журнала как фильма. Писал раскадровку от корки до корки, чтобы получалось такое сквозное действие. Тогда как раз в качестве главного редактора пришел Рубен Варшамов – прогрессивный, открытый новому человек, большой друг авангардных художников. И мы очень активно стали играть в такую форму, как журнал…

- Тем, кто помладше, остается только воображать, какое впечатление ваши иллюстрации производили на зрителя и читателя тогда, потому что сегодня они – те же самые иллюстрации – по-прежнему смотрятся очень современно. Насыщенные цвета, графичные, перетекающие друг в друга формы напоминают стиль художественного граффити. Вернее, некоторые граффитчики как будто подсмотрели манеру исполнения у художника Дмитрюка. Как вы, кстати, относитесь к этому виду искусства?

- Отношусь хорошо, но, к сожалению, то, что я вижу у нас, когда еду по железной дороге, немножко скучно. Они такие немножко заштампованные, что ли, что в любом виде искусства плохо – идти по проторенной дороге. Но вообще мне это очень нравится. Ведь кто такие современные граффитчики? Это люди, как правило, неученые, наивные художники. Никакого художественного воспитания у них нет, но внутри поет художник, и это изумительно. Мое любимое направление в большой живописи – это наивное искусство. Это то, что по-прежнему меня приводит в восторг. Не все, конечно, но есть такой блеск, которого категоричному профессионалу не достичь. Так что ваш комплимент относительно граффити мне очень лестен, хотя, признаюсь, что себя как художника я совсем, категорически не люблю. Работы других – да. А свои не нравятся.

- Почему?

- Так получается, что ты ставишь себе определенную пластическую цель, а когда достигаешь, то она становится тебе уже неинтересной. Поэтому ее уже не расцениваешь как удачу.

- Как вы сами определяете направление иллюстрации, в котором работаете?

- Если очень грубо поделить подход художника-иллюстратора к тексту, то… Возвращаясь к тому, о чем мы с вами только что говорили, есть очень профессиональные академически художники, какие были в «Детгизе». Они могли очень реально нарисовать красивого ребенка, изумительную собачку, кошечку, все они удивительно красивенькие были. Но они были плохими выдумщиками. Я отдаю должное их величию, но себя отношу совсем к другому типу. Я считаю, что детская книга должна раздвигать границы мира и возмущать в ребенке дух фантазии, часто робкий, задавленный, должна спровоцировать его на творчество и соучастие.

- В чем вообще особенность работы книжного иллюстратора? Что должен учитывать художник, который решил пойти по этой стезе?

- Буквально на днях ко мне обратился один издатель. Он показал мне новую книжку художницы, которая нам обоим нравится. Но при этом сказал, что автору иллюстрации не понравились. Я посмотрел, почитал и согласился – хорошие иллюстрации, но совершенно не подходят этой книге. В чем здесь проблема – и это довольно распространенная проблема современной новой книжки – художница так самодостаточна, что ей плевать на текст. Я это замечаю довольно часто – современные художники не читают текста. Нельзя забывать о том, что как бы ты не был хорош, по отношению к тексту книги ты вторичен, если только сам не придумал его, как, к примеру, Микола Воронцов. Но, к сожалению, у нас таких книжек пока мало. Думаю, что будет больше. Покуда этого нет, мы должны иллюстрировать текст так, чтобы помочь ребенку понять его правильно, помочь автору донести требуемый смысл, привнести то, что у автора звучит между строк. Художник должен быть ему помощником.

- В одном из интервью вы обронили фразу о том, что "диктат денег сильнее, чем политический". Вам действительно выпало жить и работать в непростое время - сначала давила политическая идеология, потом в стране царила полная неразбериха, в сытых нулевых свои условия стали диктовать деньги... Когда вам было комфортнее всего работать?

- В принципе, всегда. Сопротивление действительно всегда присутствует, но оно не смертельно. Слава богу, есть люди, в том числе и в рядах вашего издательства, с которыми очень приятно работать. Гонорары у нас, правда, всегда были небольшими. В перестройку мы вообще работали фактически бесплатно. Один мой друг, с которым мы работали в «Веселых картинках», эмигрировал в Штаты. Так вот за ту же работу он получает там в десять раз больше. Деньги, конечно, нужны. Но все-таки они всегда были для меня вторичны. Важнее иметь возможность сделать то, что хочется, работать «по любви». Так я пришел однажды в ныне почивший журнал «Кукумбер», где работали в основном совсем молодые девчонки. И сказал редактору: Анечка, я хочу у вас работать. Она подумала, что я издеваюсь – вроде мЭтр такой пришел, и с подозрением сказала: у нас очень плохо платят. А я все равно хочу, сказал я. Я считаю, что это единственно возможный подход к работе, когда можно сказать, как в том анекдоте: о, за это удовольствие еще и платят!

Несмотря на небольшие гонорары, я стараюсь четыре раза в год бывать на море, а друг боится покидать рабочий стол – уже несколько лет не брал отпуск. Вообще все мои друзья художники невероятно любят работать. Именно любят. Трудоголик – это немножко не то. Тот же Микола Воронцов. Он живет своим делом. Еще один мой друг хороший, Максим Пакалев, живет в Казани. Какая, кстати, хорошая вещь – компьютер. Все друзья раскиданы по миру. А я сижу тут в своей шкатулочке и общаюсь с ними даже чаще, чем с москвичами.

- Николай Воронцов, кстати, называет вас в числе своих любимых художников.

- Ну, это для меня слишком большая честь. У нас с ним как получилось… Он человек по специальности совсем чуждый нашему делу и когда мы с ним познакомились, он начинал как карикатурист. Лет 25 назад он обратился ко мне и мне так понравились его работы… По ним было видно, что он хороший изобретатель. С тех пор так и дружим. Очень светлый художник.

- Чем Вы сейчас занимаетесь, над чем работаете?

- Сейчас переделываю «Приключения капитана Врунгеля». В старом варианте картинки были статичные и «Малышу» захотелось их немножко оживить. Хотя, должен сказать, что эту книжку я не люблю – противная она.

- Почему?

- Она политично агрессивно мерзкая. Я, правда, и Мюнхаузена не люблю. Мне предлагали у вас ее делать. Я отказался. Ну что это за подвиги остроумные – выбить лису из шкуры, забраться к медведям и всех зарезать, сбросить лошадь с колокольни.

- Ну он же враль!

- Врать тоже можно по-разному. Ребенку остроумие этим не привьешь. В том же плане враль Врунгель Некрасова. Книжка написана в конце 30-х и очень соответствовала идеологическому курсу того времени. Все вокруг недолюди – американцы, голландцы, японцы. Одни мы умные. Думаю, что она до сих пор популярна благодаря мультфильму. Вот он действительно прелестный. Художники и постановщики там столько понаворочали прекрасного, чего в книжке даже и нет.

- Ну а какие книжки Вам нравятся?

- Я всегда любил авторов, которые позволяли художнику быть парадоксальным, неожиданным, стебовым. Тот же Григорьев. Когда он появился в 80-х, это была бомба. Мне предложили книжку, а я буквально за неделю до этого ее прочел по подсказке одного художника и был поражен этому фонтану, такому сложному по смыслу и философии. Когда мне ее предложили, это было как чудо. А потом она подверглась такому избиению, просто жуть. Редактора издательства выгнали. Григорьев безработный. Я тогда работал в штате журнала, но от иллюстрирования книжек меня отлучили, инкриминируя антисоветчину! И это в гуманное время! В другое могли и за задницу взять. И все это – за слова «Ну как тебе на ветке? Спросила птица в клетке.

…На ветке, как и в клетке…

- Только прутья редки…» То есть, непонятно, кто в клетке, кто нет, свободы как таковой нет ни там, ни тут. Остер всегда мне был интересен, Успенский, Заходер. Одна из моих последних книг – пример полного минимализма. Это Петрушевская. Это нарочито примитивный подход. Но и там автор первичен. Я как аккомпаниатор. И чем удачнее ты будешь аккомпанировать автору, тем интересней будет читать книгу.

- А новые иллюстрации вы сейчас делаете?

- Нет. В основном идут издания с переделками. Было несколько хороших предложений. Я со всей смелостью отказался. Боюсь проваливаться в работу на год. Немножко сменились приоритеты – планчики у меня сейчас коротенькие, в соответствии с будущим юбилеем. Мне стало нравиться рисовать пейзажи с натуры. Абсолютно бескорыстно, для себя. Очень люблю писать людей. Таких пляжных, гротесковых. В душе я так и остался карикатуристом. Мне очень нравится жанр альбомного рисунка. Можно назвать это эскизом или наброском, но мне не нравятся эти определения. Это именно быстрый рисунок. Быстрота передает эмоции, которые человек потеряет, если начнет переводить в масштабную работу. Очень важно, и в книгах тоже, донести до конечной иллюстрации свежесть эскиза. Микола Воронцов, уже не раз здесь упомянутый, очень хорошо это умеет делать. Хотя, конечно, издатель, да и читатель в большинстве любит книжку гладкую, сладкую, вышитую гладью. Но мне, к сожалению, близко немножко другое.

- Ваш коллега Виктор Александрович Чижиков очень уважает кошек, у него даже книжка есть про котов знаменитых людей. А Вы, я знаю, большой любитель собак.

- Не только собак, я вообще всю живность люблю. И, честно говоря, не очень понимаю, как можно любить одних и не терпеть других. Недавно рисовал жабу и поражался – до чего же красивое создание. А подводный мир - это же фантастическое зрелище! Я вообще-то человек неверующий, но, оказываясь под водой и наблюдая все это великолепное разнообразие, невольно задумываюсь о божественной природе творения жизни.

- Занимаетесь дайвингом? Где?

- Любительским, на Красном море. Глубокие погружения не для меня. Жизнь кипит на рифах, на глубине метра-двух. Можно было бы повторить слова афоризма, что чем больше я узнаю людей, тем больше люблю животных, но, к счастью, с людьми мне тоже в основном везет. Поэтому я просто с каждым днем все больше влюбляюсь во всякую живность.

Фотография: Александры Кириллиной

Иллюстрации из книг: Э.Успенского «Гарантийные человечки» и Г. Остера «Петька – Микроб»