Большая книга: «Дон Кихот». Глава XLIX

Публикуем бессмертный роман Мигеля де Сервантеса, который появился 405 лет назад. Все знают, кто такой Дон Кихот и Санчо Панса, но на самом деле не так много людей действительно прочитали эту толстую книгу.

Всего 10 минут в день, и к концу карантина вы прочитаете одну из самых знаменитых книг «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский». Каждый день на ast.ru встречайте очередные главы романа, которые соберутся в полную книгу.

Мигель де Сервантес

ДОН КИХОТ

Роман

Глава XLIX

о том, как Дон Кихот напутствовал Санчо Пансу перед тем, как тот отправился управлять островом

Приключение с Долоридой так понравилось герцогу и герцогине, что они решили устроить еще несколько забавных шуток над простодушными друзьями. Поэтому на следующий день после полета Клавиленьо герцог сказал Санчо, что ему пора вступить в губернаторскую должность, так как островитяне ждут его не дождутся, словно майского дождика.

Санчо отвесил поклон и сказал:

— С тех пор как я с высоты поднебесья посмотрел на Землю и увидел, какая она маленькая, мое желание сделаться губернатором несколько остыло. Подумаешь, какая честь владеть горчичным зерном и управлять полдюжиной людей ростом с орешек! Если бы ваша светлейшая милость соблаговолила пожаловать мне малюсенький кусочек неба, ну хотя бы в полмили, я бы принял его с большим удовольствием, чем самый большой остров на свете.

— Друг мой Санчо, — ответил герцог, — я никому не могу подарить кусочка неба, хотя бы величиной с ноготь, ибо только один Господь располагает подобными дарами. Я даю вам то, что могу дать, — самый настоящий и подлинный остров, круглый и ровненький, необыкновенно плодородный и изобильный, и если вы сумеете взяться за дело, то вместе с благами земными вы заработаете себе и Царство Небесное.

— Ну ладно, остров так остров, — ответил Санчо. — Я постараюсь так губернаторствовать, чтобы душа моя, назло всем мошенникам, отправилась прямо на небо. Ведь я берусь за это не из корысти, не по спеси, не из желания прыгнуть выше собственного носа и пробраться в большие люди, а просто потому, что мне хочется попробовать, каково на вкус это самое губернаторство.

— Если вы только один раз его попробуете, Санчо, — ответил герцог, — то потом вы и язык проглотите вместе с этим куском, ибо ничего нет на свете слаще, чем приказывать и видеть, что вам повинуются. Я не сомневаюсь, что когда ваш господин сделается императором, а, судя по всему, этого недолго ждать, то уж никакими силами нельзя будет вырвать у него из рук власть, и в глубине души он будет скорбеть и печалиться, что столько лет прожил не императором.

— Сеньор, — ответил Санчо, — я представляю себе, что командовать всегда приятно, хотя бы даже стадом баранов.

— Нам с вами хоть в одну могилу ложиться, Санчо, — сказал герцог. — Во всем-то вы знаете толк, и я надеюсь, что вы будете управлять так же разумно, как разумно вы рассуждаете. Помните, что завтра же вы отправитесь губернаторствовать, а сегодня вам выдадут подобающую вашему сану одежду.

— Пускай меня наряжают как угодно, — ответил Санчо. — Какое бы ни было на мне платье, все равно я останусь Санчо Пансой.

— Совершенно справедливо, — сказал герцог, — но люди обязаны одеваться соответственно своему званию и состоянию. Не подобает юристу одеваться солдатом, а солдату носить мантию священника. Вы, Санчо, будете одеты наполовину ученым и наполовину военным, ибо для управления островом, который я вам пожаловал, науки нужны в такой же мере, как и военное искусство, а военное искусство в такой же мере, как и науки.

— Ну, в науках-то я не силен, — возразил Санчо, — я даже азбуки не знаю, но вы увидите, ваша светлость, что это не помешает мне стать хорошим губернатором. Что же касается военного искусства, то, если мне дадут оружие, я, с Божьей помощью, не выпущу его из рук, пока не упаду.

— Ну, с такими твердыми правилами, Санчо, — ответил герцог, — вы, наверное, никогда не сделаете ни одной ошибки.

В это время вошел Дон Кихот. Узнав, что Санчо назначен наконец губернатором острова, он взял его за руку и с разрешения герцога увел к себе в комнату, чтобы преподать ему кое-какие наставления. Войдя к себе, он запер дверь и, почти насильно заставив Санчо сесть рядом с собой, начал спокойным голосом:

— Друг мой Санчо! Я возношу благодарность Небу за то, что на твою долю выпала великая удача раньше, чем счастье улыбнулось мне. Я возлагал надежды на милость судьбы, чтобы вознаградить тебя за верную службу, и вот теперь я только начинаю подниматься на вершину, а ты уже до срока и вопреки всем законам здравого смысла видишь желания свои исполненными. Другие люди дают взятки, упрашивают, докучают, недосыпают, клянчат, упорствуют и ничего не достигают; а ты, не приложив никакого труда, добился такой должности и положения, на которые всегда есть столько охотников. Ты не вставал спозаранку, не проводил бессонных ночей, ни о чем не хлопотал, а между тем стоило только духу странствующего рыцарства повеять над тобой, и, ни с того ни с сего, тебя сделали правителем острова. Говорю я это к тому, о Санчо, чтобы ты не приписывал оказанной тебе милости собственным заслугам. Нет, возблагодари за нее сперва Небо, которое постепенно устраивает все к лучшему, а затем и орден странствующего рыцарства, обладающий такой силой и величием. Заставь же сердце свое поверить тому, что я тебе сказал, о сын мой, а затем внимательно выслушай меня: я желаю быть твоей путеводной звездой, дабы указать тебе путь и провести тебя к безопасной гавани по тому бурному морю, в которое ты собираешься ринуться, ибо высокие должности суть не что иное, как глубокая пучина смятения.

Прежде всего, о сын мой, ты должен бояться Бога, ибо в страхе Божием заключена премудрость, а сделавшись мудрым, ты уже не будешь совершать ошибок.

Во-вторых, старайся познать самого себя, ибо, познав самого себя, ты не будешь кичиться, не станешь надуваться, как лягушка, пожелавшая сравняться с волом, не уподобишься павлину с его пышным хвостом и уродливыми ногами. Никогда не забывай, что ты раньше пас свиней.

— Это правда, — ответил Санчо, — но тогда я был еще мальчишкой, а подросши немного, я стал пасти уже не свиней, а гусей. Однако, по-моему, это не имеет значения, ведь не все же правители королевского рода.

— И то правда, — сказал Дон Кихот. — Но человеку незнатного происхождения надлежит при исполнении своей высокой должности проявлять особую снисходительность. Она избавит его от злобной клеветы, от которой трудно бывает уберечься правителю. Не забывай, что ты родился простым крестьянином, не стыдись признаваться в этом, ибо, видя, что ты сам этого не стыдишься, никто не будет стыдить тебя. Старайся быть смиренным праведником, а не надменным грешником. Помни, что не сосчитать людей, которые, родившись жалкими бедняками, достигли высших почестей, сделались папами и императорами. Я мог бы привести этому столько примеров, что ты утомился бы, слушая меня.

Помни, Санчо: избрав путь добродетели, ты никогда не позавидуешь княжеским или королевским преимуществам, ибо добродетель ценится дороже знатности происхождения. Если в то время, когда ты будешь губернатором, к тебе приедет кто-нибудь из родственников, не гони его, не обижай, а, напротив, прими с честью. Когда ты выпишешь к себе жену — ибо не следует правителю разлучаться надолго со своей супругой, — то поучай и просвещай ее, смягчи ее природную грубость, ибо часто бывает, что все, приобретенное умным губернатором, гибнет и пропадает по вине его глупой и невежественной жены. Никогда не позволяй ей вмешиваться в дела правления. Смотри, чтобы она не оказалась удочкой с крючком для ловли рыбки в мутной воде. Ибо истинно говорю тебе: муж ответит на Страшном суде за малейшую взятку, принятую у просителя его женой.

Никогда не руководись законом собственного произвола, ибо ему следуют только невежды, мнящие себя большими умниками.

Пусть слезы бедняка встретят в тебе больше сострадания, но не меньше справедливости, чем жалобы богатого. Доискивайся правды, и да не помешают тебе в этом ни подарки и посулы богача, ни рыдания и мольбы бедного. Там, где может и должно иметь место беспристрастие, не подвергай виновного всей строгости закона, ибо слава сурового судьи ничем не лучше славы судьи милостивого.

Если ты пожелаешь смягчить суровость закона, то сделай это из сострадания к грешнику, а не ради тех даров, которые он тебе пообещает.

Если тебе когда-нибудь случится разбирать тяжбу твоего врага, то забудь о своей вражде к нему и думай только о том, на чьей стороне правда.

Пусть при разбирательстве чужих дел тебя не ослепляет личное пристрастие, иначе ты совершишь ошибки, которые большей частью бывают неисправимыми. Если придет к тебе просить правосудия красивая женщина, отврати глаза от ее слез и слух твой от ее стонов. И со строгим беспристрастием разбери ее просьбу. Иначе разум твой утонет в слезах, а твоя добродетель в ее стонах.

Если тебе придется присудить кого-нибудь к наказанию, не терзай его слуха жестокими словами: для несчастного довольно мук его наказания, и нечего прибавлять к ним еще жестокие речи.

Смотри на виновного как на человека несчастного, обуреваемого слабостями, свойственными греховной природе человека, и будь к нему милостив и сострадателен; помни, что милосердие превыше всех добродетелей.

Все эти наставления касаются твоей души. А теперь я дам тебе несколько советов, касающихся твоего тела. Прежде всего я советую тебе соблюдать чистоту, вычесывать голову, почаще бриться и стричь ногти, иначе они становятся похожими на черные когти кобчика, питающегося ящерицами. Никогда, Санчо, никому не показывайся в рваной и неряшливой одежде, ибо так делают только ленивые и распущенные люди.

Если звание твое потребует, чтобы твои слуги носили ливрею, то позаботься, чтобы эти ливреи не были пышными и яркими, и распредели их между слугами и нищими; вместо того чтобы одеть шесть пажей, одень трех нищих и трех пажей, и тогда будут у тебя пажи и на земле, и на небе.

Не ешь ни лука, ни чеснока, чтобы по их запаху не догадались о твоем мужицком происхождении.

Ходи медленно, говори спокойно, но не так, чтобы казалось, что ты прислушиваешься к собственным речам, ибо всякая напыщенность дурна.

За обедом ешь мало, за ужином еще меньше, ибо здоровье всего тела куется в кузнице нашего желудка.

Будь умеренным в питье, — помни, что человек, выпивший лишнее, не хранит тайн и не держит обещаний. Ты имеешь обыкновение, Санчо, вставлять в свои речи множество пословиц; избегай этого, ибо хотя пословицы и заключают зерно мудрости, но ты по большей части приводишь их некстати, и они кажутся не столько мудрыми изречениями, сколько просто вздором.

— Ну, тут уж один Бог может мне помочь, — ответил Санчо, — ибо у меня в голове пословиц больше, чем в книжке. Стоит мне заговорить, как все они разом летят ко мне на язык и наперебой норовят выскочить все вместе. Тогда я хватаю первую попавшуюся и уже не думаю о том, кстати она или некстати. Но впредь я постараюсь приводить только те поговорки, которые подобают важности моего сана, ибо в богатом доме на стол собрать не долго, а кто сдает, тот уже не тасует, а кто бьет в набат, сам сидит в безопасности, а чтобы давать и иметь, нужна голова на плечах.

— Правильно, Санчо! — воскликнул Дон Кихот. — Ну что ж, нанизывай, вали в кучу свои пословицы — ведь никто тебя за руку не держит: мать меня наказывает, а я себе знай волчок запускаю! Я тебе говорю, чтобы ты избегал пословиц, а ты в одну минуту наговорил их целый ворох. Заметь, однако, Санчо: я совсем не против пословиц, когда их приводят кстати, но громоздить их как попало — значит делать свою речь несуразной и низменной.

Слушай же дальше, Санчо, — когда будешь садиться на лошадь, не откидывайся назад всем корпусом, не вытягивай ног, наподобие палок, и не сиди мешком, словно ты едешь на ослике. Помни, что по тому, как ты ездишь верхом, легко определить, кто ты: кабальеро или конюх. Не спи долго, ибо кто не встает с солнцем, тот не наслаждается прелестью дня, и помни, Санчо, что прилежание есть мать удачи, а леность мешает в достижении желаемого.

Одежда твоя должна состоять из длинных штанов, длинного камзола и еще более длинного плаща; о шароварах и думать позабудь, ибо они не приличествуют ни рыцарям, ни губернаторам.

Вот пока и все, что мне хотелось тебе сказать, Санчо. Если ты последуешь моим советам, дни твои будут долги, а добрая слава вечной и счастье будет твоим спутником на земле; ты поженишь детей по собственному усмотрению, твои сыновья и внуки будут считаться благородными, ты будешь мирно жить среди расположенных к тебе людей, а когда твоя долгая жизнь придет к концу, ты встретишь смерть в кроткой и зрелой старости и маленькие нежные ручки твоих правнуков закроют тебе глаза.

— Сеньор, — ответил Санчо, — я прекрасно понимаю, что ваша милость учит меня вещам добрым, святым и полезным, но как они могут мне пригодиться, если я тотчас же их забуду? Правда, советы насчет того, чтобы не отращивать ногтей и быть умеренным в еде, я запомнил, но все прочие штуковины и закорючки мне не удержать в голове. А потому не худо было бы вам написать все это на бумажке и дать мне. Ничего, что я неграмотен, — я передам записку моему духовнику, а он по мере надобности станет вдалбливать мне в голову ваши правила.

— Подумай, Санчо! — вскричал Дон Кихот. — Какой же ты губернатор, если не знаешь грамоты. Это огромный недостаток, и я хотел бы, чтобы ты, по крайней мере, научился подписывать свое имя.

— Это я умею, — ответил Санчо, — потому что, когда я был старшиной в нашей деревне, меня научили рисовать буквы вроде тех, что ставят на тюках с товарами, и сказали, что так пишется мое имя. Но все это не так уж важно: я всегда могу сказать, что у меня болит правая рука, и велеть другому подписываться за меня. Все на свете поправимо, кроме смерти; в моих руках будет губернаторская палка, и я буду делать все, что мне вздумается; недаром же говорится: коли отец у тебя алькальд, ты сам хозяин… А ведь я буду губернатором — это еще почище алькальда! Пусть-ка чихнут на меня да пеню наложат: придут по шерсть, а угодят сами под ножницы; кого Бог возлюбит, того и под клетью найдет; глупые речи богача слывут в свете мудрыми изречениями, а я буду богат, ибо губернаторы всегда приобретают богатство. Стало быть, незачем мне становиться медом, а то меня мухи скушают; «сколько ты имеешь, столько ты и стоишь», как говорила моя бабушка, а с человеком зажиточным никто не связывается.

— Тысяча проклятий! — вскричал, выйдя из себя, Дон Кихот. — Чтоб дьяволы побрали тебя вместе с твоими пословицами! Уж целый час ты их плетешь, подвергая меня медленной пытке. Будь уверен, что в один прекрасный день эти поговорки доведут тебя до виселицы, твои вассалы выгонят тебя с острова или же среди них начнется восстание. Ну скажи, откуда ты их набираешь, невежда? Когда мне хочется привести кстати какую-нибудь пословицу, я тружусь и потею, как землекоп.

— Ей-богу, сеньор, — ответил Санчо, — ваша милость сердится понапрасну! И какого черта вам неможется оттого, что я пользуюсь собственным достоянием? Ведь, кроме пословиц, никакого другого капитала у меня нет. Вот и в эту минуту лезет мне в голову несколько штук, и все такие подходящие, ладные — ну прямо как груши в корзине; однако я их не скажу, потому что умею смолчать вовремя.

— Ты ужасный болтун. Санчо, но на этот раз мне бы хотелось знать, какие пословицы пришли тебе в голову, и притом так кстати. Я напрягаю свою память — а она у меня неплохая — и не могу подыскать ни одной.

— Да что лучше, чем эти, — сказал Санчо. — Под зуб мудрости пальца не подкладывай: коли скажут: скатертью дорога, а моей жены не обижай, слова не отвечай; кувшином ли по камню, камнем ли по кувшину — все едино. Пословицы, подходящие к случаю как нельзя более кстати. Это значит: тягаться с губернатором или с другим начальством все равно что подсовывать палец под зуб мудрости, тебе же больно будет. Никогда не возражай на слова губернатора, как не отвечаешь, когда тебе говорят: скатертью дорога. Что же касается пословицы о кувшине и камне, то смысл ее даже слепому ясен. Итак, кто замечает соломинку в глазу ближнего, обязан и в своем глазу заметить бревно, а не то про него скажут: покойница раненой испугалась; а вашей милости хорошо известно, что дурак у себя дома больше понимает, чем умник, живущий у чужих.

— Неправда, Санчо, — возразил Дон Кихот, — дурак ничего не понимает ни в своем, ни в чужом доме по той простой причине, что на основе глупости нельзя построить здания мудрости. Но довольно об этом, Санчо; если ты будешь плохим правителем, вина будет твоя, а стыд — мой. Однако я утешаю себя тем, что исполнил свой долг и дал тебе посильные советы и наставления. Я сдержал свое обещание, и на этом мои обязательства кончаются. Поезжай с Богом, Санчо, и да поможет он тебе в трудных делах правления. Пусть рассеются скорее мои тревоги. Боюсь я, как бы ты не полетел с губернаторского места. А между тем я мог бы предотвратить это несчастье, открыв герцогу, что, несмотря на твою толщину и важный вид, ты просто-напросто мешок, набитый пословицами и плутнями.

— Ну что же, сеньор, — возразил Санчо, — если вашей милости кажется, что я не гожусь в губернаторы, я не приму этой должности. Простым крестьянином, жующим хлеб с луком, я проживу не хуже всякого губернатора, смакующего каплунов и куропаток. К тому же, когда мы спим, мы все равны: и знатные и незнатные, и богатые и бедные. Скажу только одно: если вы, мой сеньор, подумаете хорошенько, то вспомните, что сами толкнули меня на губернаторство. Ведь я смыслю в губернаторствах и островах не больше дикого ястреба. Но если вы боитесь, что из-за этого губернаторства дьявол потащит меня в ад, то уж лучше мне оставаться Санчо и попасть в рай. Самая малая частичка моей души, величиной с черный край ногтя, для меня дороже всего тела.

— Честное слово, Санчо, — ответил Дон Кихот, — то, что ты сейчас сказал, ясно показывает, что ты достоин управлять тысячей островов. У тебя хорошее сердце, а без этого всякая наука бесплодна. Поручи себя милости Божьей и постарайся во всяком деле следовать первому побуждению твоего сердца. А теперь пойдем обедать, так как я думаю, что хозяева нас уже ждут.