Кому стоит прочесть:
Любителям современной российской прозы. И котиков. По признанию автора, «Дни Савелия» — это «признание в любви родному городу и дань памяти дорогим для меня кошачьим существам». Роман «Дни Савелия» — о котах и людях: и те, и другие играют чью‑то жизнь.
Почему стоит прочесть:
Вот как пишет Евгений Водолазкин о персонажах книги: «Их имена не овеяны славой, таких не берут в космонавты. За них не пьют стоя, и не их песням рукоплещет Ла Скала. Это — герои блистательного романа Григория Служителя „Дни Савелия“. Неброские, способные показаться серыми, они не рядятся в тоги и не встают на котурны. Несмотря на их малый рост, миссия их высока: они делают нас человечнее. Литературная котовиана продолжается».
Цитаты из книги:
«Читая „Дни Савелия“, ловил себя на мысли, что в этом романе автор стал полноценным котом. Занятие для столичного жителя нехарактерное, можно сказать — экзотическое, а вот для писателя — очень важное. Своим романом он доказал, что отныне может перевоплотиться в кого угодно, а мы, сидящие в партере, будем затаив дыхание следить за его превращениями. Будем плакать и смеяться. И радоваться тому, что в нашей литературе появился такой Савелий. Ну, и такой Григорий, конечно».
Евгений Водолазкин
«Да, я помню руки каждого. И правые, и левые. Память моя охватывает расстояние от кончиков пальцев до изгибов локтей, дальше все мешается.
Руки, пахнувшие несчастливостью, теплые руки старых женщин, отказывающихся мириться с одиночеством, на которое они обречены. Детские руки, не знающие опыта, времени, — эти были особенно грубы со мной. Для них я был придатком к той навязчивой нежности и приторной заботе, которыми они были окружены в их начальной поре. В противоположность им руки сильных здоровых мужчин на поверку оказывались гораздо обходительнее со мной. Потому что я был тем, чего они были лишены. Эти рабочие, охранники, полицейские, нищие и бродяги кормили меня на убой. Они узнавали во мне себя. Тех себя, какими они оставались внутри, но какими им было строго‑настрого запрещено оставаться во взрослой жизни. Эти мужчины бунтовали. Они не выдерживали ответственности и долга, которыми были отягчены по праву чьего‑то жребия, но им приходилось играть согласно правилам. Им приходилось до конца исполнять свои обязанности. Они тащили за собой глухой рояль величиной с пятиэтажный дом, набитый неудачами, неизрасходованной силой, обидами и злобой. Поэтому со мной они были особенно добры».
«Золотой песок на дне горной речки, который нам незачем выуживать из воды и просеивать сквозь сито. Это наша память друг о друге. Память — странная штука. Это мезальянс вечности и нашей временной теплоты. Небольшое, но бесценное богатство. Это трение глаз о звездное небо. Любовь моя. Единственная моя любовь. Ты единственная моя память. И она тянулась ко мне».
