Прочти первым: «Проект „Аве Мария“» Энди Вейера

Автор бестселлера «Марсианин» и остросюжетного научно‑фантастического боевика «Артемида» возвращается с новым романом. Писатель снова возвращается к излюбленным темам космоса и одиночества.

Главный герой по имени Райланд Грейс приходит в себя на борту космического корабля. Он не помнит своего имени и понятия не имеет, как здесь оказался. Единственное, что он знает наверняка, это то, что он спал, а сейчас проснулся и компанию ему составляет парочка мертвецов. Воспоминания приходят обрывочными картинками... Похоже, когда‑то он работал школьным учителем, а потом... черт, да что же случилось потом?

Посетители нашего сайта могут прочесть отрывок из романа уже сейчас, книга выйдет совсем скоро, следите за новостями.

Я вытащил обжигающе горячую упаковку с готовыми спагетти из микроволновки и, расположившись на диване, аккуратно снял с лотка защитную пленку, дабы выпустить пар. Я включил на телевизоре звук и прислушался к эфиру. Несколько коллег и пара друзей приглашали посмотреть передачу с ними, но я не собирался весь вечер отвечать на вопросы. Я хотел лишь спокойно посидеть у телевизора.

За всю историю человечества ни одно событие не приковывало к себе столько внимания. Больше, чем высадка на Луну. Больше, чем любой финал чемпионата мира. Все вещательные сети, стриминговые платформы, новостные сайты и местные телеканалы показывали одно и то же: прямую трансляцию NASA. Журналистка и пожилой мужчина стояли между рядами столов в зале управления полетами. На заднем плане мужчины и женщины в голубых рубашках всматривались в экраны компьютеров.

— Я Сандра Эллис, — произнесла журналистка, — и сейчас я в Лаборатории реактивного движения в Пасадене, Калифорния. Рядом со мной доктор Браун, глава Планетологического отделения NASA. — Доктор, какова ситуация на данный момент? — спросила она, повернувшись к ученому.

Доктор Браун прочистил горло.

— Около девяноста минут назад мы получили подтверждение, что «Арклайт» успешно вышел на орбиту вокруг Венеры. И теперь ждем первый пакет данных.

С тех пор, как специалисты JAXA объявили о проблеме Петровой, прошел адски тяжелый год. Однако все последующие исследования подтверждали выводы японских ученых. Время шло, и человечество желало знать, что происходит. Так стартовал проект «Арклайт».

Ситуация складывалась ужасающая, но сам проект был поразителен. И я, как фанат науки, в глубине души ликовал. «Арклайт» стал самым дорогостоящим беспилотным космическим кораблем из всех, когда‑либо созданных. Мир нуждался в ответах, и немедленно. В обычных обстоятельствах, если бы перед космическим агентством поставили задачу послать на Венеру зонд в течение года, ученые лишь рассмеялись бы в ответ. Но неограниченный бюджет творит чудеса. Соединенные Штаты, Европейский союз, Россия, Китай, Индия и Япония участвовали в финансировании.

—Расскажите нам о полете к Венере, —заговорила журналистка. —Что делает его таким трудновыполнимым?

—Основная проблема —топливо, —пояснил доктор Браун. —Существуют определенные стартовые окна, когда для межпланетных полетов требуется минимальное количество топлива. Однако для полета Земля‑Венера мы оказались вне такого окна. Поэтому пришлось доставить на орбиту гораздо больше топлива, чтобы «Арклайт» смог проделать свой путь.

— То есть это классический случай неудачно выбранного времени?

— Вряд ли вообще может быть удачное время для затухания Солнца.

— Точно сказано! Продолжайте, пожалуйста.

— По сравнению с Землей Венера движется очень быстро. Значит, чтобы ее догнать, нужно больше топлива.

Даже в идеальных условиях для полета к Венере требуется больше горючего, чем для полета на Марс.

— Надо же! Удивительно! Знаете, доктор, тут многие спрашивают: «Для чего возиться с полетом на планету? Линия Петровой огромна, дуга простирается от Солнца до Венеры. Почему бы не выбрать какую‑то точку посередине?»

— Потому что именно у Венеры линия Петровой достигает максимальной широты, сравнимой с диаметром самой планеты. А гравитацию Венеры мы можем использовать себе на благо. «Арклайт» совершит двенадцать витков вокруг планеты, собирая образцы вещества, из которого состоит линия Петровой.

— Как думаете, что это за вещество?

— Мы не имеем представления, — покачал головой доктор Браун. — Ни малейшего. Но надеюсь, вскоре получим ответы. По завершении первого витка «Арклайт» наберет достаточно материала для анализа в собственной лаборатории.

—И что мы сможем узнать сегодня вечером?

—Немногое. В бортовой лаборатории зонда лишь самое необходимое: микроскоп с большим увеличением и рентгеновский спектрометр. Главная цель миссии —доставка образцов на Землю. На возвращение с образцами домой «Арклайт» потратит еще три месяца. Бортовая лаборатория —лишь подстраховка на случай аварии на обратном пути.

—Как всегда, тщательное планирование, доктор Браун, —заулыбалась журналистка.

—Это наша работа.

Позади журналистки раздались радостные возгласы.

— Я слышу... — Она умолкла, ожидая, пока утихнут крики. — Я слышу, что первый виток завершен, и начали поступать данные...

На главном экране зала управления полетами появилось черно‑белое изображение. Картинка представляла собой серый фон с разбросанными по нему черными точками.

— Что мы сейчас видим, доктор? — прозвучал за кадром голос журналистки.

— Изображение, которое передает внутренний микроскоп, — отозвался доктор Браун. — Увеличение в десять тысяч крат. Черные точки порядка десяти микрометров в диаметре.

— Их мы и разыскивали?

— Полной уверенности пока нет, — ответил Браун. — Они могут оказаться обычными частицами пыли. Любой крупный источник гравитации вроде планеты всегда окружен облаком...

— Ни хрена себе! — неожиданно раздалось позади собеседников. Несколько сотрудников зала управления полетами ахнули от изумления.

— В Лаборатории царит приподнятое настроение, — попыталась сгладить неловкость журналистка. — Мы в прямом эфире, поэтому приносим извинения за...

— О, боже! — внезапно вырвалось у Брауна.

На главном экране стали появляться новые изображения. Одно за другим. Все примерно одинаковые. Почти.

Журналистка взглянула на экран и удивленно спросила:

— Эти частицы... двигаются?

На кадрах, последовательно сменявших друг друга, было видно, как черные точки меняют форму и перемещаются внутри скопления.

Журналистка откашлялась и произнесла фразу, которую многие назвали бы самым выдающимся преуменьшением за все столетие:

— Они напоминают крошечных микробов, вам не кажется?

— Телеметрию! — распорядился доктор Браун вместо ответа. — Не трясет ли зонд?

— Уже проверили, — отозвались из зала. — Вибрации нет.

— Направление потока устойчиво? — выкрикнул доктор Браун. — Может, дело во внешней силе? Магнитное поле? Статическое электричество?

В зале повисла тишина.

— Кто‑нибудь! — заволновался Браун.

Я выронил вилку прямо в спагетти. Неужели инопланетная форма жизни? Мне и впрямь так повезло? Быть свидетелем обнаружения человечеством внеземной жизни?! Ух ты! Конечно, проблема Петровой ужасает, но... черт! Инопланетяне!!! Это могут быть инопланетяне! Я с нетерпением ждал завтрашнего дня, когда смогу обсудить новость с детьми...

* * *

— Ангулярная аномалия, — объявляет компьютер.

— Черт возьми! — возмущаюсь я. — Мне почти удалось! Я почти вспомнил, кто я такой!

— Ангулярная аномалия, — твердит электронный голос.

Я выпрямляюсь и встаю на ноги. Судя по моему скромному опыту общения с компьютером, он вроде бы немного понимает мою речь. Как Сири или Алекса. Попробую поговорить с компьютером, как если бы обращался к одной из них.

— Компьютер, что такое ангулярная аномалия?

— Ангулярная аномалия: объект или тело, состояние которого признано критически значимым, отклоняется от ожидаемой траектории как минимум на 0, 01 радиана¹.

— И какое же тело аномально?

— Ангулярная аномалия.

Толку от компьютера мало. Я на борту космического корабля, а значит, аномалия связана с навигацией. Плохо дело! Как вообще управлять этой посудиной? Не вижу ничего, напоминающего пульт управления космическим кораблем (не то, чтобы я знал, как он должен выглядеть). На данный момент я обнаружил только «палату коматозников» и лабораторию.

Второй люк в лаборатории — тот, что ведет выше, — наверняка важен. Я словно в видеоигре. Исследуешь пространство, пока не наткнешься на запертую дверь. И тогда надо найти ключ. Но вместо того, чтобы рыться в книжных полках и мусорных баках, я вынужден копаться в собственной голове. Ведь «ключ» — это мое имя. В логике компьютеру не откажешь. Раз я не помню свое имя, то меня нельзя допускать к жизненно важным узлам корабля.

Залезаю в койку и ложусь на спину. Опасливо поглядываю на манипуляторы под потолком, но они не двигаются. Думаю, компьютер удовлетворен, что пока мне не требуется помощь. Закрываю глаза и погружаюсь в последнее воспоминание. Перед мысленным взором проносятся разрозненные фрагменты. Будто вглядываешься в старую поврежденную фотографию.

Я у себя в доме... нет... в квартире. Я живу в квартире. Она маленькая, но уютная. На стене фотография панорамы Сан‑Франциско. Никакой пользы. Я уже в курсе, что жил в Сан‑Франциско.

На кофейном столике передо мной упаковка готового обеда, разогретая в микроволновке. Спагетти. Жар проник в пищу неравномерно: слипшиеся куски ледяных макарон чередуются с обжигающей язык массой. Но я все равно ем — видимо, очень голоден.

Я смотрю по телевизору трансляцию NASA. В голове снова прокручивается репортаж, который я видел в предыдущей вспышке воспоминаний. И как я среагировал?

Я... очень обрадовался: «Неужели обнаружена внеземная жизнь? Надо рассказать детям!»

У меня есть дети? Одинокий мужчина, живущий в холостяцкой квартире, поедает обед, состоящий из единственной порции. Вокруг нет ничего женского. Нет даже намека на присутствие женщины в моей жизни. Я в разводе? Гей? В любом случае, в квартире нет ни малейшего признака того, что здесь обитают дети. Ни игрушек, ни фотографий на стенах или на каминной полке — ничего.

И слишком уж чисто. Дети вечно устраивают кавардак. Особенно, когда начинают жевать резинку. Все они проходят стадию жвачки — большинство уж точно — и постоянно лепят ее где ни попадя.

Откуда я это знаю? Я люблю детей. Ха. Интуитивно ощущаю. Я действительно их люблю. Они прикольные.

И общаться с ними очень интересно.

Итого: я холостяк, которому за тридцать, живу один в небольшой квартире. Детей у меня нет, но я их очень люблю. Ох, не нравится мне все это...

Учитель! Ну, конечно! Школьный учитель! Теперь я вспомнил! Слава богу! Я учитель.