Калейдоскоп эпохальных событий русской истории в романе «1916/Война и мир»
Глава VII. Футбол 1912 года. Немецкий день победы
Сборные России и Германии встретились в утешительных матчах. Отборочную игру россияне проиграли финнам 1:2. Финляндия выступала под российским флагом, но спортсменов прислала на Олимпиаду отдельно. И вот одна команда империи выбила из турнира другую. Германцам тоже не повезло. В матче против Австрии, пытаясь в прыжке перехватить угловой удар, их голкипер крепко столкнулся лоб в лоб с австрийским форвардом. В сознание он пришел только через полчаса и дальше играть уже не мог. Ах, если бы правила разрешали замену! Но пострадавшего просто пришлось унести с поля. Сборная Германии осталась вдесятером — и пропустила пять мячей в ответ на свой единственный гол.
Утешительная игра уже ничего не решала, и все же заинтригованная публика переполнила стадион.
Германцы были уверены в себе настолько, что выпустили на поле даже не самый сильный состав. Правда, все нападающие великолепно сыгрались, поскольку выступали за клуб Karlsruhe. Сборная Германии решила напоследок выплеснуть силы, накопленные для целого турнира, и вдобавок отыграться за обидное поражение от австрийцев.
С первых же минут на вратаря сборной России обрушился шквал ударов. Казалось, после бросков он даже не успевает подниматься и снова занимать своё место: слаженная машина германского нападения методично таранила и перемалывала русскую оборону. Форварды быстро пристрелялись, и в ворота начали влетать мяч за мячом.
Ужас, царивший на поле, постепенно передался трибунам. Цепенеющая публика безмолвно взирала на то, как германцы легко расправляются с защитниками сборной России — и пушечными ударами беспощадно расстреливают вратаря. Чуть не плакал юный Михаил Сумароков Эльстон, восходящая звезда российского и европейского тенниса. Угрюмо молчали стрелки Николай Мельницкий, Павел Войлошников и Георгий Пантелеймонов. Хрустел пальцами Николай Панин Коломенкин, чемпион прошлой Олимпиады. Избегали смотреть друг другу в глаза яхтсмены — Иосиф Шомакер, Александр Вышеградский и Эспер Белосельский с Эрнестом Браше. Свирепели от бессильной ярости конники — подпоручик Шарль фон Руммель, капитан Алексей Шиков и ротмистр фон Эксе...
Мертвенно бледный Дмитрий Павлович сидел в королевской ложе, вцепившись зубами в перчатку. Мария Павловна боялась взглянуть на брата, хотя смотреть на поле было тоже невыносимо. Она незаметно дала слугам знак — убрать ведерко с шампанским, которым собирались отметить окончание игры: такого избиения младенцев не ожидал увидеть никто.
Офицеры из команды конников и большинство участников российской делегации покинули стадион через двадцать минут позора, после четвертого гола в ворота сборной России. А потому не увидели следующих четырех, вколоченных с минутными интервалами...
На вторую половину матча обе команды вышли, как на эшафот, — с той лишь разницей, что одни полны были решимости казнить, другие же приготовились к неизбежному. И казнь состоялась.
Игроки сборной Германии продолжали уверенно давить физической мощью и сыгранностью. Индивидуальная техника российских форвардов была бессильна против несокрушимого монолита германской защиты. Измочаленный вратарь в перепачканной и мокрой насквозь оранжевой рубашке уже не мог прыгать: верховые мячи стали для него недосягаемыми.
Дмитрий Павлович едва сдерживался, не позволяя себе подняться, отшвырнуть кресло... Его удерживала мысль о том, что уйти сейчас, когда судьба матча уже решена, — это подлость. Великий князь представил себя на месте футболистов сборной России, которые попали в германскую мясорубку и отчаянно пытались сохранить лицо в безнадежной ситуации...
...и понял, что уйти невозможно. Он остался и вместе с командой оранжевых испил чашу позора до дна. Все это время Дмитрию Павловичу казалось, что зрители смотрят уже не на поле, а только на него — молодого красивого офицера, сидящего в ложе для почетных гостей; великого князя российского императорского дома, двоюродного брата Николая Второго и родного брата будущей королевы Швеции. А он бессилен был хоть как то помочь своей команде, хоть как то изменить ход игры. Дмитрий просто сидел истуканом и ждал конца, и каждый гулкий удар по воротам вонзался в него, как черная пуля, и рвал на части его тело и мозг...
Свирепые германцы вколотили России еще восемь мячей, не позволив ответить даже голом престижа. В момент, когда свисток рефери прекратил, наконец, этот позор, на табло красовался шокирующий, совсем не футбольный счет — 16:0.
Глава VIII. Санкт Петербург. Драка драке рознь
Сколько раз он видал это по молодости!
Бывать то случалось и в селах окрест родного Покровского, когда отец по делам крестьянским посылал; и в Тюмени, и в Тобольске, когда сам промышлял извозом...
Как затеются гулянья — народ веселый шатается по улицам туда сюда. Шелуха от семечек летит веером, гармони заливаются вперебор. И каждый каждому друг, а как не налить другу? Как не угостить, не проявить широту души?!
Но вот не поделят двое ерунду какую нибудь. Из за девки вертлявой поспорят, из за места на завалинке, или забрызганных хромовых сапог, или случаем задетого локтя. И вот уже слышится первая плюха, вторая...
Вдвоем дерутся недолго. Набегают еще и еще удалые бойцы, компания на компанию, глядь — и под бабий визг и мужицкий рык кулаками машет уже целая улица. Все бьются со всеми. Жестоко, истово, как против самого страшного врага бьются с теми, кого только что угощали, или наоборот — в глаза не видывали до тех пор, пока разок другой не съездили в рыло, не врезали по морде, не закатали в чуху...
Появляется, знамо дело, и полиция. Только не враги они себе: дураков то нету — соваться раньше времени. Не ровен час, залетишь под горячую руку какому нибудь кузнецу, или плотогону, или просто крестьянину. <...>
