Ищем ключ к разгадке «Тайны двух реликвий»

<...> Содержимое флешки выглядело странно. Во‑первых, там оказались не просто файлы с документами: база данных была загружена в специальную программную оболочку. Во‑вторых, многие документы имели гриф «Совершенно секретно» и прочие реквизиты, обозначавшие исключительную важность и уникальность. В‑третьих, информация о Зубакине разительно отличалась от того, что рассказывал Псурцев.

— Я хотел переслать всё это Мунину, — сказал Салтаханов и положил на журнальный столик матово блеснувшую металлическую флешку, — но он не отвечает на звонки, а главное, программная оболочка блокирует отправку файлов. И копировать тоже не даёт. Может, ты разберёшься?

Ева дёрнула плечом.

— Я не специалист. Давай посмотрим.

Она не стала вытаскивать свой компьютер из дорожного чехла и взяла в комнате Мунина старый ноутбук, который настраивал ещё Варакса. Ева собралась вставить флешку в порт, но Салтаханов сказал:

— Погоди. Главное, когда я залез в базу и стал листать документы, там включился обратный отсчёт.

— В каком смысле? — не поняла Ева.

— Чёрт его знает. Таймер в углу экрана. Столько‑то дней, столько‑то часов... И с каждой секундой всё меньше. — Салтаханов хмыкнул. — Конечно, не бомба, но всё равно неприятно. И документы по любому читаются только на самой флешке.

Ева включила ноутбук. Программная оболочка с флешки запустилась без проблем. На экране появились каталоги с документами. Таймер в углу экрана отсчитывал секунды в обратном порядке; Ева прикинула, что показатели обнулятся двенадцатого августа. Если данные и пропадут, это произойдёт ещё через три недели — зря Салтаханов так спешил. Она попыталась скопировать и отправить какой‑нибудь файл по электронной почте на собственный адрес. Программа не реагировала.

У Евы не было ни желания возиться с флешкой, ни времени на возню, да ещё с таким деликатным делом. Но она решила помочь Салтаханову и махнула рукой со словами:

— О’кей, попрошу знакомого, — имея в виду своего бывшего мужа.

После давнего развода бывший методично поздравлял её трижды в год: с днём рождения, днём Благодарения и Рождеством. За всё это время они виделись только раз, когда их обоих пригласили поработать в одном исследовательском проекте; таких штучных профессионалов на свете немного. Ева была знаменита как математический аналитик с феноменальным чутьём. Бывший муж — она звала его Бóрис, делая ударение на первом слоге, — славился как потрясающий программист и занимался искусственным интеллектом.

Борис был русским, уехал в Штаты накануне краха Советского Союза и поселился в Калифорнии, где процветал по сию пору. Несмотря на глухую ночь, он ответил на звонок в мессенджере и, судя по голосу, обрадовался Еве. С ним она тоже сразу перешла к делу. Борис попросил дать ему удалённый доступ к ноутбуку с флешкой. Несколько минут Салтаханов и Ева смотрели на экран, по которому сновал курсор; там возникали и пропадали меню, открывались чёрные окна, мелькали строчки программных кодов...

— Чёрт его знает, — вслед за Салтахановым сказал, наконец, Борис. Он велел включить видеосвязь, появился в окошке на мониторе и спросил Еву:

— Где ты вообще это взяла? Оболочка мощная и сама себя копировать не даёт... Ну, это мы ещё посмотрим. Я её сейчас немного раскурочу, загружу к себе и поковыряю. Придётся вам подождать. <...>