Пятничные чтения: «Кузены» Карен М. Макманус

Карен М. Макманус продолжает выдавать книги‑бестселлеры по версиям Amazon и The Washington Post. Со времен «Один из нас лжет» автору чрезвычайно удаются произведения для аудитории young adult. «Кузены» — великолепная история, удостоенная финала престижной Премии Эдгара Аллана По за лучшие произведения детективного жанра.

Малознакомых друг с другом двоюродных сестер и брата — Милли, Обри и Джона — родители посылают на остров к богатой бабушке. Состоятельная дама когда‑то лишила детей наследства и теперь, кажется, готова хоть чем‑то поделиться с внуками. Но на острове ребят ждет совсем не теплый прием. Бабушка, похоже, нашла способ поквитаться со всеми наследниками разом. Оказывается, у нее на то была веская причина...

Обри

Я вытягиваю пальцы к скользкой стене бассейна. Коснувшись ее, тут же разворачиваюсь и выхожу на финальный отрезок. Это мой любимый момент, когда, оттолкнувшись и вытянувшись, прорезаешь воду на чистом адреналине. Иногда я даже слишком увлекаюсь и выныриваю позже, чем надо, — «торможу», по словам тренера Мэтсон. Небольшая помарка в технике, но подобные мелочи и определяют — отличный ты пловец или просто хороший. Обычно я стараюсь за собой следить, но сегодня... Да я бы вообще так и осталась под водой, если бы могла!

Я наконец поднимаюсь на поверхность, хватая ртом воздух, и перехожу на брасс. Плечи горят, ноги движутся будто сами по себе, в приятном бездумном усилии, пока пальцы снова не касаются кафеля. Тяжело дыша, стаскиваю очки, вытираю глаза и смотрю на табло. Седьмое место из восьми, мой худший результат на двухсотметровке за все время. Пару дней назад я была бы просто раздавлена, но сейчас, видя, как тренер Мэтсон, уперев руки в бедра, смотрит туда же, охвачена только чувством злобного торжества. Так ей и надо!

Впрочем, все это уже не важно. Мне уже больше не участвовать в соревнованиях за нашу школу. Сегодня я пришла, только чтобы команду не дисквалифицировали.

Выбравшись из бассейна, я беру полотенце со скамьи. Заплыв на двести метров был последним в финальных соревнованиях сезона. Обычно меня снимает мама, выкладывая безбожно долгие видео на «Фейсбук», и я остаюсь у бортика, подбадривать участников эстафеты. Однако сегодня на зрительских местах меня никто не ждет, и сама я задерживаться тоже не собираюсь.

Шлепая мокрыми ступнями по плитке, я отправляюсь в пустую раздевалку и достаю спортивную сумку из шкафчика 74. Кидаю в нее шапочку с очками и натягиваю футболку и шорты прямо поверх купальника. Сую ноги во вьетнамки и набираю: «Неважно себя чувствую. Встретишь у дверей?»

Когда я вновь выхожу к бассейну, эстафета уже идет полным ходом. Все из команды, кто не участвует, вопят у бортика, меня никто не замечает. Внутри у меня все сжимается, глаза начинает щипать, но потом я вижу на обычном месте, возле вышки, тренера Мэтсон. Наклонившись вперед, блондинистый хвост на плече, она кричит: «Держать ритм!» Меня вдруг охватывает внезапное и почти непреодолимое желание броситься вперед и столкнуть ее прямо в бассейн. На секунду я позволяю себе помечтать, каково это будет, как субботняя толпа, заполнившая спортивный центр, вдруг онемеет от изумления. Все станут тянуть шеи, не веря своим глазам: «Это что, Обри Стори?! Какая муха ее укусила?! Вот уж от кого меньше всего можно было ожидать!»

И они правы. У меня кишка тонка. Поэтому я просто иду дальше.

У выхода маячит знакомая долговязая фигура — мой парень Томас. На нем подаренная мной футболка с символикой баскетбольной команды Портленда, темные волосы, как всегда к лету, коротко острижены. Я подхожу ближе, и напряжение внутри постепенно отпускает. Мы вместе с восьмого класса — в прошлом месяце как раз было четыре года, — и когда я прижимаюсь к груди Томаса, то словно погружаюсь в привычный уют теплой ванны.

Кажется, про ванну — это даже слишком буквально.

— Ты вся мокрая, — говорит Томас, высвобождаясь, и недоверчиво оглядывает меня с головы до ног. — Говоришь, неважно себя чувствуешь?

За все время нашего знакомства я, может быть, только разок простужалась. Ко мне никакая зараза не пристает, просто на удивление. «Ты не в Стори, — всегда со вздохом говаривал отец. — Нас малейший намек на вирус способен надолго уложить в постель». В этом звучала чуть ли не похвальба. Как будто их семья — какие‑то редкие и хрупкие тепличные растения, а мы с мамой — сорная трава, которой все нипочем.

От мысли об отце внутри снова все будто узлом стягивает.

— Просто легкое недомогание, — говорю я.

— Ты, наверное, от мамы заразилась.

Так я объяснила ему вчера свою просьбу подвезти меня — мол, мама приболела. Утром, по дороге в спортивный центр, тоже не стала ничего рассказывать. Просто не могла подобрать слов. Однако сейчас, подходя к машине, я чувствую, что мне просто необходимо поделиться, и с облегчением ловлю на себе озабоченный взгляд Томаса. Сейчас он спросит: «Что‑то случилось?», и я все ему выложу.

— Тебя ведь не стошнит? — говорит он. — Я только пропылесосил салон...

Обманутая в своих ожиданиях, я дергаю дверцу.

— Нет. Просто голова болит. Немного полежу, и все пройдет.

Он кивает, не замечая моего разочарования:

— Тогда я отвезу тебя домой.

Кхм. Домой... Второе место после спортивного центра, где мне меньше всего хочется быть. Однако придется выдержать еще несколько недель до отъезда на Чаячий остров. Надо же, как это странное и нежданное приглашение стало вдруг желанным избавлением...

Томас заводит двигатель, и я достаю телефон, чтобы проверить сообщения от двоюродных брата и сестры в нашем групповом чате. Написала только Милли — запостила свой график поездки и спросила: «Может, попробуем все попасть на один паром?»

Я, как получила письмо от бабушки — папа тут же решил, что я соглашусь безо всяких вопросов, — сразу нашла их обоих в интернете. Милли отыскать в соцсетях труда не составило. Я отправила ей приглашение дружить в «Инстаграме», и она тут же его приняла. У нее куча фото с подругами, все — просто загляденье, но она из них самая красивая. В ней чувствуется японская кровь, и она куда больше моего похожа на настоящую Стори — хрупкая брюнетка с большими выразительными глазами и потрясающими точеными скулами. Я, наоборот, пошла в маму — светлые волосы, веснушки, крепкое телосложение. От изящной бабушки мне досталось только родимое пятно винного цвета на правом предплечье — у нее практически такое же на левой кисти.

Как выглядит Джона, я не знаю. Мне удалось отыскать его только на «Фейсбуке» — там у него на аватарке изображение ДНК и всего семь друзей. Я в их число не вхожу, поскольку мое приглашение он так и не принял. В чате он в основном только ноет и жалуется, злясь из‑за поездки на Чаячий остров куда больше нашего. Пока Томас выруливает с парковки, я отвлекаюсь, листая вчерашнее обсуждение.

Д ж о н а: Что за бред! Я вообще должен был ехать летом в лагерь.

М и л л и: Ты что, вожатый?

Д ж о н а: Не в такой лагерь, в научный. Туда очень сложно попасть, конкурс огромный, а теперь придется отказаться!

Д ж о н а: И чего ради? Чтобы за гроши драить туалеты, работая на женщину, которая ненавидит наших родителей и нас, скорее всего, тоже.

О б р и: Мы не будем драить туалеты. Ты что, не читал письмо Эдварда?

Д ж о н а: Кого?

О б р и: Эдварда Франклина. Координатора по найму временных работников. Там куча вакансий, есть из чего выбрать. Я, например, буду спасателем.

Д ж о н а: Прямо завидки берут.

М и л л и: Обязательно быть таким придурком?

М и л л и: И кто вообще так говорит? Тебе что, 80?

Потом они препирались еще минут десять. Я не вмешивалась. Конфронтация — это не мое.

Последний раз я видела кого‑то из родственников по линии Стори вскоре после переезда в Орегон. Тогда к нам вдруг заявился на выходные самый младший из братьев отца, дядя Арчер. Своих детей у него нет, но немедленно по прибытии он плюхнулся рядом со мной на пол и с видом знатока принялся помогать мне строить город из «Лего». Через пару часов дядюшку стошнило в коробку с игрушками — до меня только недавно дошло, что он все это время был просто пьян.

Папа, когда он еще время от времени о них рассказывал, называл себя с братьями и сестрой «четырьмя А». Адам, Андерс, Аллисон и Арчер, все погодки. У каждого в семье было свое амплуа: Адам — многообещающий спортсмен, Андерс — блистательный оригинал, Аллисон — сдержанная красавица, Арчер — очаровательный проказник.

Дядя Андерс, отец Джоны, единственный из всех не унаследовал семейной красоты. На старых фотографиях он невысокий, тощий, с грубыми чертами лица, косыми стрелками бровей и вечно искривленными в ухмылке тонкими губами. Когда я читаю, что пишет Джона, то представляю его себе таким же.

Я собираюсь уже убрать телефон, когда выскакивает новое сообщение от Милли — личное, только для меня. Это первый раз, до этого мы общались только втроем в чате.

«Обри, хочу спросить: только мне кажется, что Джона полный козел?»

Слегка улыбнувшись, я печатаю в ответ: «Нет, не только». Открываю бардачок, где Томас специально держит что‑нибудь перекусить, и вытаскиваю упаковку печенья с коричным сахаром. Не самое мое любимое, но желудок после соревнований буквально сводит от голода.

М и л л и: То есть понятно, что никто от этого не в восторге. Я, конечно, не собиралась в лагерь для гениев, но все равно у меня нашлось бы занятие поинтереснее.

Прежде чем я успеваю ответить, выскакивает еще одно сообщение — теперь в нашем групповом чате.

Д ж о н а: Мне это время неудобно, и вообще не вижу смысла приезжать всем вместе.

М и л л и: Госсспд, почему он такое чмо???

Д ж о н а: Не понял?!

М и л л и: ...

М и л л и: Упс, не туда написала.

М и л л и (в личном чате со мной): Втф...

Я, с набитым ртом, давлюсь от хохота. Томас косится на меня:

— Что смешного?

— Да Милли, моя двоюродная сестра, — отвечаю я, проглотив наконец печенье. — Думаю, мы с ней поладим.

— Это хорошо. Хоть лето пройдет не совсем впустую.