Жизнь советской девушки

5 причин купить книгу

1. Переиздание посвящено памяти автора. Татьяна Москвина (1958–2022 года жизни) — знаменитый арт‑критик, более 30 лет фиксировавший художественную жизнь страны в умных, едких и внимательных статьях. Она была известна, ее любили и ненавидели, но неизменно прислушивались к ее мнению.
2. Любовь и секс в СССР. В биографическом романе Москвина остроумно и наблюдательно рассказала о взрослении женщины в стране, где о поле и гендере лишь стыдливо упоминалось. Пробуждение чувств, первый сексуальный опыт, рождение ребенка, взаимоотношения с мужчинами... Вечные темы, изложенные на фоне эпохи застоя.
3. Жизнь в интерьерах советского. Москвина подробно зафиксировала малейшие детали быта 1960–1980 годов: одежду, обстановку, разговоры, умонастроения. Ее книга — настоящий слепок эпохи.
4. Богемная среда. Москвина — выпускница театроведческого факультета Ленинградского государственного института театра, музыки и кинематографии — рассказывает о быте и нравах театрального Ленинграда в тот период, когда в нем уже блистали одни знаменитые актеры и только учились другие.
5. Особый стиль. Критика Москвиной всегда была узнаваема: остроумие, едкость, внимательность и небывалое личностное обаяние выделяли ее статьи на фоне других. В книге авторский стиль достиг вершины. Это умный и смешной роман, наполненный афоризмами талантливой создательницы.

Избранные цитаты

«Это я.

Это я несколько десятилетий тому назад — с отчаянным туманом в голове, зачитавшаяся до одури, бредущая по городу...

Видимо, такие всегда были, есть и будут — наверное, существует норма в процентах. Я думаю, процентов пять—семь от общего числа...»

«Бабушка бросилась на моё спасение с такой свирепой мощью, что подступившие к моему тощему тельцу, сладострастно осклабившиеся демоны, которым поручили затушить искру, потенциально опасную для тьмы, бежали в испуге. Я вообще не представляю себе сущности, посюсторонней или потусторонней, которая не шуганулась бы от моей Антонины Михайловны. Это в полном смысле слова была та самая „чёртова бабушка“, с которой поопасился бы связываться сам Вельзевул».

«Поразительная, фантастическая беспечность была, конечно, следствием инфантильной романтичности. Интеллигентные девочки умом располагались как бы вне действительности. Неприятности с телом ощущались и переживались, но не переворачивали сознание. Ну да, вот такая жизнь — где, в общем, всех имеют. Если тебя в тринадцать лет заставляют идти на общую школьную линейку, где надо слушать про гневное осуждение всем народом А. И. Солженицына, то чего ждать от этого мироустройства в пятнадцать—восемнадцать?»

«[Я] побывала во всех театрах Ленинграда. В БДТ мне особенно полюбился ядовитый Олег Борисов, Александринка (тогда — Театр драмы имени Пушкина) оставалась стабильно мёртвой, в Ленсовета идти не на Фрейндлих было загадочным поступком, а вот МДТ (нынешний театр Европы Додина) не только мне казался живым оригинальным театром, где попеременно ставили Ефим Падве и Лев Додин. Я была подкована и нетерпеливо дёргала обременённой знаниями головой».

«Как‑то, уже в девяностых, я сидела в редакции журнала „Сеанс“ на Ленфильме и что‑то кропала, а рядом сидела Люба Аркус, главный редактор „Сеанса“, прозвище Маманя, и тоже над чем‑то пыхтела в своём компьютере.

— Слушай, Москвина, — решила Маманя. — Давай сейчас ещё поработаем, а потом пойдём в кафе, немного выпьем...

— Эх, Маманя, — отвечала я, — немного выпить, слегка влюбиться — это, Маманя, не наш фасон!»

«Но родиться женщиной в СССР в конце пятидесятых — это была неординарная задача и сильно на любителя. Быть женщиной в патологически идеологизированной стране, которая торжественно отреклась от традиции, опыта предков, здравого смысла („предрассудки“!) — это вам не в Индии коровушек пасти».