Советская литература: мифы и соблазны

Цитаты

Николай Чуковский вспоминает, как Хармс попросил его однажды обязательно пойти домой вместе из «Детиздата», — они жили по соседству. Он долго ждал Николая Чуковского, тот никак не мог закончить свои дела и предложил Хармсу поговорить тут же, в издательстве.
Нет, — ответил он, — мне нечего вам сказать. Просто я пришел сюда в цилиндре, и за мной всю дорогу бежали мальчишки, дразнили меня, толкали. И я боюсь идти назад один.
«Зачем же он ходит в цилиндре, если цилиндр доставляет ему столько неприятностей?» — подумал Чуковский. А дело в том, что цилиндр имел для Хармса особое сверхлогическое значение, как и часы «Павел Буре». Это были обычные жилетные часы, подаренные Хармсу матерью, но они были подвешены на гвоздике в комнате и под ними было подписано:
«Эти часы имеют особое сверхлогическое значение». И поди тут что-нибудь возрази!

Случай Маяковского — это случай сильнейшего невротизма, невротизации, невроза (синдрома навязчивых состояний), когда больной или условно здоровый окружает себя сетью условий, которые он себе ставит, которые он должен непременно выполнять. В той или иной степени, хотя бы в виде религиозного чувства, требующего отправления каких-то ритуалов, это присутствует у каждого. Сверхчеловек, особо одаренный человек, окружает себя невероятным их количеством. Как Пушкин, который был болезненно суеверен и зависим от множества внешних обстоятельств. Как Маяковский, который с самого начала демонстрирует колоссальное количество этих самых обсессий. Самая из них известная и многократно описанная — это непрерывное мытье рук, это страх прикосновения в чужой руке, страх перед рукопожатием, это мания гигиены (Маяковский пил из собственного плоского стакана, а Хармс вообще носил с собой весь личный набор посуды, чем совсем уж осложнял свою жизнь), мания чистоты, чистюльства.

Много говорят о пелевинском буддизме, о пелевинском интересе к «сияющей пустоте», о пелевинском и гребенщиковском взаимном влиянии, но все эти разговоры ведутся, как правило, для того, чтобы подчеркнуть собственную эзотерическую продвинутость. На самом деле «Чапаев и Пустота» — это роман о том, как Чапаева, русского народного героя, мифического персонажа из анекдотов, русского бодхисаттву, поглощает пустота. Пустота, которая образовалась на месте ранее существовавшей могучей и интересной страны.

Павел Петрович Бажов в какой-то степени был главным советским писателем, потому что придумал для СССР фольклорное обоснование. Это была задача, над которой работала так или иначе вся советская литература, — найти корни, найти миф для советской власти. Справился с этой задачей один Бажов, и, как ни странно, его прихотливое здание с малахитовыми колоннами продолжает стоять до сих пор, благополучно перестояв советскую империю.